Мухасаба (Muhasaba). Процесс различения между тем, что имеет для нас высшую ценность, и тем, что бренно и скоротечно, воплощен в суфийской практике муха-саба, или исследовании совести. Хотя, как я уже говорил, к этому прибегают в самом начале уединения, полезно проанализировать свои ценности и идеалы и в его конце, ибо часто истинная духовная трансформация может вызвать революционные изменения во взглядах человека и расстановке приоритетов. Хазрат-Инайят-хан не раз рассказывал о том, как пробуждение сознания вызывает смещение от тех ценностей, к которым обычно стремятся люди, к тому, что важно на самом деле. Ибо, когда мы пробуждаемся для величия небес, — говорит он, — оказывается, что вещи, которые когда-то были столь важны для нас, вдруг потеряли всякое значение; то, что волновало, стало восприниматься спокойнее; то, что когда-то имело ценность, утратило ее совсем.
Подобная переоценка ценностей и лежит в основе практики мухасаба. Это работа не столько с сознанием, сколько с совестью, — искусство отличать то, что имеет подлинную ценность, от того, что по природе бренно и мимолетно. В действительности, чтобы поднять сознание над ограничениями повседневной жизни, нужно уделять больше внимания тем вещам, которые представляют для нас истинную ценность. С духовной точки зрения — это все равно что сбросить балласт, который держал нас в плену Земли, и позволить взлететь своей душе. С течением жизни многие теряют из виду ценности своей молодости — те идеалы, которые мы лелеяли, когда были моложе и наивнее. Возможно, это случается не со всеми, но лично меня учили, что Бог прекрасен и что человеку в жизни нужно стремиться к чему-то возвышенному. Однако, так или иначе, реальная жизнь вносит свои коррективы. Постепенно мы начинаем сомневаться в наших высоких стремлениях и теряем к ним доверие.

Когда вы начинаете процесс исследования своей совести, полезно сопоставить свои повседневные действия с идеалами вашей молодости и понять, важны ли они для вас по сей день. А теперь спросите себя, что вы делаете для того, чтобы жить в соответствии со своими идеалами. Прежде всего, вы не можете жить в соответствии с ними, если не знаете, каковы они. Поэтому следует начинать мухасаба с серии вопросов, которые помогут вам расставить жизненные приоритеты, например: «Какие ценности я готов отстаивать?» или «Чем мотивируются принимаемые мною решения и подходы к решению моих проблем?» и «Что я ценю больше всего остального? Чего я хочу добиться в жизни?» Эти вопросы помогут понять свои индивидуальные особенности и истинную цель в жизни. Порой какое-то конкретное занятие или идеал нажимает внутри нас некую кнопку опознания, подсказывая нам: «Вот это —я», — и тогда становится ясно, что же мы по-настоящему ценим.
Для того чтобы облегчить этот процесс, вы можете составить каталог своих ценностей. Для кого-то высшая в жизни ценность — музыка, а для другого важнее всего самоотверженность и польза, которую он приносит людям. Для кого-то высшая ценность — способность проявлять сострадание. Еще одна из важнейших задач человечества — борьба с вульгарностью и наполнение жизни красотой, — не только зримой красотой, но и той, которая кроется в благородных действиях. Кто-то одержим страстью построить прекрасный мир среди уродства и вырождения. Кто-то ценит величие — способность благородных людей быть верными высочайшим идеалам. Некоторые все еще лелеют идеал восстановления святости десакрализованного мира.
Многим мухасаба помогает понять, что ими движет потребность открыть смысл жизни. Лишь этим человек может оправдать свои попытки пробудить человечество к благоговению перед тайной бытия.
Пробуждая в себе Божественное Сознание, стоит соотнести наши ценности с нуждами всего человечества. Дэвид Бом, физик, как-то сказал, что в будущем творчество будет иметь значение только в том случае, если оно будет обращено ко всему человечеству. Я бы выделил четыре категории ценностей, которые станут определять духовность будущего: полезные практические достижения; реализация своего творческого потенциала; постижение смысла жизни; пробуждение для преобразующего воздействия Священного на человека.
Процесс формулировки и провозглашения ценностей, которые мы отстаиваем, неизбежно приводит нас к вопросу, отвечает ли этим идеалам вся наша жизнь или мы провозглашаем их только на словах. Мы склонны оправдывать себя. «Обстоятельства не позволяют мне следовать своим идеалам», — говорим мы себе.
Единственный способ убедиться в том, что мы делаем все возможное для утверждения своих ценностей в реальных жизненных ситуациях, — спросить себя: «Что я готов сделать, чтобы отстоять эту ценность?» Если мы не готовы сделать ничего, то это не истинная ценность, а абстрактный идеал. Для того чтобы ответить на этот вопрос, мы должны быть абсолютно честны перед собой. Мы должны научиться отличать свои личные потребности и мотивации от идеалов.
До какой степени мы готовы жертвовать ради защиты своих ценностей личными потребностями? Возможно, что-то просто доставляет нам удовольствие — например, гребля или теннис. Вместе с тем у нас есть ценности, которым мы придаем большее значение, — предположим, борьба за освобождение узников совести. Если нам придется выбирать, отдадим ли мы предпочтение тому, что ценим выше? То есть пожертвуем ли мы тем, что ценим ниже? Если мы не готовы к этому, то наши ценности фиктивны.
Именно о такой моральной честности Хазрат-Инайят-хан сказал: «Разбейте свои идеалы о скалу правды». Мы можем формулировать любые идеалы, но они никогда не превратятся в истинную мотивировку наших действий, если мы не будем готовы к тому, что для их воплощения нам придется чем-то пожертвовать. Однако при проведении подобного самоанализа следует соблюдать меру и не судить себя слишком строго. Ведь если мы будем полностью отказывать себе в исполнении личных желаний, мы начнем жалеть себя и не сможем испытать той радости, которая необходима человеку при воплощении высоких идеалов. Это вопрос личной совести, и каждый решает его по-своему. Чтобы убедиться в том, что мера соблюдена, постарайтесь взглянуть на себя со стороны — объективно, без предубеждений, оправданий или самобичевания — и задать себе при этом простейший вопрос: «Почему я делаю то, что делаю?» Таким образом мы можем установить равновесие между теми идеалами, которые мы действительно хотим воплощать, и личными нуждами, не удовлетворив которые мы чувствуем себя несчастными.

Этот моральный процесс можно распространить и на взаимоотношения с другими людьми, спросив себя, чем мотивируются такие наши отношения с людьми, как дружба, интимные связи. Поддерживаем ли мы их ради собственного благополучия или, возможно, ради благополучия другого человека? Не прибегаем ли мы к манипуляциям? Честны ли мы? Можно задавать подобные вопросы и другим людям, глубже исследуя свои ожидания от взаимоотношений или выражая разочарование тем, что эти ожидания не оправдываются. К сожалению, слишком часто оказывается, что мы участвуем в общественной жизни лишь потому, что хотим получить от нее что-то лично для себя. Чрезмерная активность может достичь такого уровня, когда она будет мешать нашей реализации. И мы никогда не обретем ту красоту, для которой рождены, если мотивировкой наших действий будет только стремление к личной выгоде за счет других.
Кульминация процесса мухасаба в том, чтобы увидеть в наших благородных порывах стремление Божества к реализации. Осознать этот импульс, движущий нас к осуществлению жизненной цели, мы можем с помощью образа воронки, широкий конец которой представляет Божественное, а узкий — ваше личное эго. Чем глубже мы осознаем те моральные проблемы и трудности при принятии решений, которые лежат между большим и малым или Божественным и человеческим измерениями, тем ближе мы подходим к пробуждению в нас Божественного сознания. Ибо нет сомнения, что стремление к идеалу дает нам духовную силу, превращая нас в героев.
Стремление к достижению личных целей тоже дает нам силу, но здесь скрыта опасность, что эта сила может развратить человека, поощряя в нем склонность к деспотизму и манипулированию окружающими, — мировая история изобилует множеством подобных примеров. Но это не истинная сила. При встрече с истиной эта фальшивая сила неизменно увядает, как падали духом, представая перед следственной комиссией, нацистские военные преступники. Но у нас есть пример Христа, Который не дрогнул перед мощью Римской империи.

В аравийской пустыне живет царевич Заххок. Оборотень Эблис совращает его. Заххок убивает родного отца и овладевает троном. После этого Эблис, обернувшись поваром, вновь предстает перед Заххоком и соблазняет его лакомыми яствами.

И молвил Заххок: «За такое старанье
Что хочешь проси, обещаю заране».
А повар ему: «Благосклоннейший царь,
Да будешь ты счастлив и ныне, как встарь!
К тебе мое сердце пылает любовью,
Твой лик мне приносит и жизнь и здоровье.
Скажу я по правде – желание есть,
Боюсь одного – велика будет честь.
Прости мне мои дерзновенные речи,
Хотел бы я облобызать твои плечи!»
Когда услыхал эту просьбу Заххок
(А умысла беса постичь он не мог),
Промолвил: «Твоя да исполнится воля!
Кто знает, какая дана тебе доля».
И, выслушав дэва хитрейшую речь,
Дозволил коснуться лобзанием плеч.
Мирволил он бесу, как близкому другу,
Ему благодарен он был за услугу.
И тотчас же бес под землею исчез,
Никто не запомнит подобных чудес!
О горе! Из плеч поднимаются змеи
И, черные, вьются вкруг царственной шеи.
Что делать Заххоку? Срезает он змей…
Но тут не конец еще сказке моей.
Вновь черные змеи, как ветви на ивах,
Растут на плечах, столь доселе спесивых.
Немало сходилось искусных врачей,
Немало велось многомудрых речей:
Какие заклятия будут полезней,
Как лечат царей от подобных болезней.
Эблису быть оборотнем нипочем,
И он обернулся ученым врачом.
И молвил царю: «Дело трудное, ясно!..
Что змей убивать и калечить напрасно?
Их нужно кормить, ублажая едой,
Иначе не справишься с лютой бедой.
А пища для змей – всем известно от века –
Одна лишь и есть: это мозг человека».
Скажите: чего же хотел сатана,
Зачинщик неправедных дел, – сатана?!
Быть может, он думал: «Заххоку внушу я,
Чтоб он обезлюдил всю землю большую».

Заххок послушался Эблиса и стал приносить в жертву змеям мозг юношей: только это успокаивало змей. Вскоре Заххок во главе большого войска вторгся в Иран, сверг и казнил царя Джамшеда. Семисотлетнему царству справедливости наступает конец. В стране воцаряется гнет и произвол. Малолетний сын Джамшеда – царевич Фаридун – скрылся. Вся страна в страхе. Но неспокоен и Заххок. Он знает, что может явиться Фаридун, законный наследник престола, и тогда – конец Заххоку.

Так думой о недруге, о Фаридуне,
Томился Заххок, ждал забвения втуне.
Уныло согнулся прямой его стан – Смертельной боязнью был царь обуян.
Однажды, воссевши в палатах на троне
Из кости слоновой, с алмазом в короне,
Созвал отовсюду он знатных вельмож
(На них не надеяться – так на кого ж?)
И рек, обращаясь к любимым мобедам:
«О вы, что привыкли к боям и победам!
Есть в мире противник один у меня,
Об этом все шепчут средь белого дня.
Врага я и слабого не презираю,
А с грозной судьбой никогда не играю.
Мне войско огромное нужно теперь.
Чтоб не было невозвратимых потерь,
Из пери и дэвов хочу я собрать
Несметное войско, великую рать.
И вы мне поможете в том, без сомненья.
Я долго терпел, но не стало терпенья.
Теперь же составить посланье пора
О том, что я сеял лишь зерна добра,
Что были мои справедливы законы,
Что я правосудью не ставил препоны».
Хоть были вельможи правдивы, но страх
Сковал слово правды на рабьих устах.
И нехотя все подписали посланье,
Покорно исполнив тирана желанье.
И вдруг во дворце прозвучал в этот миг
Молящий о помощи, жалобный крик.
Немедленно позван был к трону проситель,
Поставлен меж знатных. И молвил властитель,
Нахмурившись, словно о чем﷓то скорбя:
«Поведай нам, кто обижает тебя?»
Тот крикнул, земли под собою не чуя:
«Зовусь я Кова, правосудья ищу я!
Я с жалобой горькой к тебе прибежал,
Ты в сердце вонзаешь мне острый кинжал.
Когда ты неправды и зла избегаешь,
Зачем ты на гибель детей обрекаешь?
Шах, я восемнадцать имел сыновей, –
Один лишь остался под кровлей моей.
Оставь мне последнего, шах бессердечный,
Души не сжигай мне разлукою вечной.
Скажи: в чем виновен я, мрак разгони,
А если невинен – меня не вини.
О, сжалься над бедной моей головою,
Не дай мне поникнуть иссохшей травою!
Ты видишь, как старость согнула меня,
Ослаб и качаюсь, от горя стеня.
Прошла моя молодость. Где мои дети?
Ведь крепче, чем с ними, нет связи на свете.
Есть мера и край у обиды и лжи,
Причину насилья поведай, скажи,
Коль есть у тебя для злодейства причина.
Оставь мне, властитель, последнего сына.
Простой человек я, смиренный кузнец,
Не лей на меня раскаленный свинец!
Ты царь наш, хотя и в обличье дракона,
Нельзя же казнить без суда и закона!
Семи поясов ты земных господин –
Зачем же тебе и последний мой сын?
Настала пора посчитаться с тобою, –
Да будет весь мир нашим правым судьего!
Быть может, покажет наш праведный счет,
Зачем для меня наступил сей черед,
И я осужден был доставить покорно
Сынов моих мозг для змеиного корма».
Заххок изумленно смотрел на Кова,
Впервые такие он слышал слова…
Последнего сына отцу возвратили,
Осыпали ласками, всласть угостили.
А после изволил Заххок приказать,
Чтоб дали посланье Кове подписать.
Едва лишь прочел он, как в гневе великом
Старейшин смутил он неистовым криком:
«Вы – беса подножие! – крикнул кузнец. –
Вы совесть изгнали из ваших сердец!
Идете вы в пекло дорогой прямою,
Он души окутал вам ложью и тьмою.
Не дам я свидетельства, не подпишусь,
Тирана жестокого не устрашусь».
Так молвил он и, трепеща возмущенно,
Посланье порвав, растоптал исступленно
И с юношей﷓сыном ушел из дворца,
И долго звучал еще голос отца…
Тут льстиво к царю обратились вельможи:
«Властитель земли, ты, что всех нам дороже!
Не смеет над царской твоей головой
Дохнуть ветерок даже в день грозовой, –
Зачем же ты речи внимал своенравной?
Зачем же ушел он с почетом, как равный?!
Посланье – союз наш с тобой – разорвал.
Мятежник! Тираном тебя называл!
Ушел он, исполнен обиды и мести,
Душой – с Фаридуном﷓царевичем вместе.
Гнуснее безумства не видывал свет,
Подобного не было в мире и нет.
Неведеньем нас, повелитель, не мучай
И нам объясни сей неслыханный случай!»
«Послушайте, – царь отвечал им, – друзья,
Вам дивное диво поведаю я:
Едва появился кузнец на пороге
И крик услыхал я, в невольной тревоге,
Как тотчас в палате, где столько добра,
Железная встала меж нами гора.
Когда ж заломил он в отчаянье руки,
Удар ощутил я и вздрогнул от муки.
Не знаю, что ждет нас, мы – рока рабы,
Неведомы предначертанья судьбы».
Кузнец между тем у дворца, разъяренный,
Базарною шумной толпой окруженный,
Взывал к правосудью, народ поднимал,
И каждый горячим реченьям внимал.
Он кожаный фартук сорвал непокорно
(Тем фартуком он прикрывался у горна),
На пику надел и подъял его вверх,
Чем всех предстоящих в смятенье поверг,
Подъял, точно стяг, и пошел, восклицая:
«Эй, люди, как вы, почитаю творца я!
Внемлите же: кто Фаридуну не враг,
Кто хочет повергнуть насилье во прах,
Тот пусть, не страшась, поспешает за мною
Туда, где нет места палящему зною.
Бегите! Зачем вам дракон Ахриман?
Создателю мира враждебен тиран!
А бедный мой фартук сослужит вам службу,
Сказав, где найдете вражду или дружбу».
Был ведом Кове Фаридуна дворец,
И толпы повел справедливый кузнец.
И вот – из палат молодого владыки
Навстречу летят дружелюбные клики…
А кожаный фартук взял царь молодой,
Сочтя своей доброй, счастливой звездой,
Убрал его римской парчою на диво,
Узор из камней подбирая красиво,
И поднял, как лунный блистающий диск,
Как башню надежды, мечты обелиск.
Назвал его: «Знамя Ковы», и отныне
Все стали простой поклоняться святыне.
С тех пор каждый царь, восходящий на трон,
Наследник издревле носимых корой,
Кузнечному фартуку нес приношенья:
Алмазы и жемчуг, шелка, украшенья.
И знамя Ковы зацвело навсегда, –
Так ночью, как солнце, блистает звезда.
К звезде устремились усталые вежды,
Для мира она – воплощенье надежды.