В теме Пир Семи Мудрецов приведены краткие сведения о величайшем мыслителе, посвящённом в тайны мира, античном, глубоком философе, чьё имя знает каждый человек. Пир Семи Мудрецов [ 123 … 678 ] В этой теме познакомимся ближе с биографией, трудами мудреца и наследием.
Платон — первый философ, чьи сочинения сохранились не в кратких отрывках, цитируемых другими, а полностью.
Философия Платона почти вся пронизана этическими установлениями: в его диалогах рассматриваются такие вопросы как: природа высшего блага, его осуществление в поведенческих актах людей, в жизни общества. Нравственное мировоззрение Платона развивалось от «эвдемонизма» (Протагор) к идее абсолютной морали (диалог «Горгий»). В диалогах «Горгий», «Теэтет», «Федон», «Республика» этика Платона получает аскетическую ориентацию: она требует очищения души, очищения от мирских удовольствий, от преисполненной чувственных радостей светской жизни.
Задача человека в том, как об этом говорил Пифагор, чьим наследником являлся Платон, чтобы возвыситься над беспорядком (несовершенным чувственным миром) и всеми силами души стремиться к уподоблению Богу, который не соприкасается ни с чем злым («Теэтет»); в том, чтобы освободить душу от тирании всего телесного, сосредоточить её на себе, на внутреннем мире умозрения, духотворчества и иметь дело только с истинным и вечным («Федон»). Платону характерна и примиряющая эвдемоническая позиция, которая излагается в диалогах «Филеб» и «Законы».
Эвдемони́зм (др.-греч. εὐδαιμονία — процветание, блаженство, счастье) — этическое направление, признающее критерием нравственности и основой поведения человека его стремление к достижению счастья. В восточной философии к эвдемонистическому учению можно отнести буддизм с его постулатом об избавлении от всех страданий с целью достижения нирваны.
Во всех произведениях Платона подразумевается существование Богов, стремление к идеалу в высшей красоте и вечной полноте бытия.
Принято считать, что Платон является одним из основателей идеалистического направления в мировой философии. Во многих сочинениях философа проводится мысль о том, что бытием в подлинном смысле слова можно назвать только абсолютные сущности, сохраняющие своё бытие безотносительно пространства и времени. Такие абсолютные сущности называются в сочинениях Платона идеями, илиэйдосами. Ранее Демокрит называл Атомы Идеями, Богами. В диалоге Платона «Тимей» главный рассказчик приходит к положению, согласно которому решение онтологического вопроса всецело зависит от того, как мы решаем вопросы теории познания. Если мы соглашаемся с тем, что истинное познание касается только вечного и неизменного бытия, а касательно изменяющегося и временного не может быть истинного знания, но только лишь мнение, то следует признать автономное существование идей.
Сущность человека усматривал в его вечной и бессмертной душе, вселяющейся в тело при рождении и покидающей при его смерти. Об этом ранее говорилось в пифагорейском и орфическом учении.
Дата: Четверг, 2023-04-13, 12:23 PM | Сообщение # 81
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 3986
Статус: Offline
мои переложения стихов Платона... времени прошлого века...
ПЛАТОН
АСТЕРУ
О, звезда моя, Астер! Молча ты глядишь на звёзды... Мне бы Небом стать, о, грёзы... Чтоб узреть твоих гетер! Мириады глаз моих Осторожно, ненасытно, Благосклонно, любопытно Тихо б вглядывались в них. Ты горел звездой при жизни, Ныне звёзды светят в мысли...
ПАН
Угомонитесь, лесом крытые вершины! И скал источники, и гомон птиц, зверей... Выходит Пан играть свирелькою своей, Губами влажными озвучив мир долины... И легкокрылые летят навстречу нимфы Дерев и вод, и вытанцовывают рифмы...
Сядь отдохнуть под сей высокою сосною, Под шорох веточек, журчание потоков, Под звук свирелевый, движенье вешних токов, И сон опустится на веки пеленою... И сладкозвучная звенит в душе свирель Всю суету принаряжая под апрель...
((()))
Если любишь, это яблоко поймай! Да отведай с рук моих медовый рай! Если ж холоден ко мне, то подыми. Кратки радости земные у любви...
((()))
Девять муз Сапфо мы славим, но упрёк себе приму, Коль десятую оставим, не узнав, на берегу... В ней самой живёт она. О, Сапфо, любви волна!
((()))
В тенистой роще сын Киферы, Малютка, словно алый плод, Без колчана, забыв про стрелы, В благоуханье неба вод... Окован сонной негой леса, Лежал с улыбкой на губах, А золотистых пчёл завеса Кружилась роем в небесах. Сказки - жемчуга мира Книги Семи Морей
Дата: Воскресенье, 2023-04-30, 7:37 AM | Сообщение # 83
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 7627
Статус: Online
Платон считал, что истинное познание — это познание мира идей, которое осуществляется разумной частью души. При этом различается чувственное и интеллектуальное знание (умопостижение, мышление).
Платоновское учение о припоминании (др.-греч. ἀνάμνησις) указывает в качестве основной цели познания припоминание того, что созерцала душа в мире идей, прежде чем спустилась на землю и воплотилась в человеческое тело. Предметы чувственного мира служат для возбуждения воспоминаний души.
В диалоге «Менон» Платон доказывает верность учения о припоминании на примере разговора Сократа с неким юношей. Мальчик никогда до этого не изучал математику и не имел никакого образования. Сократ же настолько хорошо поставил вопросы, что юноша самостоятельно сформулировал теорему Пифагора. Из чего Платон делает вывод, что его душа раньше, в царстве идей, встретилась с идеальным отношением сторон треугольника, которое и выражено теоремой Пифагора. Научить в этом случае — это не более чем принудить душу к припоминанию.
Из Википедии Врождённые идеи или иннатизм (лат.innātus «врожденный») — представления и знания, которые не могут быть приобретены, поскольку они не имеют отношения к чувственному миру (напр., математические и логические аксиомы, нравственные начала).Истоки теории можно найти в концепции Платона «знании как припоминании» идей, которые душа будто бы созерцала до того, как она появилась на земле. Весь чувственный мир, по мнению Платона, есть порождение вечных, ни отчего не зависящих «идей». В каждом человеке, говорил он, со дня его рождения заложены истинные знания, которые, затем только как бы оживляются под воздействием внешних ситуаций.С появлением христианства мыслители, такие как Августин, развили теорию о том, что Бог непосредственно «вкладывает» вечные идеи в душу человека.Дальнейшее развитие теории идей произвёл Декарт. Побудило его к этому противоречие в его философской концепции, где при рассмотрении независимых друг от друга мыслящей и протяжённой субстанций возникал вопрос, как человеческий разум (относящийся к субстанции мыслящей) может знать что-то о внешнем физическом мире. Этот вопрос Декарт решил (а в какой-то степени обошёл), введя особую категорию «врождённых» знаний, которые никак не зависят от внешнего опыта и принадлежат разуму изначально.Первым подверг жесточайшей критике это учение английский философ Дж. Локк, отвергший учение о врождённых идеях, как единственном источнике всех идей и доказал, что идеи возникают у человека под воздействием внешних вещей на органы чувств. Ум новорожденного, говорил он, — это чистая доска, на которой можно писать всё, что хочешь. Однако, Локк не был последователен в борьбе против учения о врождённых идеях, так как допускал и такой источник происхождения идей, как внимание, направленное на деятельность души.В эпоху Просвещения в философии разгорелась настоящая битва по вопросу о врождённых идеях, расколовшая философское сообщество на два лагеря (условно «рационалистов» и «эмпиристов»). В какой-то мере вопрос прояснил Кант, рассматривая возможность появления новых знаний без обращения к опыту (то есть, априорных).Последовательно и без уступок критиковали учение о врождённых идеях Гельвеций, Гольбах, Фейербах и другие. Опираясь на опыт предшествующей критики этого учения и исследования человеческого мышления классики марксизма также указывали на антинаучный характер учения о врождённых идеях и показали, что человеческие идеи возникают как результат опыта, практики, длительного исторического развития познания.С развитием физиологических исследований по вопросам познания (Когнитивная психология) стали возникать менее абстрактные теории о «первичных знаниях».
*** Пришла пора возвращаться к Истокам! К Первоисточникам Знания, к вечному в мире перемен - Знанию Сердец. Пора качественно пересматривать, переоценивать путь поисков и ошибок в процессе утраты основных ориентиров - цели развития цивилизации, цели всего Человечества, как единого организма.
Гениев нужно не только читать, почитать и чаще почитывать, но и внимательно, углублённо изучать и переосмысливать!
Дата: Суббота, 2023-05-06, 6:38 PM | Сообщение # 84
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 3986
Статус: Offline
О том, что Платон был последователем пифагорейских идей и учения, говорят многие исследователи, и сам Платон в своих произведениях "Диалоги", "Апология Сократа" и "Государство".
Несколько слов в продолжение - цитата по публикации тут
...судя по всему, в «Федоне» Платон заставляет учителя высказывать мысли, принадлежащие не ему, Сократу, а отражавшие тогдашние воззрения самого Платона. Последний, напомним, уже увлекался в те годы пифагореизмом.
Вот как, например, платоновский Сократ в «Федоне» описывает посмертную судьбу:
«Когда человек умрет, его гений, который достался ему на долю еще при жизни, уводит умершего в особое место, где все, пройдя суд, должны собраться, чтобы отправиться в Аид… Обретя там участь, какую и должно, и пробывши срок, какой должны пробыть, они возвращаются сюда… и так повторяется вновь и вновь через долгие промежутки времени» Платан. Федон. 107de.
Если это и не пифагорейское учение о метемпсихозе в чистом виде, то, во всяком случае, нечто весьма к нему близкое. Пока — в расплывчатой форме, без деталей. Но детализация еще последует. Ибо элементы пифагореизма во взглядах Платона со временем только нарастали.
Так, еще больше их в самом значительном и знаменитом сочинении гениального афинского философа — диалоге «Государство». Да, «Государство» — это именно диалог, хотя и огромный, в десяти книгах, в русском переводе он занимает почти три с половиной сотни страниц. Писался этот труд на протяжении нескольких десятилетий и завершен был, скорее всего, в промежутке между второй и третьей поездками Платона на Сицилию. Иными словами, в тот период, когда его общение с пифагорейцами было особенно близким и тесным.
Главным действующим лицом в диалоге по традиции выступает тот же Сократ. А основная цель произведения — создать, как отчасти следует уже из его заглавия, модель идеального государства. Модель эта прекрасно известна каждому, кто хоть в малейшей мере интересовался Платоном. Граждане разделяются на три класса в соответствии со своими склонностями и способностями, и у каждого из этих классов — свои функции. Первый класс — правители-философы; в их руках находится власть, они определяют судьбу государства. Второй — воины, или «стражи»; их задача — охранять власть философов и в целом поддерживать порядок. Третий — простонародье, крестьяне и ремесленники; они своим трудом поддерживают материальное благосостояние в обществе.
Обычно считается, что образцом для этой модели платоновского идеального государства послужили Спарта и (или) полисы Крита. Нам, однако, больше импонирует и представляется ближе стоящей к истине иная идея: мыслитель ориентировался здесь на те режимы, которые установили пифагорейцы в полисах Великой Греции (например, тот же Архит в Таренте). Если вдуматься, там всё именно так и было! Во главе стояли правители-философы, под началом у них находилось войско («стражи»), ниже следовало простонародье.
Итак, «Государство» является трудом в весьма значительной степени пифагорейским. Это, безусловно, подчеркивается тем фактом, что ближе к концу диалога помещен рассказ о загробном мире, причем куда более пространный, чем в «Федоне». Вводится этот знаменитый «платоновский миф об Аиде» следующим замечанием: якобы некий Эр, житель Памфилии (это область в Малой Азии), побывал «на том свете», а вернувшись — рассказал, что он там видел.
Так что же предстало его очам в оных мало посещаемых живыми местах? Мы процитируем лишь некоторые строки из его пространной истории, но и из них видно, что перед нами — пифагорейская идея о переселении душ, причем на сей раз — практически в чистом, незамутненном виде.
«…Прорицатель разложил перед ними (душами умерших) на земле образчики жизней… Эти образчики были весьма различны — жизнь разных животных и все виды человеческой жизни. Среди них были даже тирании, пожизненные либо пресекающиеся и кончающиеся бедностью, изгнанием и нищетой. Были тут и жизни людей, прославившихся своей наружностью, красотой, силой либо в состязаниях, а также родовитостью и доблестью своих предков. Соответственно была здесь и жизнь людей неприметных. Были там и жизни женщин… Впрочем, тут были вперемешку богатство и бедность, болезнь и здоровье, а также промежуточные состояния… Стоило взглянуть, рассказывал Эр, на это зрелище, как разные души выбирали себе ту или иную жизнь… Эр видел, как душа бывшего Орфея выбрала жизнь лебедя… Видел он и лебедя, который предпочел выбрать жизнь человеческую… Случайно самой последней из всех выпал жребий идти выбирать душе Одиссея. Она помнила прежние тяготы и, отбросив всякое честолюбие, долго бродила, разыскивая жизнь обыкновенного человека, далекого от дел; наконец она насилу нашла ее, где-то валявшуюся, все ведь ею пренебрегли, но душа Одиссея, чуть ее увидела, с радостью взяла себе, сказав, что то же самое она сделала бы и в том случае, если бы ей выпал первый жребий. Души разных зверей точно так же переходили в людей и друг в друга, несправедливые — в диких, а справедливые — в кротких, — словом, происходили всевозможные смешения… Когда они легли спать, то в самую полночь раздался гром и разразилось землетрясение. Внезапно их понесло оттуда вверх в разные стороны, к местам, где им суждено было родиться…»
Платон. Государство. X. 618а — 621Ь.
Преемственность в развитии идей великих посвящённых настолько ясна и прекрасна, что можно называть пифагорейцами и платонистами многих из них.
Земля похожа на Корабль в безбрежном море, Но путешествуем не вечно мы на нём, И не случайно был билет приобретён На этот рейс, где есть и радости, и горе.
Душа в глубинных тайниках своих хранит Всю информацию о прошлых прегрешеньях, Остерегая нас при нынешних движеньях, И светом будущего манит, как магнит...
И, чувство братства в человеке укрепляя, Она Семьёй объединяет всех людей, Что на красивейшем из тысяч Кораблей Плывут, Вселенную собою украшая...
Страданья каждого священны, ведь они Есть испытания души, познавшей горе. И всё сочувствие божественно. Так в хоре Единым пением звучит поток Земли.
Источник гения в страданиях таится, И добродетелью растит его плоды, Воссоздающие чудесные сады. Талант божественный взлетает в небо птицей... Сказки - жемчуга мира Книги Семи Морей
В. С. Соловьев был блестящим переводчиком сочинений Платона. В собственных философских построениях, в своей метафизике всеединства он был последовательным платоником. При этом платоновские идеи выполняли у него функции несущей конструкции всей философской системы.
Верховным принципом идеализма Платона была идея добра или блага - творческое, божественное начало, которое, как солнце, дает миру свет и жизнь.
«Платон ставит себе впервые ту самую задачу «оправдания добра», которая послужила предметом главного труда В. С. Соловьева» (Трубецкой С. Н. Протагор Платона//Вопросы философии и психологии. 1901. Кн. 3 (58). Платонические идеи Соловьева оказали влияние на последующую рус. религиозную философию и философию русского символизма. Особенно органично платонизм вошел в философское творчество Флоренского и Франка. В своей «Истории русской философии» Зеньковский назвал Франка последним представителем русского неоплатонизма.
Своеобразной энциклопедией платонизма можно считать творчество Лосева. Ее основными вехами были: его собственная неоплатоническая система («Философия имени»), многотомная «История античной эстетики», а также перевод, комментирование и издание сочинений Платона, Плотина, Прокла. Характерной особенностью восприятия платоновской философии в русской мысли было стремление к ее христианизации. Сказки - жемчуга мира Книги Семи Морей
Седьмое письмо Платона тирану Сиракуз Дионисию-младшему Тиран Сиракуз Дионисий-младший утверждал, что он весьма сведущ в философии и использовал отдельные мысли Платона. Платон считал, что Дионисий-младший – не философ, а настоящая философия не может быть выражена в письменной форме.
фрагмент Вот что вообще я хочу сказать обо всех, кто уже написал или собирается писать и кто заявляет, что они знают, над чем я работаю, так как либо были моими слушателями, либо услыхали об этом от других, либо, наконец, дошли до этого сами: по моему убеждению, они в этом деле совсем ничего не смыслят. У меня самого по этим вопросам нет никакой записи и никогда не будет. Это не может быть выражено в словах, как остальные науки; только если кто постоянно занимается этим делом и слил с ним всю свою жизнь, у него внезапно, как свет, засиявший от искры огня, возникает в душе это сознание и само себя там питает. И вот что еще я знаю: написанное и сказанное мною было бы сказано наилучшим образом, но я знаю также, что написанное плохо причинило бы мне сильнейшее огорчение. Если бы мне показалось, что следует написать или сказать это в понятной для многих форме, что более прекрасного могло быть сделано в моей жизни, чем принести столь великую пользу людям, раскрыв всем в письменном виде сущность вещей? Но я думаю, что подобная попытка не явилась бы благом для людей, исключая очень немногих, которые и сами при малейшем указании способны все это найти; что же касается остальных, то одних это совсем неуместно преисполнило бы несправедливым презрением [к философии], а других – высокой, но пустой надеждой, что они научились чему-то важному. Мне пришло сейчас в голову изложить это более подробно. Может быть, то, о чем я теперь говорю, стало бы еще яснее. Ведь есть некое неопровержимое основание, препятствующее тому, кто решается написать что бы то ни было; об этом я не раз говорил и прежде, но, по-видимому, надо об этом сказать и сейчас. Для каждого из существующих предметов есть три ступени, с помощью которых необходимо образуется его познание; четвертая ступень – это само знание, пятой же должно считать то, что познается само по себе и есть подлинное бытие: итак, первое – это имя, второе – определение, третье – изображение, четвертое – знание. Если ты хочешь понять, что я говорю, возьми какой-то один пример и примени его ко всему.
Например, «круг» – это нечто произносимое, и имя его – то самое, которое мы произнесли. Во-вторых, его определение составлено из существительных и глаголов. Предложение: «То, крайние точки чего повсюду одинаково отстоят от центра» – было бы определением того, что носит имя «круглого», «закругленного» и «окружности». На третьем месте стоит то, что нарисовано и затем стерто или выточено и затем уничтожено. Что касается самого круга, из-за которого все это творится, то он от всего этого никак не зависит, представляя собой совсем другое. Четвертая ступень – это познание, понимание и правильное мнение об этом другом. Все это нужно считать чем-то единым, так как это существует не в звуках и не в телесных формах, но в душах; благодаря этому ясно, что оно – совершенно иное, чем природа как круга самого по себе, так и тех трех ступеней, о которых была речь выше. Из них понимание наиболее родственно, близко и подобно пятой ступени, все же остальное находится от нее много дальше. То же самое можно сказать о прямых или округлых фигурах, о цветах, о благом, прекрасном и справедливом, о всяком теле, изготовленном или естественно существующем, об огне, воде и обо всех подобных вещах, о всяком живом существе и о характере душ, о всех поступках и чувствах: если кто не будет иметь какого-то представления об этих четырех ступенях, он никогда не станет причастным совершенному познанию пятой. Сверх этого все это направлено на то, чтобы о каждом предмете в равной степени выяснить, каков он и какова его сущность, ибо словесное наше выражение здесь недостаточно.
Поэтому-то всякий имеющий разум никогда не осмелится выразить словами то, что явилось плодом его размышления, и особенно в такой негибкой форме, как письменные знаки.
То, что я сейчас сказал, нужно постараться понять на том же примере. Любой круг, нарисованный или выточенный человеческими руками, полон противоречия с пятой ступенью, так как он в любой своей точке причастен прямизне. Круг же сам по себе, как мы утверждаем, ни в какой степени не содержит в себе противоположной природы. Мы утверждаем, что ни в одном из названий всех этих [сделанных человеческими руками] кругов нет ничего устойчивого и не существует препятствия для того, чтобы называемое сейчас кругом мы называли потом прямым и, наоборот, чтобы прямое было названо круглым; в то же время вещи, называемые то одним, то другим, противоположным, именем, стойко остаются теми же самыми. И с определением все та же история, если оно слагается из имен существительных и глаголов, и в то же время ничто твердо установленное не бывает здесь достаточно твердым. Можно бесконечно долго говорить о каждой из четырех ступеней и о том, как они неопределенны. Самое же главное, как мы сказали несколько выше, – это то, что при наличии двух вещей – сущности и качества – душа стремится познать не качество, а сущность, но при этом каждая из четырех ступеней, к которым душа совсем не стремится, предлагает ей словом и делом то, что легко воспринимается всякий раз ощущениями с помощью определения или указания и наполняет, если можно так сказать, любого человека недоумением и сомнением. Так вот когда мы, вследствие плохого воспитания, даже не стремимся отыскать истины, но довольствуемся предложенным нам изображением, тогда мы не окажемся смешными в глазах друг друга, если нас станут спрашивать те, кто, задавая вопрос, может опровергнуть и разнести в пух и прах первые четыре ступени [познания]. Но если мы принуждены давать ответы относительно пятой ступени и ее разъяснять, то всякий желающий из числа тех, кто в состоянии нас опровергнуть, одерживает над нами победу и того, кто выступает истолкователем – устно ли, письменно ли, с помощью ли ответов, – выставляет в глазах большинства невеждой в том, о чем он пытается писать или говорить, причем слушатели эти иной раз и не знают, что подвергается разносу не душа написавшего или сказавшего, но природа каждой из указанных четырех ступеней, сама по себе недостаточная.
Глубокое проникновение в каждую из этих ступеней, подъем или спуск от одной из них к другой с трудом порождают совершенное знание – и то лишь у того, кто одарен по природе. Но если кто от природы туп, а таково состояние души большинства людей в отношении учения и так называемого воспитания нравов, или же способности его угасли, то сам Линкей не мог бы сделать таких людей зрячими. Одним словом, человека, не сроднившегося с философией, ни хорошие способности, ни память с ней сроднить не смогут, ибо в чуждых для себя душах она не пускает корней. Так что те, кто по своей природе не сросся и не сроднился со всем справедливым и с тем, что именуют прекрасным, – пусть они даже то в одном, то в другом и проявят способности или память, – как и те, кто сроднился с философией, но не обладает способностями и лишен памяти, никогда не научатся, насколько это вообще возможно, истинному пониманию того, что такое добродетель и что такое порок. Всему этому надо учиться сразу, а также тому, что есть ложь и что – истина всего бытия, причем учиться с большим напряжением и долгое время, как я сказал об этом в самом начале. Лишь с огромным трудом, путем взаимной проверки – имени определением, видимых образов – ощущениями, да к тому же, если это совершается в форме доброжелательного исследования, с помощью беззлобных вопросов и ответов, может просиять разум и родиться понимание каждого предмета в той степени, в какой это доступно для человека.
Поэтому ни один серьезный человек никогда не станет писать относительно серьезных вещей и не выпустит это в свет на зависть невеждам. Одним словом, из сказанного должно понять, что, когда кто-нибудь увидит что-то написанное – будь то законы законодателя или другие какие-то письмена, – если он сам серьезный человек, он не сочтет все это чем-то столь уж для себя важным, но поймет, что самое для него важное лежит где-то в более прекрасной области, чем эта. Однако если бы он письменно изложил то, что столь глубоко им было продумано, «тут у него», конечно, не боги, но сами люди «похитили бы разум». Привет с Волшебного острова Эхо! остров
Сообщение отредактировал Белоснежка - Среда, 2023-05-17, 6:04 PM
Дата: Суббота, 2023-05-27, 8:13 AM | Сообщение # 88
Ковчег
Группа: Администраторы
Сообщений: 18846
Статус: Offline
«Госуда́рство» (греч. Πολιτεία; лат. Res publica) — диалог Платона, посвящённый проблеме идеального государства. Написан в 360 г. до н. э.
С точки зрения Платона, государство является выражением идеи справедливости.
В диалоге впервые отчётливо определяются философы как люди, способные постичь то, что вечно тождественно самому себе (идея).
Вот эта шкала типов государства (от наилучшего к худшему):
Аристократия (ἀριστοκρατία) и монархия (царствование) (βασιλεία) — лучшая из возможных в реальном мире форма правления, справедливая власть меньшинства самых лучших по своим способностям граждан. Аристократия предполагает равенство среди самых развитых членов общества, которые занимаются его управлением. Тимократия (τιμοκρατία) — менее совершенная власть меньшинства, несправедливая власть уважаемых граждан, получивших свою власть не согласно способностям, а согласно способности ее получить. Тимократия и неравенство сменяют аристократию равных по мере того, как личные интересы получают преобладание над общими. Олигархия (ὀλιγαρχία) — еще менее совершенная власть богатых людей (544c): «у власти стоят там богатые, а бедняки не участвуют в правлении». Олигархия основана на фактическом материальном превосходстве богатых над способными и всеми остальными. Демократия (δημοκρατία) — еще менее совершенная, и справедливая и, одновременно, несправедливая власть большинства. Демократия это равноправие всех имущих мужчин, при котором не имеют значения их личные качества. Тирания (τυραννὶς) — самая несовершенная и несправедливая власть одного человека. Тирания во времена Платона означала тиранию против аристократического меньшинства с молчаливого одобрения демократического большинства.
С точки зрения Платона тиран — самый несчастный человек, так как отказывает другим в самостоятельности и разуме, и свой разум вынужден употреблять на подавление разума других. Греческий термин «кратос» означает не просто власть, а власть насильственную, подавляющую.
***
Принято думать, что Платон, анализируя известные ему типы государственной власти, описывал Идеальное государство будущего, это не так. Просто нужно найти время для внимательного изучения сего титанического, божественно инспирированного труда мирового значения! И увидеть, что ум Платона превосходит умы большинства современных мыслителей тем, что одухотворён и оплодотворён веками! А чтобы это увидеть, необходимо погрузиться в суть его философии целиком. Если же изучать Платона по пересказам или трудам изучающих его, если подходить к изучению только с интеллектуальной позиции, вряд ли что толкового выйдет. Желаю Счастья! Сфера сказочных ссылок
скажи, как, по-твоему, государство, или войско, или разбойники, или воры, или еще какой-либо народ, несправедливо приступающий сообща к какому-нибудь делу, может ли что-нибудь сделать, если эти люди будут несправедливо относиться друг к другу?
– Конечно, нет.
d– А если не будут относиться несправедливо, тогда скорей?
– Еще бы!
– Ведь несправедливость, Фрасимах, вызывает раздоры, ненависть, междоусобицы, справедливость – единодушие и дружбу [24]. Не так ли?
– Пусть будет так, чтобы не спорить с тобой.
– Это хорошо с твоей стороны, почтеннейший. Скажи-ка мне вот что: если несправедливости, где бы она ни была, свойственно внедрять ненависть повсюду, то, возникши в людях, все равно, свободные ли они или рабы, разве она не заставит их возненавидеть друг друга, не приведет к распрям, так что им станет невозможно действовать сообща?
e– Конечно.
– Да хотя бы их было только двое, но раз уж она в них возникла, разве они не разойдутся во взглядах, не возненавидят, как враги, друг друга, да притом и людей справедливых?
– Да, они будут врагами.
– Если даже, Фрасимах – удивительный ты человек! – несправедливость возникнет только у одного, разве потеряет она тогда свойственную ей силу? Или же, наоборот, она будет иметь ее нисколько не меньше? Желаю Счастья! Сфера сказочных ссылок
Дата: Понедельник, 2023-09-11, 3:32 PM | Сообщение # 90
Ковчег
Группа: Администраторы
Сообщений: 18846
Статус: Offline
Никто не родился бессмертным из нас, Но если бы это случилось, Он не был бы счастлив, и каждый свой час Решал: может, жизнь мне приснилась?
Платон стал бессмертным для многих людей, Кто, суть глубины постигая, В себе прозревают величье идей, Платонову жизнь умножая. Желаю Счастья! Сфера сказочных ссылок
Платон родился в Афинах, в городе Красоты и Человечности. Его родина казалась ему бескрайней. Открытая для всех ветров, Аттика господствует в своей царственной красоте над всеми островами Эгейского Архипелага, напоминающими легких сирен, поднявшихся над прозрачной синевой волн. Платон вырос у подножия Акрополя под защитой Афины Паллады, в той широкой долине, обрамленной лиловыми горами и окутанной сияющей лазурью, которая простиралась между Пентеликом с его мраморными богами, Гиметтой, увенчанной благовонными соснами, в ветвях которых жужжали пчелы, и между тихим заливом Элевзиса. Насколько светла и полна тихой прелести была эта картина, настолько же мрачен и неспокоен был политический горизонт, окружавший детство и юность Платона. Он рос во времена беспощадных Пелопоннесских войн, в период братоубийственной войны между Спартой и Афинами, которая предшествовала распадению Греции. Времена великих мидийских войн миновали; солнце Марафона и Саламина закатилось.
Год рождения Платона (429 г. до Р. X.) совпадает с годом смерти Перикла, величайшего государственного человека Греции, по своей неподкупности подобного Аристиду, а по своей талантливости -- Фемистоклу; наиболее совершенного представителя эллинской цивилизации, укротителя мятежной демократии, патриота пламенного, но умевшего сохранять спокойствие мудреца среди народных бурь. Мать Платона должна была рассказать ему про ту сцену, свидетельницей которой она была за два года до рождения великого философа. Спартанцы наводнили Аттику; афиняне, над чьей независимостью нависла угроза, боролись в течение всей зимы, и Перикл был душой народной обороны. В эту мрачную годину величественная церемония происходила в Керамиках. Гробы погибших за родину воинов были поставлены на погребальных колесницах, и весь народ собрался перед огромной могилой, назначенной для совместного погребения воинов. Этот мавзолей является мрачным символом той могилы, которую Греция готовила для себя своей преступной борьбой. По этому поводу Перикл произнес свою знаменитую речь, наиболее прекрасную из всех, которую дал античный мир. Фукидид записал ее на бронзовых таблицах, и следующие слова сверкают на них подобно щиту на фронтоне храма: "Могила героев -- вся Вселенная, а не мавзолей, обремененный пышными надписями". Не сознание ли Греции и ее бессмертия дышит в этих словах?
Но после смерти Перикла что осталось от древней Греции, которая всегда жила своими великими людьми? Внутри Афин -- мятежи и ссоры разнузданной демагогии; извне -- Лакедемонское вторжение, война на суше и на море и золото персидского царя, разливавшееся, подобно смертоносному яду, по рукам трибунов и городских властей. Алкивиад заместил Перикла в сердце толпы. Этот представитель афинской золотой молодежи сделался героем дня. Политический авантюрист, интриган полный обаятельности, он, смеясь, вел свою родину к погибели. Платон хорошо понял его и впоследствии чрезвычайно удачно описал психологию этого характера. Он сравнивал ненасытную страсть к власти, которая владела душой Алкивиада, с крылатым шершнем, "вокруг которого эгоистические страсти, увенчанные цветами, надушенные благовониями и опьяненные вином и плотскими наслаждениями, жужжат и увиваются, питая, охраняя и вооружая его жалом честолюбия. И тогда этот тиран души, одержимый безумием, трепещет яростно, и если он находит вокруг себя честные мысли и чувства, способные противостоять ему, он их убивает и изгоняет, пока не очистит всю душу от всех задерживающих влияний и не наполнит ее своим неистовством".
Небеса Афин были покрыты темными тучами в период юности Платона. Ему было двадцать пять лет, когда были взяты Афины после злополучной морской битвы при Эгос-Потамосе, а затем он видел вступление Лизандра в свой родной город, которое положило конец афинской независимости. Он присутствовал при разрушении стен, построенных Фемистоклом, которые падали под звуки праздничной музыки; он видел торжествующего врага, буквально танцующего на развалинах его родины. Затем появились тридцать тиранов, которые подвергли изгнанию лучших граждан. Эти зрелища наполнили грустью молодую душу Платона, но они не сломили его. Его душа была столь же кротка, прозрачна и чиста, как небесный свод над Акрополем. Платон был высокого роста и широкоплеч, почти всегда серьезный, сосредоточенный и молчаливый, но когда он начинал говорить, изумительная чуткость, кротость и гармония исходила из его речей. В нем не было ничего бурного, никаких крайностей. Его разнообразные дарования сливались в общей гармонии его существа, редкая скромность скрывала силы его ума и почти женская нежность служила покровом, за которым скрывалась твердость его характера. Добродетель облекалась в нем в приветливую улыбку, а радость -- в целомудренную чистоту.
Но что составляло необычайный признак этой души, это как бы договор, который перед рождением был у нее заключен с Вечностью. Только одни вечные явления казались живыми для его духовного взора, все остальное проходило мимо него подобно мимолетным отражениям на зеркальной поверхности. Позади видимых форм, изменчивых и несовершенных, он видел совершенные формы, доступные одному лишь духу, которые и служат вечными образцами для видимого. Благодаря этому молодой Платон еще ранее, чем возникло его учение, не зная, что он сделается со временем философом, обладал уже сознанием реальности божественного Идеала и его вездесущности. Когда он наблюдал за проходящими вереницами то праздничных процессий, то погребальных колесниц, то торжествующих, то плачущих людей, он за всем этим видел иное и, казалось, говорил: "Зачем плачут они и зачем издают крики радости? И почему я не могу привязаться к тому, что подлежит рождению и смерти? Отчего я могу любить лишь одно Невидимое, которое не родится и не умирает, но пребывает всегда?". Любовь и гармония: вот основа души Платона. Но какова эта гармония и какова эта любовь? Любовь к вечной красоте и гармония, обнимающая всю Вселенную. Чем глубже и выше душа, тем более ей надо времени, чтобы познать себя. Первый энтузиазм Платона был вызван искусством. Платон принадлежал к родовитой семье, отец его происходил из рода царя Кадруса, а мать имела в числе своих предков Солона. Таким образом, его юность протекала в обстановке богатого афинского дома, наполненного роскошью и всеми соблазнами эпохи упадка.
Он отдавался жизни без излишеств, но и без суровости, окруженный молодыми людьми своего класса, любимый многочисленными своими друзьями. Он слишком хорошо описал любовную страсть во всех ее фазах в своей Федре, чтобы можно было сомневаться в его причастности к ее восторгам и к ее жестоким разочарованиям. Один стих остался нам от него, столь же страстный, как поэзия Сафо и столь же сверкающий, как звездная ночь над Цикладами: "Я бы желал быть небом, усеянным очами, чтобы неустанно смотреть на тебя".
Разыскивая идеальную красоту во всех видах прекрасного, он изучил последовательно живопись, музыку и поэзию. Последняя отвечала более всего его душевным потребностям и он кончил тем, что сосредоточил на ней все свои силы. Платон отличался изумительными способностями ко всем родам поэзии. Он чувствовал с одинаковой глубиной поэзию влюбленных, дифирамб и эпопею, трагедию и даже комедию с ее тончайшей аттической солью. Он обладал всем, чтобы стать вторым Софоклом и поднять афинский театр, которому угрожал неизбежный упадок; эта мысль привлекала его, а друзья поощряли его к тому. В двадцать семь лет он написал несколько трагедий и собирался представить одну из них на конкурс. Как раз в это время Платон встретил Сократа, беседовавшего с молодыми людьми в садах Академии. Желаю Счастья! Сфера сказочных ссылок
Дата: Суббота, 2023-09-30, 11:23 AM | Сообщение # 92
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 7627
Статус: Online
Возвращаясь немного назад, повторюсь:
Из Лосева о Платоне
4. Неоплатоническая трактовка идейного содержания диалогов Платона
Далее необходимо обратить внимание на то, что автор трактата использует, и притом весьма удачно, неоплатоническую лестницу восхождения для анализа Платона. Этому посвящена гл. 5. Если начинать снизу, то материей необходимо считать в диалоге участвующих в нем лиц и передающиеся события. Форма диалога – это его стиль. Природа, объединяющая материю и форму, – это способ ведения беседы, душа – это доказательство, ум – это проблема, вокруг которой собираются доказательства, и благо (или бог) – это целевая причина. Тут же, в конце гл. 5, дается еще иное, расширенно аристотелистское разделение "причин" материальной, формальной, творческой, целевой, парадигматической, орудийной (две последние причины есть неоплатоническое прибавление к четырем общеизвестным аристотелевским).
...Причина вечна, цель и благо жизни, Но сколь ни размышляй, логичность слов Утонет в водах света высшей мысли, Читай Платона сердцем в мире снов... Читай, вникай в сокровища Основ!
Великий современник - просто кукла, Факир на час, но искры божества Рождают в нас надежды. А под утро Не видно звёзд, да нет и волшебства...
Единое светило не угаснет Для каждого, кто был им порождён, А в логике огня ума и глаз нет, Но Разум - бесконечный водоём.
Нет малого вне света от великих, Великих нет, коль малых не найти, Подобное звучит на тропках тихих, Тишайшее - родник наш на пути! Привет с Волшебного острова Эхо! остров
Дата: Вторник, 2023-10-31, 3:26 PM | Сообщение # 93
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 3986
Статус: Offline
и ещё статья интересная
Платон о войне и ее месте в истории, или почему погибли древние Афины?
Мочалова И.Н.
(канд. филос. наук, доц., зав. каф. философии ЛГУ им. А.С. Пушкина)
Одним из первых делает войну предметом специального исследования Фукидид. Для него политическая история – это естественная история, являющаяся лишь частью циклической истории космоса[1]. В этом смысле война понимается Фукидидом как естественное (наряду с землетрясениями, засухой и пр.) бедственное состояние человеческого общежития, болезнь, определяемая объективной причиной (prófasiς). По мнению историка, лечение такой болезни как война необходимо, но избежать войн, как и избежать болезней, невозможно, ибо источник войн – в природе человека, и происходят они в соответствии с природой человека. И хотя индивидуальный человеческий характер может изменяться под влиянием обстоятельств, эгоистическая природа человека – стремление властвовать над другими, воля «захватить больше» (pleonex…a), мстительность, жестокость, гордыня, безрассудные надежды и стремление к свободе – остается неизменной, несмотря на все исторические изменения (Thuc. I, 22, 4; ср.: III, 82, 2).
Как естественное, имманентно присущее историческому развитию состояние война оказывается вне моральных оценок. Такое понимание природы войны оставляло открытым чрезвычайно актуальный для Афин середины IV в. до н.э. вопрос о путях выхода из ситуации непрекращающихся войн. Решение было найдено в рамках дифференцированного подхода к определению их характера. Лежащим на поверхности и дающим сразу политические дивиденды было различение войн против внешнего для греков врага и войн междоусобных. В этом случае последние получали максимально негативную оценку, подвергаясь моральному суду, а первые, практически, не осуждались. Предложенная классификация привела, по сути, к легитимации войны, включению ее в морально-правовое пространство, что позволило использовать категорию справедливости (dikaiosÚnh) для оценки войны.
Ксенофонт и Исократ, связав вопросы войны и мира с ростом благосостояния полиса, под войной понимали прежде всего способ извлечения доходов. В этом случае успешность действия определялась его доходностью. Исократ считал войну несправедливой, если она вела к разорению воющих сторон, пусть даже и в отдаленной перспективе; справедливая же война, по мнению мыслителя, должна была обеспечивать стабильный доход в течение продолжительного периода (Isocr. De Pace, 6, 26, 30, 33-34, 68-69, 138). Взгляды Демосфена в первую очередь отражали его политическую позицию – борьбу против Филиппа за независимость Афин от Македонии. Войну за свободу и независимость, ради защиты собственного достояния он оценивал как справедливую; несправедливые войны, по мнению Демосфена имеют своей целью наживу (Dem. XV, 10). Общим для большинства историков и публицистов IV в. становится оправдание войны как справедливой борьбы против внешнего врага. Как для Демосфена, так и для Исократа, лучшее средство покончить с междоусобицами – объединение против общего врага. Для Демосфена таким врагом стала Македония, для Исократа – Персия. Война, таким образом, в рамках панэллинской идеологии оказалась не просто морально реабилитированной, но привлекательной как способ решения казавшихся неразрешимыми проблем.
Естественно, не мог не предложить своего решения проблем настоящего и будущего греческого мира Платон. Подобно политическим ораторам своего времени, он различает два вида войн и предлагает закрепить это различие терминологически. Есть война внешняя (pólemoj), это война с чужими, варварами. А есть война гражданская, внутренняя, война между своими, которую следует назвать раздором (st£sij). (Pl. Resp. V, 470 c; ср.: Leg. 629 d). Платон формулирует принципы панэллинской военной этики, устанавливая законы поведения воинов как во время войны с внешним врагом, так и во внутренних распрях, причем в «Законах» их дифференциация, очевидно, усиливается. По мнению Платона, в войне против чужеземцев воин прежде всего должен проявлять мужество, главный его порок – трусость и малодушие. Если он по этой причине оставит строй или бросит оружие, его ждут позор и суровое наказание: он должен покинуть сословие воинов и пополнить ряды крестьян и ремесленников. Если он сдастся в плен, то не будет выкуплен, а станет рабом или будет убит. Стремясь смягчить методы ведения войны, Платон считал, в частности, недостойными свободного человека мародерство на поле боя, запрет хоронить мертвых врагов, пожертвование в храм оружия, снятого с врага, поскольку это оскверняет святилище. Предлагаемые Платоном правила выражали его стремление поднять в целом нравственный уровень военной этики. И, прежде всего, это относится к нормам ведения внутренних войн, как говорит Платон, самых «тяжких» войн. Стремясь, особенно в «Законах», подчеркнуть их принципиальное отличие от войн внешних, Платон утверждает, что в войне со своими воину недостаточно быть просто мужественным, таким может быть и наемник. Остаться на такой войне патриотом, «верным и непоколебимым», можно только обладая «всей добродетелью в совокупности», когда мужество будет соединено со справедливостью, рассудительностью и разумностью (Pl. Leg. 630 b). Именно эти качества, по мнению Платона, могут сделать возможным выполнение предлагаемых философом законов: не порабощать греков (греческое государство не должно иметь греков-рабов), не опустошать поля, не сжигать домов, опустошая Родину. Целью гражданской войны, был убежден Платон, должно быть примирение с противником, а не его уничтожение; мир, а не вражда.
Кажется, взгляды Платона на войну немногим отличаются от воззрений большинства греческих публицистов. Однако, это не так. Принципиальное отличие состоит в отказе Платона оправдать войну, оправдать даже в случае ее «справедливых», по мнению большинства, целей. Возможно, именно ради утверждения такой позиции, очевидно, неблизкой современникам, ратующим за маленькую или большую, но непременно победоносную войну, Платон предлагает свою идеальную статичную модель государства поместить в историческую перспективу войны (Pl. Tim. 19 c). Для этого он разрабатывает в «Тимее» и примыкающем к нему «Критии» свое знаменитое «сказание о двух полисах» – о древних Афинах и Атлантиде.
Древние Афины и Атлантида имеют много общего в государственном устройстве и одно существенное различие, касающееся организации жизни воинов – стражников законов полиса. В идеальных Афинах их жизнь организована в соответствии с правилами, известными нам из платоновского «Государства». Сословие воинов живет автономно. Ведя жизнь самодостаточную и гармоничную, не имея ни золота, ни серебра, «блюдя середину между пышностью и убожеством» (Pl. Crit. 112 b–c), воины выступают прежде всего хранителями мира.
Иначе живут цари-воины Атлантиды. И хотя долгое время им удается, живя в роскоши, не замечать ее, со временем «божественное начало» в них разрушается, уступая место «безудержной жадности и силе» (pleonex…aj ¢d…kou kaˆ dun£mewj) (Pl. Crit. 120 е – 121 b). Война с Афинами становится неизбежной. Однако, как пишет Платон, афинское государство «явило всему миру блистательное доказательство своей доблести и силы», «одолело завоевателей и воздвигло победные трофеи» (Pl. Tim. 25 b–c). Итак, столкновение с афинским полисом закончилось для Атлантиды поражением, последние строчки «Крития» сообщают о решение Зевса наложить кару на впавшее в «жалкую развращенность» государство (Pl. Crit. 121 b–c): Атлантида исчезает, погрузившись в пучину (Pl. Tim. 25 d).
Такое наказание в контексте платоновских рассуждений представляется понятным и оправданным. Однако Платон подвергает наказанию и победителя: вместе с поглощенной морем Атлантидой, оказывается поглощенной разверзнувшейся землей и афинская «воинская сила»[2]. Афины теряют свои богатство и прежде всего землю, символизирующую устойчивость и незыблемость, самодостаточность существования. Думаю, это и есть кульминация всего сказания: любое участие в войне губительно. Справедлив только мир. Афины вынуждены были защищаться, и с точки зрения подавляющего большинства рассуждавших о войне современников Платона, такая война со стороны Афин, безусловно, была войной справедливой. Однако, уверен Платон, участие в войне, преумножая мощь, культивируя жажду власти – без этих чувств вряд ли вообще возможна победа, – нарушает гармонию, разрушает с таким трудом взращенное божественное в человеке, и в этом смысле никакая война не может быть оправдана. Война по своей природе, для Платона, это свидетельство несовершенства человека, поэтому с неизбежностью период войн – это период завершающий космический цикл. Потопы и землятресения должны будут вновь опустошить землю, давая человеку «вследствие покинутости» новую возможность обрести подлинные достоинство, мужество и справедливость, благородный нрав и дружелюбие (Pl. Legg. 678 e-679е)
По мнению Платона, политики, стремясь установить мир посредством войны, лечат лишь симптомы, не устраняя причину недуга, состоящую в корыстолюбии и в стремлении к наживе. Завершая в «Тимее» исследование природы человека, Платон убеждает, что человек способен пестовать в себе божественное начало – «через усмотрение гармоний и круговоротов мира исправить круговороты в собственной голове, нарушенные уже при рождении, иначе говоря, добиться, чтобы созерцающее стало подобно созерцаемому, и таким образом стяжать ту совершеннейшую жизнь, которую боги предложили нам как цель на эти и будущие времена» (Pl. Tim. 90 d). Правильное воспитание, для Платона, и является реализацией справедливости, в условиях которой формируется новый тип человека, человека-воина и человека-правителя, лучшего из воинов. Лишенные личного корыстного интереса, способные созерцать благо, они становятся гарантами мира – самодостаточного состояния «всеобщего дружелюбия».
Список литературы
1. Видаль-Накэ П. Черный охотник. Формы мышления и формы общества в греческом мире / Пер. с фр. – М.: «Ладомир», 2001
2. Йегер В. Пайдейа. Воспитание античного грека. Т. 1 /Пер. с нем. А.Ю. Любжина. – М.: Греко-латинский кабинет Ю.А. Шичалина, 2001
[1] Подробнее см.: [2, c.439 – 469].
[2] Предложенное Видаль-Накэ объяснение гибели древних Афин лишь отсылкой к судьбе исторических Афин представляется в этом случае явно недостаточным [1, с. 287-288]. https://plato.spbu.ru/CONFERE....%D0%B2. Сказки - жемчуга мира Книги Семи Морей
Дата: Суббота, 2023-11-04, 11:34 AM | Сообщение # 94
Ковчег
Группа: Администраторы
Сообщений: 18846
Статус: Offline
Платон не считал все философские идеи равнозначными. Вслед за Гермесом, Пифагором и Сократом он превыше всего ставил идею Блага (Бога, Единого Принципа). Благо является причиной всего прекрасного как в мире природы, так и в жизни людей, всего живого. Мир познаваем благодаря Благу.
Благо, по Платону, это — мировой принцип. Современные философы придают благу более земное, прагматичное содержание, они обычно считают его ценностью, сознательно избранной человеком в образе действия по достижению успешной цели, благополучия.
фрагмент сочинения Платона о беседах Сократа и Диотимы:
"... - Так вот, - сказала она, - если ты убедился, что любовь по природе своей - это стремление к тому (ко Благу), о чем мы не раз уже говорили, то и тут тебе нечему удивляться. Ведь у животных, так же как и у людей, смертная природа стремится стать по возможности бессмертной и вечной. А достичь этого она может только одним путем - порождением, оставляя всякий раз новое вместо старого; ведь даже за то время, покуда о любом живом существе говорят, что оно живет и остается самим собой - человек, например, от младенчества до старости считается одним и тем же лицом, - оно никогда не бывает одним и тем же, хоть и числится прежним, а всегда обновляется, что-то непременно теряя, будь то волосы, плоть, кости, кровь или вообще все телесное, да и не только телесное, но и то, что принадлежит душе: ни у кого не остаются без перемен ни его привычки и нрав, ни мнения, ни желания, ни радости, ни горести, ни страхи, всегда что-то появляется, а что-то утрачивается. Еще удивительнее, однако, как обстоит дело с нашими знаниями: мало того что какие-то знания у нас появляются, а какие-то мы утрачиваем и, следовательно, никогда не бываем прежними и в отношении знаний, - такова же участь каждого вида знаний в отдельности. То, что называется упражнением, обусловлено не чем иным, как убылью знания, ибо забвение - это убыль какого-то знания, а упражнение, заставляя нас вновь вспоминать забытое, сохраняет нам знание настолько, что оно кажется прежним. Так вот, таким же образом сохраняется и все смертное: в отличие от божественного, оно не остается всегда одним и тем же, но, устаревая и уходя, оставляет новое свое подобие. Вот каким способом, Сократ, - заключила она, - приобщается к бессмертию смертное - и тело, и все остальное. Другого способа нет. Не удивляйся же, что каждое живое существо по природе своей заботится о своем потомстве. Бессмертия ради сопутствует всему на свете рачительная эта любовь.
Выслушав ее речь, я пришел в изумление и сказал:
- Да неужели, премудрая Диотима, это действительно так?
И она отвечала, как отвечают истинные мудрецы:
- Можешь быть уверен в этом, Сократ. Возьми людское честолюбие – ты удивишься его бессмысленности, если не вспомнишь то, что я сказала, и упустишь из виду, как одержимы люди желанием сделать громким свое имя, "чтобы на вечное время стяжать бессмертную славу", ради которой они готовы подвергать себя еще большим опасностям, чем ради своих детей, тратить деньги, сносить любые тяготы, умереть, наконец. Ты думаешь, - продолжала она, - Алкестиде захотелось бы умереть за Адмета, Ахиллу - вслед за Патроклом, а вашему Кодру - ради будущего царства своих детей, если бы все они не надеялись оставить ту бессмертную память о своей добродетели, которую мы и сейчас сохраняем? Я думаю, - сказала она, - что все делают все ради такой бессмертной славы об их добродетели, и, чем люди достойнее, тем больше они и делают. Бессмертие - вот чего они жаждут.
Те, у кого разрешиться от бремени стремится тело, - продолжала она, - обращаются больше к женщинам и служат Эроту именно так, надеясь деторождением приобрести бессмертие и счастье и оставить о себе память на вечные времена. Беременные же духовно - ведь есть и такие, - пояснила она, - которые беременны духовно, и притом в большей даже мере, чем телесно, - беременны тем, что как раз душе и подобает вынашивать. А что ей подобает вынашивать? Разум и прочие добродетели. Родителями их бывают все творцы и те из мастеров, которых можно назвать изобретательными..." Мир Диотимы - на авторском сайте
Дата: Суббота, 2023-11-11, 5:53 PM | Сообщение # 95
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 7627
Статус: Online
ОБ АТЛАНТИДЕ
Критий
Прежде всего вкратце припомним, что, согласно преданию, девять тысяч лет тому назад была война между теми народами, которые обитали по ту сторону Геракловых столпов, и всеми теми, кто жил по сю сторону: об этой войне нам и предстоит поведать. Сообщается, что во главе последних вело войну, доведя ее до самого конца, наше государство, а во главе первых цари острова Атлантиды; как мы уже упоминали, это некогда был остров, превышавший величиной Ливию и Азию, ныне же он провалился вследствие землетрясений и превратился в непроходимый ил, заграждающий путь мореходам, которые попытались бы плыть от нас в открытое море, и делающий плавание немыслимым. О многочисленных варварских племенах, а равно и о тех греческих народах, которые тогда существовали, будет обстоятельно сказано по ходу изложения, но вот об афинянах и об их противниках в этой войне необходимо рассказать в самом начале, описав силы и государственное устройство каждой стороны. Воздадим эту честь сначала афинянам и поведаем о них.
Как известно, боги поделили между собой по жребию все страны земли. Сделали они это без распрей: ведь неправильно было бы вообразить, будто боги не знают, что подобает каждому из них, или будто они способны, зная, что какая-либо вещь должна принадлежать другому, все же затевать об этой вещи распрю. Итак, получив по праву жребия желанную долю, каждый из богов обосновался в своей стране; обосновавшись же, они принялись пестовать нас, свое достояние и питомцев, как пастухи пестуют стадо. Но если эти последние воздействуют на тела телесным насилием и пасут скот посредством бича, то боги избрали как бы место кормчего, откуда удобнее всего направлять послушное живое существо, и действовали убеждением, словно рулем души, как им подсказывал их замысел. Так они правили всем родом смертных.
Посмотрим, не успел ли я позабыть то, что слышал еще ребенком, и выложу свои знания перед вами, чтобы у друзей все было общим. Но рассказу моему нужно предпослать еще одно краткое пояснение, чтобы вам не пришлось удивляться, часто слыша эллинские имена в приложении к варварам. Причина этому такова. Как только Солону явилась мысль воспользоваться этим рассказом для своей поэмы, он полюбопытствовал о значении имен и услыхал в ответ, что египтяне, записывая имена родоначальников этого народа, переводили их на свой язык, потому и сам Солон, выясняя значение имени, записывал его уже на нашем языке. Записи эти находились у моего деда и до сей поры находятся у меня, и я прилежно прочитал их еще ребенком. А потому, когда вы услышите от меня имена, похожие на наши, пусть для вас не будет в этом ничего странного и вы знаете, в чем дело. Что касается самого рассказа, то он начинался примерно так.
Сообразно со сказанным раньше, боги по жребию разделили всю землю на владения, одни побольше, другие поменьше, и учреждали для себя святилища и жертвоприношения. Так и Посейдон, получив в удел остров Атлантиду, населил ее своими детьми, зачатыми от смертной женщины, примерно вот в каком месте: от моря и до середины острова простиралась равнина, если верить преданию, красивее всех прочих равнин и весьма плодородная, а опять-таки в середине этой равнины, примерно в пятидесяти стадиях от моря, стояла гора, со всех сторон невысокая. На этой горе жил один из мужей, в самом начале произведенных там на свет землею, по имени Евенор, и с ним жена Левкиппа; их единственная дочь звалась Клейто. Когда девушка уже достигла брачного возраста, а мать и отец ее скончались, Посейдон, воспылав вожделением, соединяется с ней; тот холм, на котором она обитала, он укрепляет, по окружности отделяя его от острова и огораживая попеременно водными и земляными кольцами (земляных было два, а водных - три) все большего диаметра, проведенными словно циркулем из середины острова и на равном расстоянии друг от друга. Это заграждение было для людей непреодолимым, ибо судов и судоходства тогда еще не существовало. А островок в середине Посейдон без труда, как то и подобает богу, привел в благоустроенный вид, источил из земли два родника, один теплый, а другой холодный, и заставил землю давать разнообразное и достаточное для жизни пропитание.
Произведя на свет пять раз по чете близнецов мужского пола, Посейдон взрастил их и поделил весь остров Атлантиду на десять частей, причем тому из старшей четы, кто родился первым, он отдал дом матери и окрестные владения как наибольшую и наилучшую долю и поставил его царем над остальными, а этих остальных - архонтами, каждому из которых он дал власть над многолюдным народом и обширной страной. Имена же всем он нарек вот какие: старшему и царю то имя, по которому названы и остров, и море, что именуется Атлантическим, ибо имя того, кто первым получил тогда царство, было Атлант. Близнецу, родившемуся сразу после него и получившему в удел крайние земли острова со стороны Геракловых столпов вплоть до нынешней страны гадиритов, называемой по тому уделу, было дано имя, которое можно было бы передать по-эллински как Евмел, а на туземном наречии - как Гадир. Из второй четы близнецов он одного назвал Амфереем, а другого - Евэмоном, из третьей - старшего Мнесеем, а младшего Автохтоном, из четвертой - Эласиппом старшего и Местором младшего, и, наконец, из пятой четы старшему он нарек имя Азаэс, а последнему - Диапреп. Все они и их потомки в ряду многих поколений обитали там, властвуя над многими другими островами этого моря и притом, как уже было сказано ранее, простирая свою власть по ею сторону Геракловых столпов вплоть до Египта и Тиррении.
От Атланта произошел особо многочисленный и почитаемый род, в котором старейший всегда был царем и передавал царский сан старейшему из своих сыновей, из поколения в поколение сохраняя власть в роду, и они скопили такие богатства, каких никогда не было ни у одной царской династии в прошлом и едва ли будут когда-нибудь еще, ибо в их распоряжении было все необходимое, приготовляемое как в городе, так и по всей стране. Многое ввозилось к ним из подвластных стран, но большую часть потребного для жизни давал сам остров, прежде всего любые виды ископаемых твердых и плавких металлов, и в их числе то, что ныне известно лишь по названию, а тогда существовало на деле: самородный орихалк, извлекавшийся из недр земли в различных местах острова и по ценности своей уступавший тогда только золоту. Лес в изобилии доставлял все, что нужно для работы строителям, а равно и для прокормления домашних и диких животных. Даже слонов на острове водилось великое множество, ибо корму хватало не только для всех прочих живых существ, населяющих болота, озера и реки, горы или равнины, но и для этого зверя, из всех зверей самого большого и прожорливого. Далее, все благовония, которые ныне питает земля, будь то в корнях, в травах, в древесине, в сочащихся смолах, в цветах или в плодах, все это она рождала там и отлично взращивала. Притом же и всякий нежный плод и злак, который мы употребляем в пищу или из которого готовим хлеб, и разного рода овощи, а равно и всякое дерево, приносящее яства, напитки или умащения, например, непригодный для хранения и служащий для забавы и лакомства древесный плод, а также тот, что мы предлагаем на закуску пресытившемуся обедом, њ вс„ это тогда под воздействием солнца священный остров порождал прекрасным, изумительным и изобильным. Пользуясь этими дарами земли, цари устроили святилища, дворцы, гавани и верфи и привели в порядок всю страну, придав ей следующий вид.
Прежде всего они перебросили мосты через водные кольца, окружавшие древнюю метрополию, построив путь из столицы и обратно в нее. Дворец они с самого начала выстроили там, где стояло обиталище бога и их предков, и затем, принимая его в наследство, один за другим все более его украшали, всякий раз силясь превзойти предшественника, пока в конце концов не создали поразительное по величине и красоте сооружение. От моря они провели канал в три плетра шириной и сто футов глубиной, а в длину на пятьдесят стадиев вплоть до крайнего из водных колец: так они создали доступ с моря в это кольцо, словно в гавань, приготовив достаточный проход даже для самых больших судов. Что касается земляных колец, разделявших водные, то вблизи мостов они прорыли каналы такой ширины, чтобы от одного водного кольца к другому могла пройти одна триера; сверху же они настлали перекрытия, под которыми должно было совершаться плавание: высота земляных колец над поверхностью моря была для этого достаточной. Самое большое по окружности водное кольцо, с которым непосредственно соединялось море, имело в ширину три стадия, и следовавшее за ним земляное кольцо было равно ему по ширине; из двух следующих колец водное было в два стадия шириной и земляное опять-таки было равно водному; наконец, водное кольцо, опоясывавшее находившийся в середине остров, было в стадий шириной.
Остров, на котором стоял дворец, имел пять стадиев в диаметре; этот остров, а также земляные кольца и мост шириной в плетр цари обвели круговыми каменными стенами и на мостах у проходов к морю всюду поставили башни и ворота. Камень белого, черного и красного цвета они добывали в недрах срединного острова и в недрах внешнего и внутреннего земляных колец, а в каменоломнях, где с двух сторон (сiплоус) оставались углубления, перекрытые сверху тем же камнем, они устраивали стоянки для кораблей. Если некоторые свои постройки они делали простыми, то в других они забавы ради искусно сочетали камни разного цвета, сообщая им естественную прелесть; также и стены вокруг наружного земляного кольца они по всей окружности обделали в медь, нанося металл в расплавленном виде, стену внутреннего вала покрыли литьем из олова, а стену самого акрополя орихалком, испускавшим огнистое блистание.
Обиталище царей внутри акрополя было устроено следующим образом. В самом средоточии стоял недоступный святой храм Клейто и Посейдона, обнесенный золотой стеной, и это было то самое место, где они некогда зачали и породили поколение десяти царевичей; в честь этого ежегодно каждому из них изо всех десяти уделов доставляли сюда жертвенные начатки. Был и храм, посвященный одному Посейдону, который имел стадий в длину, три плетра в ширину и соответственную этому высоту; в облике же постройки было нечто варварское. Всю внешнюю поверхность храма, кроме акротериев, они выложили серебром, акротерии же њ золотом; внутри взгляду являлся потолок из слоновой кости, весь изукрашенный золотом, серебром и орихалком, а стены, столпы и полы сплошь были выложены орихалком. Поставили там и золотые изваяния: сам бог на колеснице, правящий шестью крылатыми конями и головой достающий до потолка, вокруг него сто Нереид на дельфинах (ибо люди в те времена представляли себе их число таким), а также и много статуй, пожертвованных частными лицами. Снаружи вокруг храма стояли золотые изображения жен и всех тех, кто произошел от десяти царей, а также множество прочих дорогих приношений от царей и от частных лиц этого города и тех городов, которые были ему подвластны. Алтарь по величине и отделке был соразмерен этому богатству; равным образом и царский дворец находился в надлежащей соразмерности как с величием державы, так и с убранством святилищ. К услугам царей было два источника, родник холодной и родник горячей воды, которые давали воду в изобилии, и притом удивительную как на вкус, так и по целительной силе; их обвели стенами, насадили при них подходящие к свойству этих вод деревья и направили эти воды в купальни, из которых одни были под открытым небом, другие же, с теплой водой, были устроены как зимние, причем отдельно для царей, отдельно для простых людей, отдельно для женщин и отдельно для коней и прочих подъяремных животных; и каждая купальня была отделана соответственно своему назначению. Излишки воды они отвели в священную рощу Посейдона, где благодаря плодородной почве росли деревья неимоверной красоты и величины, а оттуда провели по каналам через мосты на внешние земляные кольца. На этих кольцах соорудили они множество святилищ различных божеств и множество садов и гимнасиев для упражнения мужей и коней. Все это было расположено отдельно друг от друга на каждом из кольцевидных островов; в числе прочего посредине самого большого кольца у них был устроен ипподром для конских бегов, имевший в ширину стадий, а в длину шедший по всему кругу. По ту и другую сторону его стояли помещения для множества царских копьеносцев, но более верные копьеносцы были размещены на меньшем кольце, ближе к акрополю, а самым надежным из всех были даны помещения внутри акрополя, рядом с обиталищем царя. Верфи были наполнены триерами и всеми снастями, какие могут понадобиться для триер, так что всего было вдоволь. Так было устроено место, где жили цари. Если же миновать три внешние гавани, то там шла по кругу начинавшаяся от моря стена, которая на всем своем протяжении отстояла от самого большого водного кольца и от гавани на пятьдесят стадиев; она смыкалась около канала, выходившего в море. Пространство внутри нее было густо застроено, а проток и самая большая гавань были переполнены кораблями, на которых отовсюду прибывали купцы, и притом в таком множестве, что днем и ночью слышались говор, шум и стук.
Итак, мы более или менее припомнили, что было рассказано тогда о городе и о древнем обиталище. Теперь попытаемся вспомнить, какова была природа сельской местности и каким образом она была устроена. Во-первых, было сказано, что весь этот край лежал очень высоко и круто обрывался к морю, но вся равнина, окружавшая город и сама окруженная горами, которые тянулись до самого моря, являла собой ровную гладь, в длину три тысячи стадиев, а в направлении от моря к середине њ две тысячи. Вся эта часть острова была обращена к южному ветру, а с севера закрыта горами. Эти горы восхваляются преданием за то, что они по множеству, величине и красоте превосходили все нынешние: там было большое количество многолюдных селений, были реки, озера и луга, доставлявшие пропитание всем родам ручных и диких животных, а равно и огромные леса, отличавшиеся разнообразием пород, в изобилии доставлявшие дерево для любого дела. Такова была упомянутая равнина от природы, а над устроением ее потрудилось много царей на протяжении многих поколений. Она являла собой продолговатый четырехугольник, по большей части прямолинейный, а там, где его форма нарушалась, ее выправили, окопав со всех сторон каналом. Если сказать, каковы были глубина, ширина и длина этого канала, никто не поверит, что возможно было такое творение рук человеческих, выполненное в придачу к другим работам, но мы обязаны передать то, что слышали: он был прорыт в глубину на плетр, ширина на всем протяжении имела стадий, длина же по периметру вокруг всей равнины была десять тысяч стадиев. Принимая в себя потоки, стекавшие с гор, и огибая равнину, через которую он в различных местах соединялся с городом, канал изливался в море. От верхнего участка канала к его участку, шедшему вдоль моря, были прорыты прямые каналы почти в сто футов шириной, причем они отстояли друг от друга на сто стадиев. Соединив их между собой и с городом косыми протоками, по ним переправляли к городу лес с гор и разнообразные плоды. Урожай снимали по два раза в год, зимой получая орошение от Зевса, а летом отводя из каналов воды, источаемые землей. Привет с Волшебного острова Эхо! остров
Дата: Пятница, 2023-12-29, 9:22 AM | Сообщение # 97
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 7627
Статус: Online
ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ
Что ж делать, платонами все не родятся, Возможно, не нужно быть мудрыми всем? Но важно стремиться, искать, не сдаваться! Расти над собою средь многих дилемм.
На то и даётся нам путь социальным, Чтоб социум свой превзойти, отыскав В себе мир духовный, небесный и дальний, Как Космос души, путь земной не предав.
Платоны живут в нас, как память столетий, Наследием цельновеликих Идей, Творений души, самых важных на свете, В том цель, назначение жизни людей.
На уровне генном храним человечность, Всё лучшее, что познавали в пути, Несём семенами в хрустальную млечность Красою Души, чтобы вечно цвести.
ЦитатаБелоснежка ()
Из темы "Ценностей: А современные ученые, будучи лишь формально верящими или атеистами, не могут понять глубины веры в божественность Космоса великими посвящёнными: Орфеем, Пифагором, Платоном, Аристотелем и далее… людьми сильного духа. Исследователи разделяют цельность, забывая саму цель изучения – Единство Основы первомысли.
Эхо. Альбин. О платоновской философии
Склонность к познанию тайны, Многим наукам, мышленью, К истине, самопознанью, Умственной цели творенья…
Вот что философ являет Качествами восприятья, Правдолюбив он и знает Цель, справедливость в участье.
В нём устремления мысли И умозрительность ценны, Скромность и мужество в жизни, Вольность суждений - отменны.
Где созерцание выше Мелких желаний и дела, Там философская ниша, Но не в пассивности зрелость.
Всюду есть определения, Практика, с нею теория, И силлогизм, разделение, Индукция и теология…
Выразить важно суждение Верное из сочетания. Разум двояк, вне сомнения: Исток и орудие знания.
Божеский ум недоступен нам, Ум развиваем дарованный, Также двояк, верх и глубина, Знанье наук и природное.
Соединение памяти И ощущений есть мнение. Ложно иль истинно.. знаете? Тут возникает сомнение.
((()))
Боги небесные – вечность! Людям земным далека Эта бессменная млечность, Звездной купели река.
Боги земные – примером, В них благочестье и разум, И справедливость, и мера, Следуй их добрым приказам.
((()))
Богоподобие целью Сделай, опорой ума, Следуй закону прицельно И наполняй закрома Светом души, воспитаньем, Доброй привычкой забот Об умозрительном знанье, Дарящем истинный плот, Музыкой и соразмерным Силам закалки своей Тела, ума, делом зрелым, Высшей науки людей.
ЦитатаБелоснежка ()
Противопоставляя мировоззрение античных философов или пытаясь выяснить первенство той или иной идеи, догадки, формулы, картины мира, астрономической теории, естественно-научной обоснованности… современные исследователи зачастую не учитывают главное – единство основы самой мысли изначальной в античных умах, единство Рода античной системы мышления, дающей весь спектр творческих интерпретаций учеными. Разделяя учения древних, современные авторы теряют единство. Выдвигая в качестве первоэлемента воду или воздух, огонь или эфир, мысль античная отталкивается от единства понимания неделимости Бога-Творца.
ПОНИМАНИЕ ЦЕННОСТИ
Что ценно? Что нас понимают? О, нет… То важно, что мы понимаем, любя Единство миров, извлекая ответ Из центра сознания, слов не трубя.
Изменчиво всё, что мы чувствуем здесь, Что ценим, хотим осознать и понять. Мгновение истины – вот эта Весть! Кто понял себя, мир сумеет объять.
Другие… Поймут или нет, не беда, У каждого роли и цели свои! Мгновению служат времён череда И все перемены, что зреют в любви… Изнутри!
Таков Соломон, …и Платон, и Сократ… Живут нами в нас - уже тысячи лет! Творя мир, что так переменой богат… Даря единенье, от нас ждут привет,
Созвучия и резонанса в яви С основою мудрости, зрелостью той, Что вечно зовёт нас в чертоги любви, И манит сознанье, сияя звездой… Нам с тобой!
ЦитатаБелоснежка ()
Изучение античной философии живым духом сотворчества, процессом горения-излучения мысли – вот что требует нынешнее время от исследователей. Как настроить лиру на нужный лад, так и настроить свое восприятие на гармонию с мыслетворчеством мудрецов, транспонируя в иной диапазон поверх времени и пространства, найдя ту неповторимую сферу в Музыке Сфер, что раскрывает космос души человека в буквальном, а не переносном смыслах.
Дата: Воскресенье, 2024-01-14, 1:36 PM | Сообщение # 98
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 7627
Статус: Online
Практически всё самое ценное о Сократе мы узнаём от Платона.
Диалектический метод Сократа!
Чтобы достичь блага глубокого знания, Сократ разработал диалектический метод, который основывается на трех основных компонентах:
1 Ирония
Сократ (и тогда, и ныне живущий в мире философской Мысли) уверен в том, что в основе познания должно лежать осознание человека, что его возможности познания сильно ограничены. Мнение о том, что мы способны обладать или хоть как-то приблизиться к абсолютной истине, является высшей степенью самонадеянности – в этом Сократ видел главную иронию: настоящий философ вынужден посмеиваться над собой, над неполнотой своего сознания, а не считать себя всезнающим и всемогущим. В последнем случае, по мнению Сократа, философ уже не мудрец, а пустой догматик либо болтун. Ирония Сократа, таким образом, обращает человека против самомнения и помогает ему бороться с мнимой самоуверенностью, которая замедляет процесс познания или вовсе прекращает его.
2 Маевтика
Вы часто слышали фразу о том, что «нельзя ничему научить, можно только научиться». По мнению Сократа, преподавание способно только помочь человеку в достижении истинного знания: после того, как человек осознает ограниченность своих познавательных возможностей, его необходимо подтолкнуть к нахождению истины (или ее «рождению», как говорил сам философ). Сделать это можно путем использования особой техники задавания вопросов, ответы на которые помогают человеку найти истину (внутри себя самого).
Сократ, как и другие мудрые философы, уверен в том, что истина находится внутри самого человека, т.е. каждый из нас уже обладает знанием, однако оно находится в «неосознанном» состоянии. Кроме того, это знание нельзя «достать», если у человека нет потенциала к учению и самопознанию, искреннего, внутреннего желания достичь истины. Таким образом, маевтика – это побуждение человека к познанию. Как говорят суфии: Невозможно научить, но можно научиться! Маевтика способствует продвижению человека к истине.
3 Наведение (индукция)
В основе диалектического метода лежит диалог, в рамках которого противоположные мнения (мысли) противопоставляются друг другу, чтобы в результате их столкновения «родилась» истина. Как уже было сказано ранее, Сократ считал, что достичь абсолютной истины невозможно, однако идти к ней можно и нужно. Вы можете заметить в этом некоторое противоречие: как человек может одновременно достичь истины и не достичь ее?
Дело в том, что, по Сократу, каждое новое знание рождает еще большее незнание, каждый раз, находя истину, мы лишь переходим на более «высокий» этап ее осознания: абсолютной истины достичь невозможно, а вот бытовую истину - правду - отыскать мы в силах. Движение к истине в диалектическом методе происходит посредством «наведения». Метод пробуждает дремлющую в человеке интуицию, как укоренённое в самой сущности человеческой древнее Знание.
В ходе умозаключений люди часто приходят к какой-то мысли, которую принимают за "истинное знание", но которая им на самом деле не является. Чтобы помочь человеку двигаться к истине, нужно обязать его сомневаться в правильности своих суждений путем использования техники задавания «наводящих» вопросов, противоречащих его мнению. Только так человек сможет самостоятельно признать, что его мнение не было истиной, а было лишь идеей (мыслью), ограниченным знанием, а затем погрузиться вглубь бытия, чтобы открыть новое приближение к истинному знанию.
Техника, которую использовал в своем методе Сократ, называется Elenchus и переводится как «Аргумент опровержения» или «Перекрестный допрос».
Вспомним Сократов круг знаний, в котором каждое новое знание только расширяет границы незнания, а абсолютно истинного знания и вовсе, по мнению философа, достичь невозможно. Невозможность найти абсолютную истину является единственным двигателем развития нашего разума. Если бы найти ее было возможно, мы бы давно это сделали, что привело бы к стагнации, застою нашего развития, а затем и к противоположному эффекту – деградации.
Тут необходимо добавить главное. Истину открывает не ум, истинное знание дарует не интеллектуальный поиск, но пробуждённое сознание, в помощь которому Интрасферное восприятие, позволяющее непротиворечиво синтезировать знания ума с чувствами и интуицией души, питающими друг друга и преодолевающими ограниченность своей временности, то есть, свою фрагментарную природу.
Диалектический метод может иметь форму разговора как с самим собой (самопознание), так и с другим человеком (совместный поиск истины или наведение). Однако осознанно беседовать с самим собой способны только мудрые люди, обладающие непредвзятым мышлением, – истинные философы. Другие имитируют подобные беседы, но не без пользы для своего развития и поиска. Поэтому в большинстве случаев диалектическая беседа проходит в форме диалога двух людей или более. Например: 1. учитель – ученик – подразумевает передачу некоторого знания, когда учитель обладает им и хочет помочь достичь его другому; 2. поиск знания в беседах – ни один из участников не обладает истинным знанием, все имеют лишь идею, мнение или убеждения.
Очевидно, никакие слова или тексты не могут передать истинное Знание тому, кто не готов воспринять его. Но есть пути, ведущие к целостному восприятию. Называют и выражают разными словами, Логосом, Мифом, Творцом мира...
В начале своего сочинения “О природе” философ Гераклит говорит, некоторым образом указывая на Объемлющее: «Эту-вот Речь (Логос) сущую вечно люди не понимают и прежде, чем выслушать, и выслушав однажды. Ибо, хотя все сталкиваются напрямую с этой-вот Речью (Логосом), они подобны незнающим [ее], даром что узнают на опыте такие слова и вещи, какие описываю я, разделяя [их] согласно природе [истинной] и высказывая так, как они есть. Что ж касается остальных людей, то они не осознают того, что делают наяву, подобно тому как этого не помнят спящие…» Привет с Волшебного острова Эхо! остров
Дата: Понедельник, 2024-01-15, 10:31 AM | Сообщение # 99
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 7627
Статус: Online
Философия должна несомненно быть наукой о чём-то, чём-то определенном. В этом русле направляется и мысль Платона. Приводимый ниже отрывок является важнейшим для положительного решения проблемы предмета философии:
«Что же, скажем ли мы, что эта наука является наукой о чем-то и в ней заложена некая потенция быть таковой? Ты с этим согласен?
— Да, несомненно.
— Ведь и о большем мы утверждаем, что оно обладает такого рода потенцией, которая позволяет ему быть большим, чем нечто другое?
— Да.
— А это другое разве не является меньшим, коль скоро большее — больше?
— Это неизбежно.
— Итак, если бы мы нашли некое большее, которое было бы больше [других]
больших и самого себя, но другие большие не превышали бы ни одно из них, то ему вполне оказалось бы присущим быть больше самого себя и одновременно меньше? Или ты не согласен с этим?
— Напротив, я считаю это само собой разумеющимся, Сократ, — отвечал Критий.
— Значит, если что-либо является двойным по отношению к другим двойным величинам и к самому себе, то именно будучи половиной самого себя и других двойных величин, оно будет двойным как по отношению к самому себе, так и к ним. Ведь двойным оно может быть только по отношению к своей половине.
— Это верно» [15, с. 315—316].
Этот фрагмент требует пояснения и комментария, поскольку является в диалоге ключевым. Примечание гласит, что «здесь обсуждается диалектика отношений одного и иного, характерная для диалога «Парменид»». Одного указания на сходство проблематики с другим знаменитым диалогом недостаточно, ведь проблематика эта — далеко не игра словами, не голое «искусство спорить», как по неразумению часто понимают античную диалектику, вовсе нет. На наш взгляд, это важнейший пункт для понимания и разрешения платоновской проблематики: «если бы мы нашли некое большее, которое было бы больше [других] больших и самого себя, но другие большие не превышали бы ни одно из них, то ему вполне оказалось бы присущим быть больше самого себя и одновременно меньше».
... о ключе к разрешению противоречивого положения философии. «Некое большее», которое предполагает Платон — это познающее мышление, возникающее по практической необходимости и по этой же необходимости совершающее удвоение мира в сознании («быть двойным по отношению к самому себе и другим двойным величинам»). Созидаемое в процессе человеческой практики тело культуры и существующее через и сквозь индивидов, включенных в это предметное неорганическое «тело» и создает такую «путаную» ситуацию, которую предельно точно на языке понятий выражает Платон: отдельный индивид, осуществляющий свою жизнедеятельность уже не по мере своих биологических потребностей, а по мере потребностей человеческого мира, является «большим самого себя», но и другие такие большие не превышают в этом смысле ни одного из них — здесь отчетливо видна коммунистическая мысль о равенстве членов человеческого общества (в противовес обществу «гражданскому», как пишет Маркс в «Тезисах о Фейербахе»). Однако он не только больше самого себя, но и одновременно меньше самого себя постольку, поскольку он сам (т.е. само человеческое «Я») есть не что иное, как усвоенные (интериоризированные) формы человеческого общества, способы человеческой деятельности («пересаженные в голову и преобразованные в ней», по словам Маркса) и вне этих форм, которые никак не сводятся к одному (абстрактному) функционирую -щему индивиду, собственно «собой» быть перестает. Даже, точнее, не перестает, а просто не возникает — ведь излюбленный пример Робинзона характерен тем, что Робинзон на острове вовсе не абстрактный индивид: он несет «в себе» всю потенцию человеческого общества, той культуры, в которой он воспитан, тех способностей, которые он в этой культуре получил. Но попади Робинзон на необитаемый остров, будучи 2—3 недель от роду — и никакого романа не получилось бы. Ведь не получилось бы человека.
Именно теорией такого познающего (постольку, поскольку преобразующего) мышления является философия — это тезис уже вполне марксистский, наиболее ясное и законченное выражение нашедший в ленинском определении: диалектика, логика, теория познания, не нужно и трех слов, а не только трех разных наук. Очень характерно, что Платон оставляет центральный вопрос диалога открытым. Ксенофонт, указывая, что Сократ не дал определения софии (мудрости) и софросины — «целомудрия» (рассудительности), ставит, однако, ему в заслугу положение о том, что, зная прекрасное (хаХа) и хорошее в нравственном смысле (ауаба), надо уметь ими пользоваться, а зная нравственно безобразное, надо его избегать [7, с. 97]. А.А. Тахо-Годи указывает, что «главная цель Сократа — заставить читателя задуматься над диалектикой понятия» [15, с. 557]. А.Ф. Лосев отмечает «В определении софросины на первый план выступает здесь тоже «делание своего». Однако это какое-то очень общее мастерство, и создает это мастерство не правильную подвижность корабля, и не здоровую жизнь для больного, и не домашнюю утварь. Но в чем именно заключается эта общность, эта общая предметность, мастерски создаваемая самой этой предельной общностью? О содержательном наполнении этой предельной общности, о ее специфической предметности — об этом в «Хармиде» ничего не сказано» [9].
Все это так, но дело, думается, еще и в том (и прежде всего в том), что сам вопрос, гениально и точно поставленный в этом диалоге Платоном, невозможно было решить на современном ему этапе развития общества. Чрезвычайно ценно для исследователя платоновского наследия именно в «Хармиде» то, что собственное решение Платона — на объективно-идеалистической основе — здесь еще только вырабатывается и будет развернуто в более поздних диалогах, но при этом уже очень явно высвечены те тенденции, которые получили развитие в современной нам
философии. ... ... Дальнейшее рассуждение Сократа показывает, что «чистое знание» в отрыве от действительности — бесполезно, ведь если софросина есть только знание о знании, а равно и о невежестве, то без знания, «погруженного» в предметные формы (скажем, врачебного дела, или зодчества, или иного мастерства), с одной лишь ее помощью нам не отличить умелого врача от неумелого, от лишь притворяющегося таковым, а значит и сама позиция опоры на «знание себя» теряет смысл. https://cyberleninka.ru/article....tarnogo
***
На мой взгляд, важно понимание, что действительность или реальность для собеседников различаются принципиально, когда смотрим из разных уровней сознания на одно и то же. Практическое применение философии послужит одному уровню, образовательное использование философских принципов - другому, философия чистой мысли и творческой мыследеятельности - также инаковое использование её. Поэтому важно определиться с уровнем рассматриваемой философии для взаимопонимания собеседников. И хотя уровни условны, можно ограничиться самыми простыми формами: - бытовая (практическая сторона дел, бесед, отношений), - интеллектуальная (научная, образовательная, познающая) - духовная (творчество одухотворенной мысли)
ЦитатаБелоснежка ()
«Эту-вот Речь (Логос) сущую вечно люди не понимают и прежде, чем выслушать, и выслушав однажды.
Дата: Вторник, 2024-02-20, 2:46 PM | Сообщение # 100
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 7627
Статус: Online
Платон и военное дело его времени
13 июня 2013 года в Русской христианской гуманитарной академии на семинаре "Человек воюющий" под руководством профессора Александра Алексеевича Хлевова с докладом "Платон и военное дело его времени" выступил профессор РХГА Роман Викторович Светлов. "Платон и военное дело его времени".
Не будучи военным теоретиком и историком, интересуясь темой войны главным образом с общественно-политической и морально-философской точек зрения, Платон, вместе с тем, описывает должные форм
профессор РХГА Роман Викторович Светлов. "Платон и военное дело его времени"
***
Острова душ сияющих в силах Мир спасать, как звезда мудреца - Все миры! Воин Света – светило, Бой ведёт с сатаной до конца.
Воевали за землю родную Мудрецы всех прошедших времён! Защищая обитель благую От порочных и алчных племён.
Даже такие великие античные философы, как Сократ, воевали за родную землю. На Пелопонесской войне Сократ отличился в сражениях при Потидее (432 до н.э.), Делии (424 до н.э.), а также при Амфиполе (422 до н.э.). Привет с Волшебного острова Эхо! остров
Сообщение отредактировал Белоснежка - Вторник, 2024-02-20, 2:48 PM
•Новые сообщения ·
Правила
•Поиск•]
Традиции Галактического Ковчега тут!
.
.
.
..
