В теме Пир Семи Мудрецов приведены краткие сведения о величайшем мыслителе, посвящённом в тайны мира, античном, глубоком философе, чьё имя знает каждый человек. Пир Семи Мудрецов [ 123 … 678 ] В этой теме познакомимся ближе с биографией, трудами мудреца и наследием.
Платон — первый философ, чьи сочинения сохранились не в кратких отрывках, цитируемых другими, а полностью.
Философия Платона почти вся пронизана этическими установлениями: в его диалогах рассматриваются такие вопросы как: природа высшего блага, его осуществление в поведенческих актах людей, в жизни общества. Нравственное мировоззрение Платона развивалось от «эвдемонизма» (Протагор) к идее абсолютной морали (диалог «Горгий»). В диалогах «Горгий», «Теэтет», «Федон», «Республика» этика Платона получает аскетическую ориентацию: она требует очищения души, очищения от мирских удовольствий, от преисполненной чувственных радостей светской жизни.
Задача человека в том, как об этом говорил Пифагор, чьим наследником являлся Платон, чтобы возвыситься над беспорядком (несовершенным чувственным миром) и всеми силами души стремиться к уподоблению Богу, который не соприкасается ни с чем злым («Теэтет»); в том, чтобы освободить душу от тирании всего телесного, сосредоточить её на себе, на внутреннем мире умозрения, духотворчества и иметь дело только с истинным и вечным («Федон»). Платону характерна и примиряющая эвдемоническая позиция, которая излагается в диалогах «Филеб» и «Законы».
Эвдемони́зм (др.-греч. εὐδαιμονία — процветание, блаженство, счастье) — этическое направление, признающее критерием нравственности и основой поведения человека его стремление к достижению счастья. В восточной философии к эвдемонистическому учению можно отнести буддизм с его постулатом об избавлении от всех страданий с целью достижения нирваны.
Во всех произведениях Платона подразумевается существование Богов, стремление к идеалу в высшей красоте и вечной полноте бытия.
Принято считать, что Платон является одним из основателей идеалистического направления в мировой философии. Во многих сочинениях философа проводится мысль о том, что бытием в подлинном смысле слова можно назвать только абсолютные сущности, сохраняющие своё бытие безотносительно пространства и времени. Такие абсолютные сущности называются в сочинениях Платона идеями, илиэйдосами. Ранее Демокрит называл Атомы Идеями, Богами. В диалоге Платона «Тимей» главный рассказчик приходит к положению, согласно которому решение онтологического вопроса всецело зависит от того, как мы решаем вопросы теории познания. Если мы соглашаемся с тем, что истинное познание касается только вечного и неизменного бытия, а касательно изменяющегося и временного не может быть истинного знания, но только лишь мнение, то следует признать автономное существование идей.
Сущность человека усматривал в его вечной и бессмертной душе, вселяющейся в тело при рождении и покидающей при его смерти. Об этом ранее говорилось в пифагорейском и орфическом учении.
Дата: Вторник, 2020-01-14, 1:15 PM | Сообщение # 21
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 7434
Статус: Offline
ЦитатаMгновениЯ ()
На звезды глядишь ты, мой Астер. О, если бы я был небом,Мириадами глаз я глядел бы тогда на тебя.
Эти платоновские слова, сама мысль прекрасная, вдохновили и меня...
ПЛАТОН АСТЕРУ
О, звезда моя, Астер! Молча ты глядишь на звезды... Мне бы Небом стать, о, грезы... Чтоб узреть твоих гетер! Мириады глаз моих Осторожно, ненасытно, Благосклонно, любопытно Тихо б вглядывались в них. Ты горел звездой при жизни, Ныне звезды светят в мысли...
ПАН
Угомонитесь, лесом крытые вершины! И скал источники, и гомон птиц, зверей... Выходит Пан играть свирелею своей, Губами влажными озвучив дол долины... И легкокрылые летят навстречу нимфы Дерев и вод, и вытанцовывают рифмы...
Сядь отдохнуть под сей высокою сосною, Под шорох веточек, журчание потоков, Под звук свирелевый, движенье вешних токов, И сон опустится на веки пеленою... И сладкозвучная звенит в душе свирель Всю суету принаряжая под апрель...
Дата: Пятница, 2020-01-31, 8:59 AM | Сообщение # 22
Администратор
Группа: Администраторы
Сообщений: 6928
Статус: Offline
Из Лосева о Платоне
4. Неоплатоническая трактовка идейного содержания диалогов Платона
Далее необходимо обратить внимание на то, что автор трактата использует, и притом весьма удачно, неоплатоническую лестницу восхождения для анализа Платона. Этому посвящена гл. 5. Если начинать снизу, то материей необходимо считать в диалоге участвующих в нем лиц и передающиеся события. Форма диалога – это его стиль. Природа, объединяющая материю и форму, – это способ ведения беседы, душа – это доказательство, ум – это проблема, вокруг которой собираются доказательства, и благо (или бог) – это целевая причина. Тут же, в конце гл. 5, дается еще иное, расширенно аристотелистское разделение "причин" материальной, формальной, творческой, целевой, парадигматической, орудийной (две последние причины есть неоплатоническое прибавление к четырем общеизвестным аристотелевским). В гл. 7 дается более простое деление основных моментов диалога – на действие и действующие лица, на рассуждения и умозаключения и на положительное учение.
5. Общий метод диалогического рассуждения
Так можно было бы назвать следующие далее главы 8, 9 и 10. Но это лишь общее определение того, о чем фактически говорится в этих главах. В гл. 8 говорится о том, каким образом передает Платон беседу участвующих в диалоге лиц. В гл. 9 идет речь не столько о методе, сколько о цели, или предмете, диалога. Но эта цель, собственно говоря, определяет в основном и всю методологию диалога. Здесь указывается десять правил развертывания предмета, обсуждаемого в диалоге, именно предмет диалога должен быть: единым, а не множественным; общим, а не частным; цельным, а не частичным; точным, а не приблизительным; возвышенным, а не низменным; согласованным, а не без согласования; не только критическим, но и положительно-утвердительным; спокойно-рассудительным и направленным на благо, а не страстным и бесцельным; предметным, а не просто методическим; принципиальным, а не случайно материальным. Если иметь в виду подлинное содержание диалогов Платона и подлинную их форму, то едва ли можно будет прибавить что-нибудь к этой характеристике предметной стороны диалогов.
Дата: Вторник, 2020-02-04, 11:04 AM | Сообщение # 23
Администратор
Группа: Администраторы
Сообщений: 6928
Статус: Offline
На меня произвел сильное впечатление этот момент в рассуждениях неоплатоников...
Великое взрастает в каждом малом, а кажущийся мелким существом, Пылинкой на поверхности кинжала, летит, сроднившись, в вечность мотыльком!
И сколь ни приближайся диалогом к причине жизни, тайнам естества, Почувствовать себя единорогом не сможешь, если нет в тебе моста Сакрального, а в таинстве желаний не вырастет огнивом Бога лик... Платон мне друг, учитель прорастаний, коль он во мне, то дух един - велик.
И всё же импульс творчества меняет Платоновы идеи понемногу, И тайные миры тот покоряет, Кто, следуя великому, ко сроку Свою звезду зажжёт среди сиянья Творцов неугасающих созвездий.
Уходят корабли из града знаний В неведомые дали новых песен!
Поёт любовь, танцует и рождает Желания, магнитит поколенья Красою мысли, чувством освежает, Тем движет всё и в этом нет сомненья!
Танцуй и ты с надеждой, современник, Философ, композитор и поэт, И помни, без второго в жизни - пленник, А со вторым и третьим - духа свет.
Да кто второй, когда Платон был первым? Он первым остаётся и в веках! Идеи волшебство - помощник верных, Коль логика огня горит в строках...
Материей сочтём мы говорящих, И сам предмет, достойный обсужденья, А форма диалога - стиль, изящность, Природа единяет вне сомненья,
В ней способ откровений и беседы, А души доказательством всему, Что видит ум, ведь он и есть проблема, Прочувствуй доказательства уму!
Причина вечна, цель и благо жизни, Но сколь ни размышляй, логичность слов Утонет в водах света высшей мысли, Читай Платона сердцем в мире снов... Читай, вникай в сокровища Основ!
Великий современник - просто кукла, Факир на час, но искры божества Рождают в нас надежды. А под утро Не видно звёзд, да нет и волшебства...
Единое светило не угаснет Для каждого, кто был им порождён, А в логике огня ума и глаз нет, Но Разум - бесконечный водоём.
Нет малого вне света от великих, Великих нет, коль малых не найти, Подобное звучит на тропках тихих, Тишайшее - родник наш на пути! Книгоиздательство
Дата: Пятница, 2020-04-10, 1:26 PM | Сообщение # 24
Администратор
Группа: Администраторы
Сообщений: 6928
Статус: Offline
Ученик Сократа, родственник тирана
Биографии поэтов и философов редко попадали в поле зрения серьезных греческих историков. О них писали в основном любители занимательных фактов. Поэтому в биографии Платона и других философов правду не всегда легко отделить от вымысла. Кроме поздней работы о мыслителе, написанной Диогеном Лаэртским, сохранились и письма Платона. Некоторые факты его биографии можно вычленить из его философских трудов.Под вопросом даже настоящее имя философа. В Античности писали, что в действительности его звали Аристокл, а Платон было прозвищем. Он получил его то ли за физические данные, то ли за ширину лба. Скорее всего, это легенды, и Платон было настоящим именем.Он происходил из аристократической семьи. Отцом Платона был Аристон, а матерью — Периктиона. Семья принадлежала к дему Коллит. Родители философа были выходцами из знатных семей, предки которых занимали почетную должность архонта-эпонима в VII и VI веках до н. э. Мать Платона происходила из того же рода Кодридов, что и законодатель Солон.
Платон на фреске Рафаэля «Афинская школа». Источник: wikimedia.commons
У Платона было два старших брата Адимант и Главкон и сестра Потона. Братья Платона сражались в рядах афинского ополчения при Мегаре в 409 году до н. э.Вскоре после рождения Платона умер его отец Аристон. Периктиона была выдана замуж за брата своей матери (в Афинах такие браки допускались) Пирилампа. Он был вдовцом и воспитывал сына Демоса от первого брака.Известно, что Пириламп был состоятельным человеком и другом Перикла. Он разводил экзотических птиц и, как поговаривали злые языки, посылал их в подарок любовницам Перикла. Тем не менее он сражался в рядах афинского ополчения в битве с беотийцами при Делии (424 год до н. э.) и был ранен. Периктиона родила новому мужу еще одного сына, которого назвали Антифонт в честь отца Пирилампа.Точные даты о жизни Платона практически не известны. Немногие факты можно извлечь из фрагментов современных ему авторов. Так, известно, что будущий философ родился в Афинах в 420-е годы до н. э. Он покинул полис в 28 лет, после казни Сократа. А скончался в Афинах на 13-й год правления Филиппа Македонского (348/347 год до н. э.).Как и другие знатные афиняне, Платон должен был получить домашнее образование. Оно включало музыку, основы математики, астрономии, философии, истории. С общественной жизнью подростка должны были знакомить старшие родственники. В случае с Платоном это, вероятно, делали его братья. Скорее всего, так он и познакомился с Сократом, которого знал Главкон.
Платон должен был слушать и модных в ту эпоху софистов, собиравших вокруг себя учеников. Тот факт, что он сделал некоторых из них героями своих диалогов, говорит о его знакомстве с софистами.В юности, как и другие молодые афинские аристократы, Платон был учеником Сократа. О дружбе юноши с философом писал в своих «Воспоминания о Сократе» его другой ученик Ксенофонт. В частности, он вспоминает подробный разговор между Сократом и братом Платона Главконом, который уже в юности имел политические амбиции.Судя по сохранившемуся письму Платона, он достиг совершеннолетия к концу Пелопоннесской войны, когда Афинами управляла
Молодой человек возлагал большие надежды на новое правительство из 51 человека (30 и двух подчиненных им коллегий), в которое входили его родственники — дядя Хармид и дядя или двоюродный дед Критий (глава правительства). Тогда же он получил предложение от своего родственника Крития заняться политикой. Платон решил подождать, а потом увидел, что режим Тридцати еще хуже прежней демократии.
Через год в ходе гражданской войны в Афинах восстановили демократию, а Критий и Хармид погибли. В 399 году до н. э., когда Сократа осудили на казнь, Платону было около 25. Через несколько лет он с несколькими другими учениками Сократа уехал в Мегару, чтобы учиться у философа Евклида. После обучения у Евклида Платон вернулся в Афины. Ему исполнилось 30, и он должен был вступить в права земельного владения.
Тиран Дионисий
Платон писал, что ему было около 40 лет, когда он впервые посетил двор сиракузского тирана Дионисия Старшего. Правитель был деятельным и просвещенным, при его дворе неоднократно гостили выдающиеся современники.Платон отправился ко двору Дионисия около 385 года до н. э. К этому времени он уже написал часть своих диалогов и должен был приобрести известность в греческом мире. Предполагают, что часть его диалога «Государство» тоже уже была написана и опубликована.Сначала Дионисий был расположен к Платону. Однако спустя некоторое время философ своими суждениями вызвал гнев тирана. Греческие историки приводят разные детали, но все повторяют рассказ, как Дионисий продал Платона в рабство.Согласно Диодору, философа продали на невольничьем рынке за 20 мин. Несколько греческих философов собрали деньги, чтобы выкупить Платона. Они отправили его в Грецию, напомнив, что мудрому человеку следует меньше общаться с тиранами.
Плутарх приводит более захватывающую историю. Пока Платон жил в Сиракузах, приближенные Дионисия и его родственник Дион (позже сыграл видную роль в истории Сиракуз) охотно слушали философа. Платон и Дион остались друзьями вплоть до гибели последнего. Свободные речи и критика тирании вызвали гнев Дионисия. Молодой Дион тайно посадил философа на триеру, уходившую с Сицилии. Капитаном корабля был спартанец Поллид, которому Дионисий чуть ранее приказал убить Платона или хотя бы продать в рабство. Поллид так и сделал — он отвез философа на Эгину и продал.Спартанец Поллид был реальным историческим лицом, о котором писали современники. Чуть позже продажи Платона в рабство, которая должна была произойти в 380-е годы до н. э., в 376 году до н. э. Поллид командовал спартанской эскадрой в морской битве против афинян при Наксосе. Хотя, как писал Диодор, Поллид храбро сражался, спартанцы проиграли морскую битву, а сам Поллид погиб. Так он и вошел в историю — спартанец, который продал в рабство Платона и проиграл морской бой при Наксосе. «Так божество отомстило за философа», — подводит итог судьбе Поллида Диоген Лаэртский.
Диоген Лаэртский приводит третью версию рассказа о продаже в рабство. Дионисий выдал философа прибывшему с посольством Поллиду. Он отвез его на Эгину, где философа продали в рабство. В это время Эгину посетил философ Анникерид Киренский, который выкупил Платон и отвез в Афины. Когда друзья философа или Дион отдали Анникериду деньги, он купил на них земельный участок, на котором Платон основал свою Академию. https://diletant.media/articles/45271366/ Книгоиздательство
327[Сократ]. Вчера я ходил в Пирей вместе с Главконом, сыном Аристона, помолиться богине, а кроме того, мне хотелось посмотреть, каким образом справят там ее праздник, – ведь делается это теперь впервые. Прекрасно было, по-моему, торжественное шествие bместных жителей, однако не менее удачным оказалось и шествие фракийцев [1]. Мы помолились, насмотрелись и пошли обратно в город.
Увидев издали, что мы отправились домой, Полемарх, сын Кефала, велел своему слуге догнать нас и попросить, чтобы мы его подождали. Слуга, тронув меня сзади за плащ, сказал:
– Полемарх просит вас подождать его.
Я обернулся и спросил, где же он.
– А вон он идет сюда, вы уж, пожалуйста, подождите.
– Пожалуйста, мы подождем, – сказал Главкон.
cНемного погодя подошел и Полемарх, а с ним Адимант, брат Главкона, и Никерат, сын Никия, и еще кое-кто, вероятно, с торжественного шествия. Полемарх сказал:
– Мне кажется, Сократ, вы спешите вернуться в город.
– Твое предположение не лишено истины, – сказал я.
– А разве ты не видишь, сколько нас здесь?
– Как же не видеть!
– Так вам придется либо одолеть всех нас, либо остаться здесь.
– А разве нет еще и такого выхода: убедить вас, что надо нас отпустить?
– Как же можно убедить тех, кто и слушать-то не станет?
– Никак, – сказал Главкон.
– Вот вы и считайте, что мы вас не станем слушать.
328 Адимант добавил:
– Неужели вы не знаете, что под вечер будет конный пробег с факелами [2] в честь богини?
– Конный? – спросил я. – Это нечто новое. Будут передавать из рук в руки факелы при конных ристаниях? Так я тебя понял?
– Да, так, – сказал Полемарх, – и вдобавок будут справляться ночные торжества, а их стоит посмотреть. После ужина мы пойдем смотреть празднество, и здесь можно будет встретить много молодых людей и побеседовать с ними. Пожалуйста, останьтесь, не раздумывайте.
bГлавкон отвечал:
– Видно, приходится остаться.
– Раз уж ты согласен, – сказал я, – то мы так и поступим.
Мы пошли к Полемарху [3] в его дом и застали там Лисия и Евтидема, его братьев, а также халкедонца Фрасимаха, пэанийца Хармантида и Клитофонта, сына Аристонима. Дома был и отец Полемарха Кефал – cон мне показался очень постаревшим: прошло ведь немало времени с тех пор, как я его видел. Он сидел на подушке в кресле, с венком на голове [4], так как только что совершал жертвоприношение во внутреннем дворике дома. Мы уселись возле него – там кругом были разные кресла.
Чуть только Кефал меня увидел, он приветствовал меня такими словами:
– Ты, Сократ, не частый гость у нас в Пирее. Это напрасно. Будь я еще в силах с прежней легкостью выбираться в город, тебе совсем не понадобилось бы dходить сюда – мы бы сами посещали тебя там; но теперь ты должен почаще бывать здесь: уверяю тебя, что, насколько во мне угасли всякие удовольствия, связанные с телом, настолько же возросла потребность в беседах и удовольствии от них. Не уклоняйся же от общения с этими молодыми людьми и посещай нас, мы ведь с тобой друзья и близкие знакомые.
– Право же, Кефал, – сказал я, – мне приятно беседовать с людьми преклонных лет. eОни уже опередили нас на том пути, который, быть может, придется пройти и нам, так что, мне кажется, нам надо у них расспросить, каков этот путь – тернист ли он и тягостен, или удобен и легок [5]. Особенно от тебя, раз уж ты в таких летах, когда стоишь, по словам поэтов, на пороге старости [6], мне хотелось бы узнать, в тягость ли тебе кажется жизнь или ты скажешь иначе?
– Тебе, Сократ, – отвечал Кефал, – я, клянусь 329Зевсом, скажу так, как мне кажется. Часто сходимся мы вместе, люди примерно тех же лет, что и я, оправдывая старинную поговорку [7]. И вот, когда мы соберемся, большинство из нас с сокрушением вспоминает вожделенные удовольствия юности – любовные утехи, попойки, пирушки и тому подобное – и брюзжат, словно теперь это для нас великое лишение: вот тогда была жизнь, а это разве жизнь! А некоторые старики bжалуются на родственников, помыкающих ими, и тянут все ту же песню, что старость причиняет им множество бед. А по мне, Сократ, они напрасно ее винят: если бы она была причиной, то и я испытывал бы то же самое, раз уж я состарился, да и все прочие, кто мне ровесник. Между тем я не раз встречал стариков, у которых все это не так; например, поэту Софоклу был при мне задан такой вопрос:
"Как ты, Софокл, насчет любовных утех? Можешь ли ты еще иметь дело с женщиной?". c– "Помолчал бы ты, право, – отвечал тот, – я с величайшей радостью ушел от этого, как уходят от яростного и лютого повелителя".
Ответ Софокла мне и тогда показался удачным, да и теперь нравится не меньше. Ведь в старости возникает полнейший покой и освобождение ото всех этих вещей; утихает и прекращается напряженность влечений, полностью возникает такое самочувствие, как у Софокла [8], то есть чувство избавления от многих dнеистовствующих владык. А им и домашним неприятностям причина одна – не старость, Сократ, а самый склад человека. Кто вел жизнь упорядоченную и был человеком добродушным, тому и старость лишь в меру трудна. А кто не таков, тому, Сократ, и старость, и молодость бывает в тягость.
В восхищении от этих его слов и желая вызвать его на дальнейший разговор, я сказал:
e– Мне думается, Кефал, что люди, скажи ты им это, не согласятся с тобой, – они решат, что ты легко переносишь свою старость не потому, что ты человек такого склада, а потому, что ты обладатель большого состояния. Они считают, что у богатых есть чем скрасить старость.
– Ты прав, – сказал Кефал, – они не согласятся и попытаются возражать, однако, что бы они там ни думали, хорош ответ Фемистокла одному серифийцу, который поносил его, утверждая, что своей славой Фемистокл [9] обязан не самому себе, а своему городу:
"Правда, я не стал бы знаменит, будь я серифийцем, зато тебе не прославиться, будь ты хоть афинянином". Точно так же можно ответить и тем небогатым людям, которым тягостна старость: да, и человеку кроткого нрава не очень-то легко переносить старость в бедности, но уж человеку дурного нрава, как бы богат он ни был, всегда будет в старости как-то не по себе.
– А то, чем ты владеешь, Кефал, – спросил я, – ты большей частью получил по наследству или сам bприобрел?
– Куда уж мне приобрести, Сократ! Как делец я занимаю среднее положение между моим дедом и моим отцом. Мой дед – его звали так же, как и меня, – получил в наследство примерно столько, сколько теперь у меня, но во много раз увеличил свое состояние, а мой отец Лисаний довел его до меньших размеров, чем теперь у меня. Я буду доволен, если оставлю вот им в наследство не меньше, а немножко больше того, что мне досталось.
– Я потому спросил, – сказал я, – что не замечаю в тебе особой привязанности к деньгам: это обычно бывает у тех, кто не сам нажил состояние. А кто сам нажил, те ценят его вдвойне. Как поэты любят свои творения, а отцы – своих детей, так и разбогатевшие люди заботливо относятся к деньгам – не только в меру потребности, как другие люди, а так, словно это их произведение. Общаться с такими людьми трудно: ничто не вызывает их одобрения, кроме богатства.
– Ты прав.
– Конечно, но скажи мне еще следующее: при dзначительном состоянии что бы ты считал самым большим и достижимым для тебя благом?
[Постановка вопроса о справедливости] – Пожалуй, – сказал Кефал, – большинство не поверит моим словам. Знаешь, Сократ, когда кому-нибудь близка мысль о смерти, на человека находит страх и охватывает его раздумье о том, что раньше и на ум ему не приходило. Сказания, передаваемые об Аиде, – а именно, что там придется подвергнуться наказанию, если кто здесь поступал несправедливо, – он до той поры осмеивал, а тут они eпереворачивают его душу: что если это правда? Да и сам он – от старческой ли немощи или оттого, что уже ближе стоит к тому миру, – как-то больше прозревает.
И вот он преисполняется мнительности и опасений, прикидывает и рассматривает, уж не обидел ли он кого чем. Кто находит в своей жизни много несправедливых поступков, тот подобно детям, внезапно разбуженным от сна, пугается и в дальнейшем ожидает лишь плохого. 331А кто не знает за собой никаких несправедливых поступков, тому всегда сопутствует отрадная надежда, добрая кормилица старости, как говорится и у Пиндара [10]. Превосходно он это сказал, Сократ, что кто проводит жизнь праведно и благочестиво, тому
Сладостная, сердце лелеющая, сопутствует надежда, Кормилица старости; Переменчивыми помыслами смертных Она всего более правит. Хорошо он это говорит, удивительно сильно. К этому я добавлю, что обладание состоянием очень ценно, bно, конечно, не для всякого, а лишь для порядочного человека. Отойти отсюда в тот мир, не опасаясь, что ты, пусть невольно, обманул кого-нибудь, соврал кому-нибудь или же что ты в долгу перед богом по части каких-либо жертвоприношений или перед человеком по части денег, – во всем этом большое значение имеет обладание состоянием. Есть много и других надобностей, но, сравнивая одно с другим, я бы лично полагал, Сократ, что во всем этом для человека с умом богатство не последнее дело и очень ему пригодится.
– Прекрасно сказано, Кефал, но вот это самое – cсправедливость: считать ли нам ее попросту честностью и отдачей взятого в долг, или же одно и то же действие бывает подчас справедливым, а подчас и несправедливым? Я приведу такой пример: если кто получит от своего друга оружие, когда тот был еще в здравом уме, а затем, когда тот сойдет с ума и потребует свое оружие обратно, его отдаст, в этом случае всякий сказал бы, что отдавать не следует и несправедлив тот, кто отдал бы или пожелал бы честно сказать всю правду человеку, впавшему в такое состояние.
d– Это верно.
– Стало быть, не это определяет справедливость: говорить правду и отдавать то, что взял.
– Нет, именно это, Сократ, – возразил Полемарх, –если хоть сколько-нибудь верить Симониду [11].
– Однако, – сказал Кефал, – я препоручаю вам беседу, а мне уже пора заняться священнодействиями.
– Значит, – сказал я, – Полемарх будет твоим наследником? [12]
Дата: Воскресенье, 2020-05-17, 8:33 PM | Сообщение # 26
Администратор
Группа: Администраторы
Сообщений: 6928
Статус: Offline
Часы будильник философа Платона
Для современного человека будильник является предметом необходимым и вполне обыденным. Прошло не одно столетие, прежде чем часы приобрели тот вид и функционал, которым мы сейчас пользуемся. На протяжении многих веков отрезки времени измерялись различными техниками и способами. Научившись «измерять» время человек стал дополнять часы теми или иными усложнениями. К таким дополнениям относится и будильник. Интересно то, что будильник, своеобразный конечно, был придуман еще греческим философом Платоном. Во времена, когда жил философ, механические часы еще не изобрели. Для измерения отрезков времени пользовались водяными часами – клепсидрой.
Часы философа Платона состояли из двух входящих друг в друга конусов. Такая конструкция вмещала воды на шесть часов, а также поддерживала постоянный уровень воды, обеспечивая постоянство скорости ее вытекания. Постоянство скорости вытекания воды влияло на точность отсчета времени, однако по точности часы были очень далеки от совершенства. Непосредственно «будильник» состоял из клепсидры, двух камер и системы трубок. Вода из клепсидры по тонкой трубке попадает в одну из камер. На дне камеры находится сообщающаяся трубка. Когда вода достигает уровня трубки, она начинает перетекать во вторую камеру. По мере заполнения второй камеры создается давление, и воздух из нее начинает вытесняться. Через клапан по еще одной трубке воздух подается к флейте. Под действием вытесняемого воздуха флейта начинает звучать.
Поскольку неизвестно как производилась регулировка «будильника», можно предположить, что в данную конструкцию наливали разное количество воды. Естественно, что изобретение греческого философа обладало большой погрешностью при измерении времени, но следует отметить, что Платон изобрел первый, известный на сегодняшний день, будильник, применив впервые гидравлическое реле. В 1500 году Леонардо да Винчи использовал подобного рода принцип работы при создании будильника. Однако о конструкции Платона он не знал.
***
Огненные часы
Огненные (огневые) часы измеряли время по количеству масла сгоревшего в лампе, или воска в свече. Распространенность огненных часов была столь велика, что единицей измерения времени стала свеча. На вопрос: - «Который час?» следовал ответ: - «Две свечи»; что соответствовало примерно трем часам ночи, поскольку вся ночь делилась на три свечи. Такие часы были дешевы и удобны, но неточны. Именно в эти годы был впервые изобретен будильник. Естественно он был огненным. Недостатком таких часов была нерентабельность их применения в дневное время суток, а кроме того, точность их показаний была низка из-за различной скорости выгорания масла и воска у разных ламп и свечей.
Водяные часы - «Клепсидра»
На смену солнечным и огненным часам 2500 лет назад пришли водяные часы. Они были более точны и совершенны. Эти часы надежно работали и днем и ночью. Устройство их было простым: сосуд с отверстием в днище и делением на стенках, по которым можно следить за падением уровня воды. Сосуд изготавливался, как правило, из металла, глины или стекла, наполнялся водой, которая медленно, по капле, вытекала, понижая уровень воды, а деления на сосуде определяли который час.Водяные часы быстро стали популярны. Их использовали как в домашнем быту, так и в войсках, правительственных учреждениях, школах. Они были на ипподромах, стадионах и судебных учреждениях.Водяные часы называли «Клепсидрой», что по-гречески означает «Похитительница.» Именно клепсидре мы обязаны появлению выражения - «Течение времени».
В богатейшем торговом городе Египта — Александрии клепсидра получила наибольшее развитие. Именно в Александрии были открыты первые в мире часовые мастерские которые производили разнообразные клепсидры. Производством клепсидр занимались ремесленники, которых звали мастерами автоматических водяных часов. Большинство клепсидр являлись сложным автоматическим устройством, оснащенные сигнальными механизмами и разнообразными движущимися фигурами, которые производили различные движения в определенный час. С этого момента к водяным часам интерес усилился так как часы стали нести развлекательную функцию. Восточная Римская империя (Византия) развивала технические и культурные традиции античности, а автоматические водяные часы служили украшением многих помещений императорского дворца в Константинополе. Книгоиздательство
Цвета пленят во множественном мире, Единое - бесцветное эфира...
((()))
Беседы, диалоги - радость дарят Уму, что развивается и ранит Вопросами - зачем и почему? В том дар и наказание уму.
((()))
Душа - суть доказательства умам, Иной природы в ней живёт бальзам!
((()))
Мы находим друг друга, как птицы летящие вместе, Цель желанная светится, светятся звёздной тропой Наши сны и мечты, и отчётливей слышатся вести О царице Душе, что зовёт и ведёт за Собой... Привет с Волшебного острова Эхо! остров
Дата: Воскресенье, 2020-12-06, 12:30 PM | Сообщение # 28
Администратор
Группа: Администраторы
Сообщений: 6928
Статус: Offline
Важные моменты текста для размышления над символами и сутью...
ЦитатаБелоснежка ()
Благо – то, что придает познаваемым вещам истинность, а человека наделяет способностью познавать; оно – причина знания "и познаваемости истины" (VI 508е). Как ни прекрасны познание и истина, благо – это нечто иное и еще более прекрасное. Отношение между познанием, истиной и благом – то же, что в мире видимого между светом, зрением и Солнцем. Правильно считать свет и зрение солнцеобразными, но признать их самим Солнцем ошибочно.
ЦитатаТанец ()
неоплатоническую лестницу восхождения для анализа Платона. Этому посвящена гл. 5. Если начинать снизу, то материей необходимо считать в диалоге участвующих в нем лиц и передающиеся события. Форма диалога – это его стиль. Природа, объединяющая материю и форму, – это способ ведения беседы, душа – это доказательство, ум – это проблема, вокруг которой собираются доказательства, и благо (или бог) – это целевая причина.
Предельно ясно и открыто - всё настолько логично и истинно в таком мысле-построении, что добавить нечего.
Дата: Суббота, 2020-12-19, 10:44 AM | Сообщение # 29
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 7434
Статус: Offline
Богатство — добро или зло? Греческая притча
Один юноша задал Платону вопрос: — При каких условиях богатство является злом и при каких — добром? На такой вопрос последовал от Платона ответ:
— Для таких добрых и честных людей, как ты, богатство является добром; для людей, умеющих пользоваться деньгами, оно также есть добро; но для бесчестных и не умеющих пользоваться им оно есть зло. Так и во всех других делах: каковы пользующиеся ими, таковы у них и дела. Источник: https://pritchi.ru/id_9445
Аксиотея Флиусская (Axiothea of Phlius) — одна из учениц Платона.
Она родилась в Флиунте, древнем пелопоннесском городе, управлявшийся спартанским правом в то время, как Платон основал свою Академию. Согласно Фемистию, она прочла «Государство» Платона, после чего отправилась в Афины учиться у него. Она училась в Академии, переодевшись мужчиной. После смерти Платона она продолжила своё обучение под руководством племянника Платона, Спевсиппа .
В папирусном отрывке из Оксиринха упоминается неизвестная женщина, учившаяся у Платона, Спевсиппа и затем у Менедема из Эретрии. Кроме того, в тексте сказано, что «в юности она была красива и исполнена непринужденной грации». Этой женщиной, вероятно, была Аксиотея или же Ластения Мантинейская.
О ней несколько иная информация... Ластения (или Ластенейя) Мантинейская (Lastheneia, Lasthenia) была одной из женщин-учениц Платона. Она родилась в Мантинее, древнем городе в Аркадии, в Пелопоннессе.
***
Философы всегда открыты шуткам и иронии, это ценное качество в размышлениях о мире...
Дата: Пятница, 2020-12-25, 3:28 PM | Сообщение # 30
Ковчег
Группа: Администраторы
Сообщений: 18784
Статус: Offline
Платоново Небо не выдумка или мираж, Создание мысли Платона в созвучье времён... С волшебной звездою свершаю прекрасный вояж, Дивясь на миры да на тайны далёких племён...
((()))
Звезда, подарившая жизнь, совсем не проста, Её величают то Богом, то Разумом мира, То мощным источником света… стыдятся уста Сказать, что звезда – это цель и счастье Эфира…
Одни говорят: водород превращается в гелий, И шар раскалённого газа энергию шлёт, Забыв о причине, что звёзды творит в беспределье, Что движет гармонией, мир направляя в полёт…
В орбитах бесчисленных кружатся точки, как зёрна Планет и созвездий, галактик, комет пылевых Под музыку Сфер и звучит неземная волторна, Поёт галактический мир средь миров вековых..
Дата: Воскресенье, 2021-01-31, 12:55 PM | Сообщение # 31
Ковчег
Группа: Администраторы
Сообщений: 18784
Статус: Offline
Несуществовавший диалог, возникший из студенческих рефераторов, из которого при желании можно выудить нечто полезное... Кормин Михаил, 25 Январь, 2021 - 09:29, ссылка
Расхождения в метафизике
- Аристотель: Учитель, я хочу поставить перед вами вопрос: что для вас философ?
- Платон: Первый ответ находится в согласии с этимологией: философ - это любящий мудрость. Но это не равнозначно любящему знание в том смысле, в каком про любознательного человека можно сказать, что он любит знание; вульгарное любопытство не делает философом. Это человек, который любит "созерцать истину".
- Аристотель: Но что такое созерцание?
- Платон: Обратимся к человеку, который любит прекрасные вещи, который любит присутствовать на представлении, смотреть картины и слушать музыку. Такой человек не является философом, потому что он любит лишь прекрасные вещи, тогда как философ любит прекрасное само по себе. Человек, который любит лишь прекрасные вещи, живет во сне, тогда как человек, который знает абсолютно прекрасное, живет наяву. Первый обладает лишь мнением, второй знанием.
- Аристотель: Какое имеется различие между "знанием" и "мнением"?
- Платон: Человек, обладающий знанием, имеет знание о чем-то, то есть о чем-то, что существует, так как-то, что не существует, есть ничто. Таким образом, знание непогрешимо, поскольку логически невозможно, чтобы оно было ошибочным. Но мнение может быть ошибочным.
- Аристотель: Как же это возможно?
- Платон: Не может быть мнения о том, чего нет, потому что это невозможно; не может быть мнения о том, что есть, так как это было бы знанием. Поэтому мнение должно быть одновременно о том, что есть и чего нет.
- Аристотель: Но как это возможно?
- Платон: Ответ гласит, что отдельные предметы всегда включают в себя противоположные свойства: то, что прекрасно, является также в некоторых отношениях безобразным; то, что справедливо, бывает в некоторых отношениях несправедливым. Все отдельные чувственные объекты, обладают этим противоречивым характером; они являются, таким образом, промежуточными между бытием и небытием и пригодны в качестве предметов мнения, но не знания.
- Аристотель: Таким образом, мнение о мире представлено чувствам, тогда как знание относится к сверхчувственному вечному миру; например, мнение относится к отдельным прекрасным предметам, знание же относится к прекрасному самому по себе.
- Платон: А что же мы скажем о тех, кто созерцает сами эти [сущности], вечно тождественны самим себе? Ведь они познают их, а не только мнят.
- Аристотель: Единственный выдвинутый аргумент того, что будет противоречием самому себе предполагать, что-то или иное явление может быть одновременно прекрасным и непрекрасным или одновременно справедливым и несправедливым и что, тем не менее, отдельные явления, по-видимому, сочетают такие противоречивые свойства. Поэтому отдельные вещи нереальны. Гераклит сказал: "В одну и ту же реку мы входим и не входим, существуем и не существуем".
- Платон: Восприятие представляет нам вещи не такими, какими они есть “на самом деле”, а такими, какими они кажутся нам, или нашим органам чувств. Существует несовпадение знания о мире с самим миром, но и несовпадение понятия о предмете с самим предметом: ведь одно понятие может обозначать многие предметы, но ни один из них не выражает полностью сути этого понятия. Следовательно, основание понятия не в предмете, а в чем-то другом, что не является ни предметом, ни понятием. И этим “другим”, является идея, то есть “для себя сущее или “в себе” вещей”. Соответственно сама идея есть первопричина всего сущего. Идеи вечны, неподвижны и неизменны. Приведу пример идеи прекрасного: нечто, во-первых, вечное, то есть не знающее ни рождения, ни гибели, ни роста, ни оскудения. Во-вторых, не в чем-то прекрасное, а в чем-то безобразное, не когда-то, где-то для кого-то и сравнительно с чем-то прекрасное, а в другое время, в другом месте, для другого и сравнительно с другим безобразное. Прекрасное это предстанет ему не в виде какого-то лица, рук или иной части тела, не в виде какой-то речи или знания, не в чем-то другом, будь то животное, Земля, небо или еще что-нибудь, а само по себе, всегда в самом себе единообразное; все же другие разновидности прекрасного причастны к нему таким образом, что они возникают и гибнут, а его не становится ни больше, ни меньше, и никаких воздействий оно не испытывает.
- Аристотель: Я смею подвергнуть критике твое положение учения о независимости понятий от вещей по бытию. Источником этой ложной мысли в учение об эйдосах, ты учитель убежден в истинности взглядов Гераклита, согласно которым все чувственно воспринимаемое постоянно течет; так что если и есть знание и разумение чего-то, то помимо чувственно воспринимаемого должны существовать другие сущности постоянно пребывающие, ибо в текучем знания не бывает.
- Платон: Моя теория содержит "идеи", или "форм". Эта теория является частично логической, и частично метафизической. Логическая часть имеет дело со значением общих слов. Когда ряд индивидов имеет общее название, они имеют также общую "идею" или "форму". Например, имеется много отдельных животных, о которых мы можем точно сказать: "Это кошка", но существует лишь одна "идея", или "форма", кошки. Что мы подразумеваем под словом "кошка"? Очевидно, нечто отличное от каждой отдельной кошки. По-видимому, какое-либо животное является кошкой потому, что оно разделяет общую природу, свойственную всем кошкам. Язык не может обойтись без таких общих слов, как "кошка", и такие слова, очевидно, не являются бессмысленными. Но если слово "кошка" означает что-либо, то оно означает что-то, не являющееся той или этой кошкой, а представляющее собой нечто в роде универсальной кошачности. Она не родилась, когда родилась отдельная кошка, и не умрет вместе со смертью отдельной кошки. На самом деле она не имеет места в пространстве или времени: она "вечна". Это логическая часть теории. Аргументы в ее пользу, независимо от того, являются они, в конце концов, безусловно верными или нет, сильны и совершенно независимы от метафизической части этой теории. Согласно метафизической части этой теории, слово "кошка" означает некоторую идеальную кошку. Об этой одной «кошке», созданной Богом, и единственную в своем роде, возможно знание. Отдельные кошки разделяют природу Кошки, но более или менее несовершенно, являясь лишь копиями "идеи". Только благодаря этому несовершенству может быть много кошек. Идеальная Кошка реальна: отдельные кошки являются лишь кажущимися, и в отношении многих кошек, сделанных Богом, может быть лишь мнение. Я признав идею первопричиной всего сущего, определию и основную задачу философии, и предмет науки как познание мира идей, которое возможно лишь посредством диалектического процесса мышления как процесса образования и разделения понятий, и выявление их совместимости (или несовместимости) с предметным миром.
- Аристотель: Таким образом, ты признаешь два метода познания: чувственный (неподлинный) и понятийно-мысленный (подлинный). Но поскольку всякое познание всегда направлено ни какой-либо объект, то он должен присутствовать и здесь?
- Платон: Этот объект распадается на два: мир изменчивых и конечных во времени предметов и мир вечных неизменных идеальных сущностей - идей. Происходит как бы удвоение мира.
- Аристотель: Согласно духу твоего учения, должны быть только идеи сущностей, но на самом: деле у тебя получаются идеи и многого другого, например идеи качеств, в том числе, например, цветов. Но приобщение к таким идеям было бы случайным, ведь качество изменчиво. Таким образом, идеи должны выражать только сущность. Но у сущности одно и то же значение и в здешнем мире, и в тамошнем. Поэтому твои идеи ничего не объясняют, в учении, происходит лишь удвоение мира.
- Платон: Занебесную область не воспел никто из здешних поэтов... Она же вот какова: эту область занимает бесцветная, без очертаний, неосязаемая сущность, подлинно существующая, зримая лишь кормчему души - уму; на нее-то и направлен истинный род знания. Мир идей, мир чувственно не воспринимаемых сущностей, мир истинно-сущего.
- Аристотель: Такой подход вполне естественно порождает два важных вопроса: как соотносятся эти два противоположных мира и как человек - существо конечное, преходящее, и, следовательно, однозначно принадлежащее к чувственному миру, может познавать недоступный для него по самой своей природе мир идей?
- Платон: Всякая душа бессмертна. Ведь вечнодвижущееся бессмертно. А у того, что сообщает движение другому и приводится в движение другим, движение прерывается, а значит, прерывается и жизнь. Только то, что движет само себя, поскольку оно не покидает само себя, никогда не перестает двигаться; более того, и для всего остального, что движется, оно служит источником и началом движения. Начало не имеет возникновения: всему возникающему необходимо возникать из начала, а само оно ни из чего не возникает, потому что если бы начало возникало из чего-либо, то возникающее возникало бы уже не из начала. Но так как оно не имеет возникновения, ему необходимо быть и неуничтожимым, потому что если бы погибло начало, ни само оно никогда не могло бы возникнуть из чего-либо, ни другое из него, так как все должно возникать из начала. Значит, начало движения - это то, что движет само себя. Оно не может ни погибнуть, ни возникнуть, иначе бы все небо и все возникающее, обрушившись, остановились, и уже неоткуда было бы взяться тому, что бы привело их снова в движение, чтобы они возникли. Итак, выяснилось, что бессмертно движимое само собой; но всякий без колебания скажет, что именно в этом заключается сущность и определение души. Коротко можно сказать: 1) предметный мир есть мир теней, отражение подлинного, идеального; 2) душа человека вечна и бессмертна.
- Аристотель: Я позволю развивать критику твоего учения об идеях и выдвигаю в качестве альтернативы этому учению собственное учение об отношении чувственных вещей к понятиям. Мои возражения против твоего учения об идеях могут быть сведены в основном к четырем, а именно:
Во-первых, предположение об идеях как самостоятельном бытии, отделенном от существования чувственных вещей, бесполезно как для познания этих вещей, так и для объяснения их бытия: эйдосы (идеи) ничего не дают ... для познания всех остальных вещей (они ведь и не сущности этих вещей, иначе они находились бы в них).
Во-вторых, постулируемый тобой мир идей бесполезен не только для познания, но и для чувственного существования вещей - для вечных либо для возникающих и преходящих. Дело в том, что они для этих вещей не причина движения или какого-либо изменения. А с другой стороны, они ничего не дают ... для бытия (раз они не находятся в причастных им вещах). Вместе с тем все остальное не может происходить из эйдосов ни в одном из обычных значений “из”. Говорить же, что они “образцы” и что все остальное им причастно, - значит пустословить и говорить поэтическими иносказаниями. В самом деле, что же это такое, что действует, взирая на идеи? Ведь можно и быть, и становиться сходным с чем угодно, не подражая образцу.
Слово “причастны” вовсе не дает строгого и вразумительного определения отношения между двумя мирами, а является скорее метафорой, что меня не удовлетворяет, кроме того, такое определение, по моему мнению, просто невозможно, так как идеи не есть непосредственные сущности вещей.
В-третьих, мое возражение по поводу твоей теории идей основывается на рассмотрении учения о логических отношениях идей, а именно (1) логических отношений между самими идеями и (2) отношений между идеями и чувственными вещами, то есть логическое отношение идей есть отношение общих идей к идеям частным.
- Платон: Я считаю общее - сущность частного: одна и та же идея может одновременно быть и субстанцией, и несубстанцией. Субстанцией, так как, будучи по отношению к подчиненной ей частной идее более общей, она имеется налицо или отображается в этой частной идее как сущность; несубстанцией - по отношению к более высокой идее, которая и есть ее субстанция.
- Аристотель: Но положение об отношении общих идей к частным и положение о субстанциональности идей, друг другу противоречат. Согласно предположению, на основании которого мы признаем существование идей, должны быть эйдосы не только сущностей, но и многого иного, в самом деле, и мысль едина не только касательно сущностей, но и относительно всего другого; и имеются знания не только о сущности, но и об ином; и получается у них несметное число других подобных [выводов]. Между тем, по необходимости и согласно учениям об эйдосах, раз возможна причастность эйдосам, то должны существовать идеи только сущностей, ибо причастность им не может быть привходящей, а каждая вещь должна быть причастна эйдосу постольку, поскольку он не сказывается о субстрате. Итак, эйдосы были бы только сущностью. Однако и здесь, [в мире чувственно воспринимаемого], и там, [в мире идей], сущность означает одно и то же. Иначе, какой еще смысл имеет утверждение, что есть что-то помимо окружающих нас вещей - единое во многом? Если же идеи и причастные им, вещи принадлежат к одному и тому же виду, то будет нечто общее им. Если же вид для идей и причастных к ним вещей не один и тот же, то у них, надо полагать, только имя общее, и это было бы похоже на то, как если бы кто называл человеком и Каллия, и кусок дерева, не увидев между ними ничего общего.
По моему мнению, ты впутываешься также и в противоречие в своем учении об отношении между областью чувственных вещей и областью идей: я признаю, что вещи чувственного мира заключают в себя нечто общее для них. Но общее - как общее - не может быть простой составной частью отдельных вещей.
Дата: Воскресенье, 2021-01-31, 12:59 PM | Сообщение # 32
Ковчег
Группа: Администраторы
Сообщений: 18784
Статус: Offline
- Платон: Я говорю, что общее образует вполне особый мир, отделенный от мира чувственных вещей и совершенно самобытный.
- Аристотель: Итак, отдельно существуют и вещь, и ее идея. Но мир вещей - отображение мира идей, поэтому между каждой отдельной вещью и ее идеей существовать нечто сходное и общее для них обеих. И если по отношению к миру чувственных вещей необходимо допустить отдельный от него и самобытный мир идей, то точно так же по отношению к тому общему, что имеется между миром вещей и миром идей, должен быть допущен - в качестве вполне самобытного - новый мир идей. Это будет уже второй мир идей, возвышающийся одинаково и над первым миром идей, и над миром отдельный чувственных вещей. Но между этим новым, или вторым, миром идей, с одной стороны, а также первым миром идей и миром чувственных вещей - с другой, в свою очередь существует общее. И если в силу сходства мира вещей с первым миром идей оказалось необходимым предположить второй мир идей, то на том же основании - в силу сходства второго мира идей с первым, а также с миром чувственных вещей - необходимо предположить существование особого общего между ними, т.е. существование третьего мира идей. При последовательном развитии этой аргументации пришлось бы прийти к выводу, что над областью чувственных вещей высится не один-единственный самобытный мир идей, а бесчисленное множество таких миров.
Перехожу к четвертому возражению против теории идей. Оно состоит в указании того, что эта теория не дает и не может дать объяснения важному свойству вещей чувственного мира - их движению, возникновению, становлению и гибели.
- Платон: Идеи образуют особый, совершенно отдельный, замкнутый мир сущностей, не представляется возможным указать причины непрерывно происходящих в чувственном мире изменения и движению.
- Аристотель: Однако если эйдосы и существуют, то вещи, им причастные, все же не возникли бы, если бы не было того, что приводило бы их в движение. С другой стороны, возникает многое другое, например, дом и кольцо, для которых, как мы утверждаем, эйдосов не существует. Поэтому ясно, что и все остальное может быть и возникать по таким же причинам, как и только что указанные вещи. Основная причина трудностей, которые испытывает твоя теория идей, состоит, по моему мнению, в абсолютном обособлении общего от единичного и в противопоставлении их друг другу. Ты в одно и то же время объявляешь идеи общими сущностями, а с другой - отдельно существующими и принадлежащими к единичному. Причина того, почему ты обозначая идеи как общие сущности, связал и то и другое в одно, следующая: ты не отождествляешь эти сущности с чувственно воспринимаемым; по-твоему мнению, все единичное в мире чувственно воспринимаемого течет и у него нет ничего постоянного, а общее существует помимо него и есть нечто иное. Повод к этому тебе дал Сократ своими определениями, но он во всяком случае общее не отделял от единичного. И он правильно рассудил, не отделив их. Это ясно из существа дела: ведь, с одной стороны, без общего нельзя получить знания, а с другой - отделение общего от единичного приводит к затруднениям относительно идей.
- Платон: Я как сторонник идей, считаю, что если должны быть какие-то сущности помимо чувственно воспринимаемых и текучих, то они необходимо существуют отдельно.
- Аристотель: Бытием обладают не идеи, а отдельные единичные вещи. Само же понятие сущности выражает эту единичность. Класс естественных вещей включает в себя, с одной стороны, сущности, а с другой - их действия и претерпевания. Под сущностями я разумею простые тела, как-то: огонь, землю и рядоположные им тела, а также все, что из них состоит, - живые существа, небесные светила, а равно и части их. Все они называются сущностями потому, что они не сказываются о субстрате, но все остальное сказывается о них; под действиями и претерпеваниями движения тел, их изменения и взаимные превращения. Сущность должна быть в самом предмете, а не вне его, т.е. сущность и предмет должны составлять диалектическое единство. Для того, чтобы понять сущность более полно попробуем раскрыть ее через понятия формы и материи. Я под материей разумею то, что само по себе не обозначается ни как суть вещи, ни как что-то количественное, ни как что-либо другое, чем определено сущее. Свою определенность материальные вещи получают благодаря форме. Формой я называю суть бытия каждой вещи и ее первую сущность. Форма у меня - это не твоя идея, пребывающая в своем собственном мире вне единичных вещей, а нечто, что пребывает в самих вещах и характеризует их. Однако сама форма реализуется только в соединении с материей. Противоположность материи и формы небезусловна. Медь есть материя по отношению к шару, который из нее отливается, но та же медь - форма по отношению к физическим элементам, соединение которых, составляет медь. Следовательно, сущностью можно считать, в одном смысле материю, в другом смысле - форму и в третьем - единство материи и формы. Мое положение о том, что в материальных вещах материя и форма неотделимы друг от друга, и что отделение материи от формы есть напрасный труд, несомненно, диалектично. Платон, ты мне друг, но истинна дороже.
Основанием мира миров является их единство в каком-либо восприятии. В основании миров лежит «двойственная, относительная» триада восприятия:
- само восприятие (внутреннего и внешнего миров),
- условие временности (мир относительности восприятия, «всё есть число», нецелостность, неединица) и
- вневремнное «нечто» в восприятии, как прозреваемое, которое можно точечно определить и как ничто – сущее и несущее, действующее и пассивное, и как невоспринимаемое в принципе – во временности бытия внешнего и внутреннего, и как Творца условий восприятия, и как тайну Бога неделимого Космоса множественных миров...
Можно подытожить таким образом: - Само восприятие – мир перемен - Относительность восприятия (условность) - Отсутствие (спрятанность) восприятия (мира). Далее - тут Желаю Счастья! Сфера сказочных ссылок
Дата: Воскресенье, 2021-04-11, 11:34 AM | Сообщение # 33
Администратор
Группа: Администраторы
Сообщений: 6928
Статус: Offline
Суриков Игорь Евгеньевич
«Любовь к мудрости»
«Гармония сфер»
Хранители заветов
Платон-пифагореец
Неопифагореизм
ОСНОВНЫЕ ДАТЫ, СВЯЗАННЫЕ С ЖИЗНЬЮ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬЮ ПИФАГОРА, А ТАКЖЕ С СУДЬБАМИ ЕГО УЧЕНИЯ
КРАТКАЯ БИБЛИОГРАФИЯ
ИЛЛЮСТРАЦИИ
Платон-пифагореец
В историю пифагореизма одной из весьма значимых фигур входит Платон — один из крупнейших философов всех времен и народов, в каком-то отношении, можно сказать, воплощение самой Философии. Заранее предполагаем, что некоторые читатели удивленно воскликнут: «Как же так? Всем же известно, что Платон — не пифагореец, а сократик!» Безусловно, в неписаной «Библии античной философии» вполне могло бы быть сказано: «Сократ роди Платона, Платон роди Аристотеля…» Разумеется, в духовном смысле. Всё это верно. Платон действительно стал философом под прямым влиянием Сократа, был его учеником. Но точно так же верно и то, что за свою долгую жизнь он чем дальше, тем больше подвергался пифагорейскому влиянию. Весьма распространено следующее суждение: Платон — сократик, со временем ставший пифагорейцем. Мы бы, пожалуй, даже заострили эту формулировку, выразившись так: Платон — пифагореец, в молодости побывавший сократиком.
Собственно, и сам Сократ под конец своих дней тяготел к пифагореизму. В число его друзей вошли фиванские представители пифагорейской школы. Мы уже упоминали, что двое из них — Симмий и Кебет — присутствовали даже при казни Сократа. А ведь в этот «скорбно-радостный день»[174] его окружали только самые близкие, те люди, которым он безоговорочно доверял.
Платон, особенно тесно общавшийся с Сократом именно в последние годы жизни последнего, не мог не быть в курсе взглядов этих пифагорейцев из Фив. Не менее ясно и то, что эти взгляды должны были вызывать его симпатию. В частности, как мы знаем, для пифагорейцев было весьма характерно участие в политике — причем в политике вполне определенного, подчеркнуто аристократического толка. Могло ли это не находить отклик в душе молодого Аристокла, сына Аристона (таково настоящее имя Платона), — афинянина, о «супераристократическом» происхождении которого говорило ему самому буквально всё: от родословной, восходящей к древним аттическим царям, и вплоть до его личного имени и «отчества» («Лучшеслав, сын Лучшего», как можно было бы перевести его имя на русский язык)?Когда Сократа казнили в 399 году до н. э. и его ученики растеклись из Афин по разным краям обширного эллинского мира, в высшей степени характерно, что Платон в ходе своих странствий оказался в конце концов в Великой Греции. В 388 году до н. э. мы встречаем его в Сиракузах: там он пытается превратить тирана Дионисия Старшего в «правителя-философа», но терпит фиаско. Дионисий, утомившись платоновскими проповедями, приказывает продать мыслителя в рабство. К счастью (не только для Платона, но и для духовной истории человечества в целом), на рынке рабов, где был выставлен на продажу Платон, случайно оказались его друзья, которые, естественно, тут же выкупили и освободили его.В ходе своей поездки в этот регион Платон имел полную возможность познакомиться с пифагорейским учением ближе, причем у самых его «истоков». Неясно, началась ли уже тогда дружба Платона с крупнейшим из тогдашних пифагорейцев — Архитом. В принципе, исключать это нельзя. Платон и Архит были людьми примерно одних лет.
В дальнейшем, уже после своего возвращения в Афины и основания в 387 году до н. э. собственной философской школы — знаменитой Академии, — Платон совершил еще два путешествия в Сиракузы: в 366 и 361 годах. На сей раз он подвизался при дворе Дионисия Младшего. Что представлял собой этот последний — мы уже знаем по излагавшейся выше истории о Дамоне и Финтии. Небесталанная, но крайне капризная личность, которой очень льстило прослыть «правителем-философом», но мешали впитанные с молоком матери деспотические замашки…Дионисий Младший, с одной стороны, просто-таки возлюбил Платона (великий философ, что и говорить, был и великим чаровником душ человеческих), однако же, с другой стороны, меняться к лучшему упорно не желал. Платон, не терявший надежд, познакомил и подружил Дионисия с Архитом (Платон. Письма. VII. 338с), и тарентский правитель-пифагореец, похоже, возложил на молодого сиракузского тирана определенные чаяния (Платон. Письма. VII. 339d). Кстати, отсюда с неизбежностью вытекает, что к тому моменту сам Платон уже близко знал Архита.
Сложные, противоречивые отношения между Дионисием и Платоном едва не кончились плохо для последнего. Тиран охладел к афинскому философу (особенно потому, что тот дружил с опальным сиракузским вельможей Дионом, которого Дионисий воспринимал как конкурента), но в то же время и домой его не отпускал, несмотря на все просьбы. Платон оказался в положении, близком к аресту; он имел основания даже опасаться за свою жизнь.«Тогда я придумываю вот какой способ спасения, — вспоминал позже Платон. — Я посылаю к Архиту и другим друзьям в Тарент письмо с рассказом о том, в каком положении я оказался. Они же, под предлогом какого-то посольства от имени их государства, — посылают тридцативесельный корабль во главе с одним из своих, Ламиском. Прибыв к Дионисию, он стал просить его за меня, говоря, что я хотел бы уехать и что не стоит мне в этом препятствовать. Дионисий дает свое согласие и отпускает меня, дав на дорогу денег…» (Платон. Письма. VII. 350ab).Как видим, слово Архита много значило в этом регионе. Даже тиран могучих Сиракуз не счел возможным отказать ему в просьбе — наверное, не желал ссориться. А для Платона Архит оказался настоящим спасителем. Если бы не он, великому афинянину могла угрожать такая же участь, какая однажды уже чуть не обрушилась на него по воле Дионисия Старшего, — продажа в рабство. А то и что-нибудь похуже: Дионисий Младший уж точно не превосходил моральными качествами своего отца.
Уже вскоре этот второй представитель сиракузской тиранической династии был свергнут и изгнан вышеупомянутым Дионом. Тот стал новым властителем города. Дион считался верным учеником и последователем Платона, поэтому у многих родились надежды: наконец-то на сцену вышел подлинный «правитель-философ»! Дион и сам старался оправдывать эти упования, но у него ничего не получалось: вскоре обнаружилось, что он действует как обычный тиран. Наверное, при таком политическом режиме, как тирания, что-то принципиально изменить было и невозможно.В результате Дион тоже стал жертвой заговора, организаторами которого, что интересно, были ученики Платона — Каллипп и Филострат. Всё перемешалось, бывшие единомышленники боролись друг против друга… В Сиракузах началась смута, к власти опять пришел Дионисий Младший. Потом он был снова отстранен — на сей раз коринфским полководцем Тимолеонтом. Все эти события очень интересны, но останавливаться на них в деталях мы не будем, поскольку наше внимание привлекает другое: влияние пифагорейских идей на платоновскую философию.Это влияние лучше всего проследить на примере некоторых диалогов Платона. Он, как известно, излагал свое учение не в систематизированных наукообразных трактатах (как, казалось бы, более пристало серьезному мыслителю), а в «легком» диалогичном жанре. Поэтому, кстати, его произведения производят и глубокое эстетическое впечатление, их (или, по крайней мере, многие из них) с удовольствием прочтет и человек, не имеющий специального философского образования.Среди десятков диалогов, входящих в корпус сочинений Платона, есть такие, в которых черты пифагореизма особенно сильны. Например, «Федон», написанный около 380—375 годов до н. э., то есть после первой поездки философа в Великую Грецию. В «Федоне», напомним, описаны предсмертные часы Сократа, его последняя беседа. В числе ее участников — Симмий и Кебет, члены пифагорейского содружества. Но самое интересное — в том, что Сократ в описании Платона оказывается большим пифагорейцем, нежели эти прямые последователи самосского мыслителя. Он им доказывает бессмертие души! И доказывает, надо сказать, весьма убедительно. Они сперва возражают, спорят, но в конце концов вынуждены согласиться.
Платон явно излагает мысли свои собственные, а не сократовские. «Босоногий мудрец» на самом деле отнюдь не был полностью убежден в том, что душа бессмертна и после смерти тела куда-то из него переселяется. Яркое свидетельство тому — «Апология Сократа», принадлежащая перу того же Платона. Притом она была написана заведомо раньше, чем «Федон», и в ней, без сомнения, Платон с большей точностью передает взгляды учителя. Так вот, в этом сочинении Сократ высказывается отнюдь не столь однозначно:«Умереть, говоря по правде, значит одно из двух: или перестать быть чем бы то ни было, так что умерший не испытывает никакого ощущения о чем бы то ни было, или же это есть для души какой-то переход, переселение ее отсюда в другое место, если верить тому, что об этом говорят» (Платон. Апология Сократа. 40с). Последняя часть сказанного звучит вообще довольно скептично. Предлагаются два варианта, то есть как минимум у Сократа нет стопроцентной уверенности в посмертном существовании души. А к моменту казни такая уверенность у него будто бы появляется — если судить по «Федону».У кого-нибудь другого могла бы, наверное, и такая метаморфоза произойти за месяц тюремного заключения. Но вряд ли у Сократа, отличавшегося стойкостью убеждений и совершенно не подверженного «порыву минуты». Нет, судя по всему, в «Федоне» Платон заставляет учителя высказывать мысли, принадлежащие не ему, Сократу, а отражавшие тогдашние воззрения самого Платона. Последний, напомним, уже увлекался в те годы пифагореизмом.
Вот как, например, платоновский Сократ в «Федоне» описывает посмертную судьбу: «Когда человек умрет, его гений, который достался ему на долю еще при жизни, уводит умершего в особое место, где все, пройдя суд, должны собраться, чтобы отправиться в Аид… Обретя там участь, какую и должно, и пробывши срок, какой должны пробыть, они возвращаются сюда… и так повторяется вновь и вновь через долгие промежутки времени» (Платан. Федон. 107de). Если это и не пифагорейское учение о метемпсихозе в чистом виде, то, во всяком случае, нечто весьма к нему близкое. Пока — в расплывчатой форме, без деталей. Но детализация еще последует. Ибо элементы пифагореизма во взглядах Платона со временем только нарастали.
Так, еще больше их в самом значительном и знаменитом сочинении гениального афинского философа — диалоге «Государство». Да, «Государство» — это именно диалог, хотя и огромный, в десяти книгах, в русском переводе он занимает почти три с половиной сотни страниц[175]. Писался этот труд на протяжении нескольких десятилетий и завершен был, скорее всего, в промежутке между второй и третьей поездками Платона на Сицилию[176]. Иными словами, в тот период, когда его общение с пифагорейцами было особенно близким и тесным. Главным действующим лицом в диалоге по традиции выступает тот же Сократ. А основная цель произведения — создать, как отчасти следует уже из его заглавия, модель идеального государства. Модель эта прекрасно известна каждому, кто хоть в малейшей мере интересовался Платоном. Граждане разделяются на три класса в соответствии со своими склонностями и способностями, и у каждого из этих классов — свои функции. Первый класс — правители-философы; в их руках находится власть, они определяют судьбу государства. Второй — воины, или «стражи»; их задача — охранять власть философов и в целом поддерживать порядок. Третий — простонародье, крестьяне и ремесленники; они своим трудом поддерживают материальное благосостояние в обществе.
Обычно считается, что образцом для этой модели платоновского идеального государства послужили Спарта и (или) полисы Крита[177]. Нам, однако, больше импонирует и представляется ближе стоящей к истине иная идея[178]: мыслитель ориентировался здесь на те режимы, которые установили пифагорейцы в полисах Великой Греции (например, тот же Архит в Таренте). Если вдуматься, там всё именно так и было! Во главе стояли правители-философы, под началом у них находилось войско («стражи»), ниже следовало простонародье.
Дата: Воскресенье, 2021-04-11, 12:44 PM | Сообщение # 34
Администратор
Группа: Администраторы
Сообщений: 6928
Статус: Offline
...продолжение... Впрочем, самым «пифагорейским» произведением Платона обычно признают даже не «Государство», а диалог «Тимей», написанный еще позже — в 350-х годах до н. э. Иными словами, перед нами плод творчества уже Платона-старика, один из итоговых его трудов. Связанный с пифагореизмом характер этого сочинения проявился даже в том, что его заглавным героем (по имени которого диалог и назван) философ избрал некоего Тимея, пифагорейца из Локр Эпизефирских (греческий полис в Южной Италии).Тимей беседует с Сократом. И в этом разговоре, что интересно, Сократ не играет роль главного действующего лица, как по большей части бывает у Платона, а выступает в роли внимательного слушателя. Ведущая же роль принадлежит Тимею, который излагает идеи о происхождении и устройстве мироздания — вполне согласующиеся со взглядами Пифагора.Таков поздний Платон. Практически законченный пифагореец. Во всяком случае, никто не усомнится, что он чем дальше, тем больше двигался к этому статусу. То же движение продолжалось в его философской школе — Академии — и еще некоторое время после смерти основателя.Непосредственным преемником Платона по руководству Академией стал его племянник Спевсипп. Кстати, этим был сильно обижен самый талантливый философ из всех, кто тогда находился в платоновской школе. Речь идет, разумеется, об Аристотеле. Он не без веских причин надеялся, что возглавить Академию поручат именно ему. А когда так не вышло, даже временно покинул Афины. Помимо прочего, Аристотелю, судя по всему, отнюдь не импонировало нарастание в среде платоников интереса к пифагореизму. Сам-то он к этому течению мысли относился весьма скептически. Эмпирик, сын врача… Никак не могла ему нравиться вся эта мистика чисел.А в Академии пифагорейские идеи процветали. Спевсипп попросту «заменил платоновские идеи числами, которые понимал как самостоятельные субстанции, отделенные от чувственных вещей»[180]. Спевсиппа на посту схоларха сменил Ксенократ. Этот хоть и дружил с Аристотелем, но тоже с крайним пиететом относился к Пифагору. Он написал, в числе прочих, труд «Пифагорейские вопросы» (название явно перекликается с заголовком трактата Спевсиппа «О пифагорейских числах»).Аристотель же всю силу своего мощного ума направил (если не в первую, то уж точно и не в последнюю очередь) на борьбу с пифагорейскими тенденциями. В главном философском труде Аристотеля «Метафизика» подвергнуты жесткой, последовательной критике взгляды «так называемых пифагорейцев», как он их с некоторым презрением называет.Авторитет Аристотеля уже при жизни был огромен. И его вклад в дискуссию о пифагореизме имел, помимо прочих, тот результат, что авторитет этого философского учения сильно пошатнулся. Пифагорейцы, напомню, делились тогда на «акусматиков» и «математиков». Первых, конечно, аристотелевские аргументы не слишком волновали, и вряд ли они с ними всерьез знакомились. Для этих людей Пифагор был религиозным учителем, вдохновенным мистиком. А против мистики бороться логическими средствами бесполезно.Другое дело — более рационально мыслившие «математики». Они стремились превратить пифагореизм в научную философию, освободить его от архаичных элементов. А после отточенных возражений Аристотеля пифагорейское учение выглядело настолько наивным, устаревшим, что, казалось, не поддавалось усовершенствованию. А если и поддавалось — то только за счет отказа от некоторых принципиальных идей самого Пифагора.
Так, многие пифагорейцы IV века до н. э. (то есть как раз современники Аристотеля) уже не верили в метемпсихоз[181]. Но можно ли пифагореизм без метемпсихоза вообще признавать пифагореизмом? Во всяком случае, это будет какой-то уж очень нетрадиционный пифагореизм, к тому же явно содержащий в себе внутренние противоречия.И, наверное, закономерно, что пифагорейцы этого поколения — поколения учеников Филолая — нередко воспринимались как «последние из пифагорейцев» (Диоген Лаэртский. О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. VIII. 46). В дальнейшем же пути двух ветвей учения окончательно разошлись. «Акусматики» выпали из истории философской мысли. «Математики» же переориентировались на иные направления в философии. В высшей степени характерна, например, судьба знакомого нам Аристоксена: начинал он как последователь Пифагора, но затем перебрался из родного Тарента в Афины и стал там перипатетиком, учеником Аристотеля.Как ни парадоксально, пифагореизм дольше продержался в Платоновской академии (применительно к этой разновидности пифагорейской философии часто употребляют термины «платонизирующий пифагореизм»[182]). Но и через этот бастион пифагорейских идей уже через несколько десятилетий прошла трещина.
В 265 году до н. э. очередным главой школы стал Аркесилай, который коренным образом изменил характер проповедовавшихся в ней взглядов.С Аркесилаем связан переход к так называемому академическому скептицизму. А именно: этот мыслитель утверждал, что цель философии — не обладание истиной, а отсутствие заблуждений. И чтобы не допустить ошибок, лучше вообще воздерживаться от позитивных суждений догматического характера, поскольку доказать истинность любого такого суждения, строго говоря, невозможно.Победа в Академии скептического подхода наносила серьезный удар в том числе и по пифагорейским идеям — они ведь тоже недоказуемы. Одним словом, пифагореизм подвергался в эпоху эллинизма атакам буквально со всех сторон. Его критиковали перипатетики-«аристотелевцы», от него отреклись платоники-«академики». Тогда же появились новые весьма влиятельные философские школы — стоицизм и эпикуреизм; их представителям взгляды Пифагора тоже были никоим образом не близки.Вполне естественно поэтому, что эллинистический период (III—I века до н. э.) на протяжении своей большей части был для пифагореизма временем тяжелого упадка. Почти перестали появляться сколько-нибудь крупные философы этого направления. Могло даже показаться, что оно просто погибло. Впрочем, такое впечатление было бы ложным, и пифагорейскому учению еще было суждено возродиться, хотя и в значительно изменившейся форме.
В то время как пифагореизм становился всё менее популярным в среде самих греков, им начали интересоваться римляне. Как-то в конце IV века до н. э. Дельфийский оракул по некоему поводу дал им предписание: установить в своем городе статую мудрейшего из эллинов. Кого именно — не уточнялось: это власти Римской республики должны были решить сами. Они сделали выбор именно в пользу Пифагора, и на Форуме — главной площади Рима — появилось его изваяние[183].
Каким было изваяние?
Как на самом деле выглядели Платон и Пифагор - нам неизвестно, но сохраняется традиция в изображениях классиков... Не забудем и о том, что во времена Пифагора были и другие известные Пифагоры, один из них олимпийский чемпион-спортсмен, другой скульптор:
Пифаго́р Реги́йский (V век до н. э.) — древнегреческий скульптор периода ранней классики, работы которого известны лишь по упоминаниям древних авторов. Сохранилось несколько римских копий его работ «Гиацинт» (Эрмитаж) и др.). Из сохранившихся греческих статуй Пифагору Регийскому приписывают найденную в Дельфах знаменитую бронзовую статую «Возничий». Пифагор Регийский
Дата рождения VI век до н. э.Место рождения
Северные Эгейские острова, Греция
Дата смертиV век до н. э.Род деятельности скульптор Родился на острове Самос, впоследствии переселился в Регий в южной Италии. Около 450 до н. э. Пифагор Регийский создал несколько бронзовых статуй атлетов-победителей Олимпийских и Дельфийских игр. Кроме того, известно, что Пифагору принадлежали статуи «Аполлон Пифоноубийца», «Похищение Европы», «Этеокл», «Полиник» и «Раненый Филоктет».Пифагор Регийский был современником и соперником Мирона из Элевфер. О нём говорили как о первом скульпторе, в творчестве которого была сделана попытка соблюсти ритм и соразмерность. Кроме того, Пифагор прославился реалистическим изображением человеческих жил, вен и волос.
По преданию, Пифагор Регийский также является автором термина «симметрия», которым он обозначал пространственную закономерность в расположении одинаковых частей фигуры или самих фигур.
Почему именно его? Это казалось парадоксальным даже некоторым из самих античных авторов. Так, известный римский ученый-энциклопедист Плиний Старший замечает по данному поводу: «И странно, что те сенаторы Сократу, тем же богом (Аполлоном. — И. С.) предпочтенному в мудрости всем, предпочли Пифагора» (Плиний Старший. Естественная история. XXXIV. 11. 26).
Здесь намек на то, что в V веке до н. э. Дельфийский оракул своим речением объявил Сократа самым мудрым из людей. И ведь действительно, даже и для нас ныне если кто-то из философов и предстает этаким живым воплощением мудрости, то это именно Сократ.
Римляне же сочли таковым Пифагора. Тут, несомненно, нужно учитывать, где именно учил и приобрел славу переселившийся с Самоса мыслитель. В греческих полисах Южной Италии — иными словами, не столь уж далеко от растущего и расширяющего свои владения Рима. Первыми эллинами, с которыми познакомились римляне, были, естественно, те, которые жили в Великой Греции. От них-то жители сурового «Ромулова города» и получили свои самые первичные знания о философии. А эти италийские греки, само собой, особенно благоговели перед именем Пифагора.
В результате сложилась даже легенда, согласно которой второй римский царь Нума Помпилий (непосредственный преемник полумифического Ромула) якобы лично знал Пифагора и был его учеником (Плутарх. Нума. 8). Соответствовать истине это никак не может: правление Нумы датируют концом VIII — началом VII века до н. э., его смерть относят к 671 году до н. э. Иными словами, он скончался за век до рождения Пифагора! Но весьма характерен тот факт, что подобное сказание появилось, причем греческий мудрец в нем оказался связан (вопреки всем хронологическим препятствиям) именно с Нумой, которого тоже изображали самым мудрым из всех царей Рима. Римляне пытались, так сказать, всеми правдами и неправдами ассоциировать себя с великим эллином, к которому испытывали большой пиетет.
"Такою мне представляется цель, которую надо видеть перед собой в течение жизни, и ради неё не щадить сил - ни своих, ни своего города, - чтобы справедливость и воздержность стали спутницами каждого, кто ищет счастья; да, так надо поступать, а не давать волю необузданным желаниям, не торопиться их утолять, потому что это нескончаемое зло, это значит вести жизнь разбойника. Подобный человек не может быть мил ни другим людям, ни богу, потому что он не способен к общению, а если нет общения, нет и дружбы. Мудрецы учат, Калликл, что небо и землю, богов и людей объединяют общение, дружба, порядочность, воздержность и высшая справедливость; по этой причине они и зовут нашу Вселенную "космосом" [Пифагор впервые назвал мир космосом, то есть порядком], а не "беспорядком", друг мой, и не "бесчинством". Ты же, мне кажется, этого в расчет нисколько не принимаешь, несмотря на всю свою мудрость, ты не замечаешь, как много значит и меж богов, и меж людей равенство - я имею в виду геометрическое равенство, - и думаешь, будто надо стремиться к превосходству над остальными. Это оттого, что ты пренебрегаешь геометрией". (Платон. "Горгий". - 507d-508a)
***
"... сама по себе смерть никого не страшит, разве что человека совсем безрассудного и трусливого, страшит совершённая несправедливость, потому что величайшее из всех зол - это когда душа приходит в Аид обременённой множеством несправедливых поступков". (Платон. "Горгий". - 522e)
***
"Когда душа освободится от тела и обнажится, делаются заметны все природные её свойства и все следы, которые оставило в душе человека каждое из его дел". (Платон. "Горгий". - 524d)
***
"Кара от богов и от людей оказывается на благо тем, кто совершает проступки, которые можно искупить, но и здесь, и в Аиде они должны пройти через боль и страдания: иным способом невозможно очистить себя от несправедливости". (Платон. "Горгий". - 525b)
***
"...трудно... и потому особенно похвально - прожить всю жизнь справедливо, обладая полной свободою творить несправедливость". (Платон. "Горгий". - 525a)
***
"...чинить несправедливость опаснее, чем терпеть, и ... не казаться хорошим должно человеку, но быть хорошим и в частных делах, и в общественных, и это главная в жизни забота. Если же кто-нибудь по какой-то причине сделается плохим, он должен понести наказание, и если первое благо - быть справедливым, то второе - становиться им, искупая вину наказанием". (Платон. "Горгий". - 527b) Книгоиздательство
Русские переводы ПЛАТОН рус. пер. по изд.: Платон. Сочинения в 4 тт. Под общей редакцией А. Ф. Лосева, В. Ф. Асмуса и А. А. Тахо-Годи. Серия «Философское наследие». 1990-1994. Оглавление >>>
Творения Платона Полное собрание творений Платона в 15 томах. Новый перевод под редакцией С. А. Жебелева, Л. П. Карсавина, Э. Л. Радлова. Петербург–Ленинград: Academia, 1923–1929. Оглавление >>>
ПЛАТОН рус. пер. по изд.: Сочиненія Платона, переведенныя съ греческаго и объясненныя профессором Карповым. Санкт-Петербург–Москва, 1863–1879 (в 6-ти томах). Оглавление >>> Книгоиздательство
Дата: Понедельник, 2021-04-26, 2:41 PM | Сообщение # 37
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 3951
Статус: Offline
Содержание форм, вещей, феномены, вообще тела... созданы, состоят из ВРЕМЕНИ - по Платону. По существу они являют процесс Метаморфозы души. Каков Платоновский психохронос, рассказывает А.Дугин.
Александр Дугин рассказывает о подходах к изучению Платона. Базовые схемы, метафизические графы, неожиданные параллели. Единство платоновской мысли и учения. Статус философского мифа и момент посвящения в философию. Философ как существо, способное к вертикальным путешествиям. Философия и бессмертие.Лекции курса:
По знаменитому выражению А.Н. Уайтхеда, история западной философии является, в сущности, не чем иным, как заметками на полях платоновых рукописей. Не меньше значимость Платона и в истории религиозных идей: поздняя античность, христианское богословие (в особенности, начиная с IV в.), исмаилитский гнозис, итальянское Возрождение по-разному испытали на себе глубокое влияние религиозной мысли Платона. Это тем более примечательно, если учесть, что первыми самым стойким призванием Платона была не религия, а политика. Действительно, Платон мечтал создать идеальное общество, выстроенное по закону справедливости и гармонии, – город, где каждый житель должен был выполнять свою точную функцию. Между тем, Афины и другие греческие города уже некоторое время подтачивались политическими, религиозными и моральными кризисами, угрожавшими самим основам социального здания. Сократ видел главную причину распада в релятивизме софистов и в общем для всех скептицизме. Отрицая существование абсолютного и неизменного начала, софисты имплицитно оспаривали возможность объективного знания. Чтобы положить конец несоответствиям в их рассуждениях, Сократ делал упор на майевтику – метод, целью которого было познание себя и дисциплинирование духовных способностей. Исследование природного мира его не интересовало. Платон же стремился дополнить своего учителя и, чтобы дать научное обоснование ценности знания, – изучил математику. Платон был увлечен пифагорейской концепцией всемирного единства, неизменного порядка Космоса и гармонии, которая управляет как ходом планет, так и музыкальным строем36. Разрабатывая теорию Идей – надмирных и неизменных прообразов земных вещей, – Платон отвечал софистам и скептикам: объективное знание все же возможно, поскольку оно опирается на вечные модели, существовавшие прежде бытия.
Для наших целей несущественно, что о мире Идей Платон говорил порой как о модели земного мира, в котором все материальные предметы "имитируют" идеи настолько, насколько это в их власти, – или порой утверждал, что мир осязаемых вещей "участвует" в мире идей37. Но, раз уж этот мир вечных моделей был постулирован, надо было дать объяснение тому, когда и каким образом человек приходит к познанию идей. Чтобы решить эту проблему, Платон присвоил некоторые "орфические" и пифагорейские теории, касающиеся участи души. Уже Сократ, безусловно, настаивал на бесценности души, потому что она одна является источником знания. Восставая против расхожего мнения, утвержденного Гомером, а именно: что "душа подобна дыму", Сократ подчеркивал необходимость "заботиться о своей душе". Платон пошел гораздо дальше: для него душа – а не жизнь! – есть высшая ценность, потому что она принадлежит идеальному и вечному миру. Таким образом, он заимствует из орфико-пифагорейской традиции учение о переселении души и о припоминании (анамнез), приспосабливая его к своей собственной системе.
Для Платона знать, в конечном счете, означает вспоминать (ср., в частности, "Менон", 81с, d). В промежутке между двумя земными существованиями душа созерцает Идеи: она приобщается к чистому и совершенному знанию. Однако, реинкарнируясь, душа пьет из источника Леты и забывает знание, обретенное через прямое созерцание Идей. Тем не менее, это знание скрыто присутствует в воплощенном человеке и, благодаря философской работе, оно может быть извлечено на свет. Физические предметы помогают душе сосредоточиться на себе самой и путем своего рода "возврата назад" вновь обрести и восстановить первоначальное знание, которым душа обладала в своем надмирном состоянии. Смерть, следовательно, представляет собой возврат к первоначальному и совершенному состоянию, периодически утрачиваемому на время воплощения души38.
Философия есть "приготовление к смерти" в том смысле, что она учит душу, однажды разлученную с телом, как навсегда остаться в мире Идей и, значит, избежать нового перевоплощения. Короче говоря, истинное знание и единственная политика, которые могли спасти греческие города от упадка, основывались на философии, постулирующей идеальную и вечную Вселенную и переселение души39.
Эсхатологические умопостроения были в большом ходу. Разумеется, учение о бессмертии и переселении души, о метемпсихозе не содержали ничего нового. В VI в. Ферекид Сиросский первым заявил о том, что душа бессмертна и что она периодически возвращается на землю для воплощения40. Трудно установить возможный источник этого верования. Во времена Ферекида оно было ясно сформулировано лишь в Индии. Египтяне считали душу бессмертной и способной перевоплощаться в различных животных, однако у них не было и следа стройной теории о переселении душ. Геты также верили в возможность "стать бессмертным", но и они не знали о метемпсихозе и переселении душ41.
Как бы то ни было, эсхатология Ферекида не нашла отклика в греческом мире. Популярным и одновременно систематизированным учение о переселении душ и метемпсихозе стало лишь благодаря "орфизму" и, в особенности, Пифагору, его ученикам и его современнику Эмпедоклу. При этом космологические умопостроения Левкиппа и Демокрита, новейшие по тем временам астрономические открытия и, главным образом, учение Пифагора радикальным образом изменили представление о бессмертии души и, следовательно, о том, как устроен потусторонний мир. Поскольку было известно, что Земля – шар, то ни для подземного Аида Гомера, ни для "Островов Блаженных", по идее, располагавшихся на крайнем Западе, не осталось места в мифологической географии земли. Одна пифагорейская максима гласит, что "Острова Блаженных – это Солнце и Луна"42. Постепенно утвердились новая эсхатология и другая география загробного мира: теперь загробный мир располагается в стране звезд, душа имеет небесное происхождение (согласно Левкиппу и Демокриту, душа состоит "из огня", как Солнце и Луна) и в конце концов возвратится на небеса.
Платон сделал решающий вклад в эту эсхатологию. Он разработал новую и более последовательную "мифологию души", опираясь на орфико-пифагорейскую традицию и используя некоторые восточные источники, но пропустив все эти элементы через собственную концепцию. Он пренебрег "классической" мифологией, основанной на Гомере и Гесиоде. Долгий процесс эрозии окончился тем, что гомеровские мифы и боги утратили свою изначальную значимость43. Впрочем, в гомеровской традиции не нашлось бы ни одной точки опоры для "мифологии души". С другой стороны, Платон сам в своих ранних диалогах противопоставлял миф логосу; миф, в лучшем случае, является смесью вымысла и правды. Тем не менее, в своем главном произведении, "Пире", Платон без колебаний пускается в многословные рассуждения о двух мифических сюжетах: космогоническом Эросе и, главное, о первозданном человеке, представляемом двуполым существом сферической формы ("Пир", 189е и 193d). Однако речь идет о мифах с архаической структурой. Андрогинность первого человека засвидетельствована в ряде древних традиций (например, у индоевропейцев)44.Основной замысел мифа об андрогине очевиден: человеческое совершенство воспринимается как единство без малейшего изъяна. Платон же придает этому новое значение: сферическая форма и движения антропоморфного существа имеют сходство с небесными светилами, от которых оно произошло.
Следует, в первую очередь, объяснить именно небесное происхождение человека, ибо оно лежит в основе "мифологии души". Впервые эсхатологический миф встречается у Сократа в "Горгии" (493): тело есть могила души. Сократ отстаивает эту эсхатологию, ссылаясь на Еврипида и на орфико-пифагорейские традиции. Переселение душ здесь только подразумевается, однако эта тема, основная для платоновской эсхатологии, проанализирована, как мы только что видели, в "Меноне" (81а-е). В "Федоне" (107е) Платон уточнил, что после длительного периода душа возвращается на землю. В "Государстве" речь вновь заходит об архаическом символизме "макрокосм-микрокосм"" это понятие развивается здесь в типично платоновском смысле – равнозначность души, Государства и Космоса. Однако о мифотворческой мощи Платона свидетельствует преимущественно тема пещеры ("Государство", VII).
Эсхатологическое видение достигает своей вершины в диалоге "Федр": здесь впервые участь души приведена в соответствие с движениями небесных сфер (246b и сл.). Первооснова Космоса приравнивается к первооснове души. Интересно, что в том же самом диалоге действуют два экзотических символа: мифический образ души, которая уподобляется возничему, управляющему колесницей, и образ "крыльев души". Первый встречается в "Катха-упанишаде" (1, 3, 3-6), его отличие у Платона – в том, что конями трудно править, поскольку они скачут не в лад. Что касается "крыльев души", то они "начинают расти", когда человек "созерцает красоту этого мира и обращает мысленный взор на Красоту как таковую" (249е). О росте крыльев после посвящения говорится у даосов в Китае и в тайных традициях австралийских целителей45. Образ связан с представлением о душе как о летучей духовной субстанции, сравнимой с птицей или с бабочкой. "Полет" символизирует постижение тайных вещей или метафизических истин46. Использование этого древнейшего символизма не должно удивлять. Платон "заново открывает" и развивает то, что можно было бы назвать архаической онтологией: учение об образцовых моделях, характерное для традиционной духовности, находит свое продолжение в теории Идей.
В космогоническом мифе из диалога "Тимей" разработаны некоторые мотивы "Протагора" и "Пира", однако речь идет о новом творении. Кроме того, примечательно, что именно пифагореец Тимей в этом шедевре космогонического видения Платона утверждает, будто Демиург сотворил столько же душ, сколько существует звезд ("Тимей" 41d и сл.). Впоследствии ученики Платона завершили учение об "астральном бессмертии". Итак, именно благодаря грандиозному платоновскому синтезу, включенные в него орфические и пифагорейские элементы получают самое широкое распространение. Это учение, в котором различимо также вавилонское влияние (божественность звезд), станет доминирующим, начиная с эллинистической эпох47.
Политическая реформа, о которой мечтал Платон, так и останется в проектах. Спустя поколение после его смерти греческие города-государства падут под победоносным напором Александра Великого. Это один из редких моментов всемирной истории, когда конец одной цивилизации почти совпадает с началом цивилизации другого, нового типа, расцвет которой приходится на эллинистическую эпоху. Знаменательно, что Орфей, Пифагор и Платон стоят у истоков вдохновения новой религиозности. Привет с Волшебного острова Эхо! остров
Мифологическое сознание, будучи продуктом автохтонных цивилизаций, носит под сердцем плод неразделённой любви к разуму - чистое понятие воображаемого. Оно то и помогает интуиции, лежащей в основе всякой идеации, структурировать и прагматику архаических обществ, и сознание его членов. Это сознание само себя полагает как мифологическое, т.е. «живое», что впервые отметил ещё А.Ф.Лосев. Миф не знает соперничества. А в плодовитости готов поспорить с Ничто, и даже набивается к не-сущему в молочные братья, коль скоро бытие дало ему от ворот поворот. В «Софисте» речь как раз и идёт о τὸ µηδαµῶς ὂν, никоим образом не сущим (237b), которое Платон, – в отличие от Горгия, отводящего небытию лишь область рассудка и речи, – наделил референтом: его не–сущее субстантивировано и «онтологично». Важно и то, что небытие в «Софисте» присутствует не как антиномия бытию, но как иное, т.е. как один из «пяти главных родов». Но Ничто имманентно себе, оно, собственно, "есть" род не-бытийствования в-себе и для-себя, и, следовательно, по определению не может обладать эйдосом, энтелехией и субстанцией в том значении этих терминов, которое приличествует бытию. И если Ничто и само-полагает себя как ноумен, не нуждающийся в феноменах, как абсолютный субъект, не сводимый к сумме предикатов, то только по той причине, что ничтожит себя и только себя, и ничтожит так, как ему заблагорассудится, т.е. иначе, чем сущее. Эта не-референтность погибели ярко заявила о себе в мифе, который, очевидно, стал сюжетом рефлексии Платона. Итак, не-сущее нас будет интересовать как господин, а не как мальчик на побегушках у бытия, т.е. не как иное и не как инобытие.
1. Как не-сущее рекрутирует героев и богов.
Уже в матриархате (хтоническая мифология) не-сущее прибегает к услугам стихий, безобразных тварей и существ [циклопов, химер, гидр], которые умыкают бытие из-под своенравных охотников, землепашцев и мореходов. Смерти сыплются как из рога изобилия. Чтобы восполнить недостачу, расцветают культы Геи и Реи у греков, Тефнут - у египтян. Культ Великой Богини-Матери (прародительницы) был призван продуцировать сущее. Но даже Деметра - богиня плодородия у греков, и Артемида, - покровительница дикой природы, - не справлялись с восполнением бытия, а высокая смертность развязывала руки близким кровным связям, узаконивая браки между братьями и сёстрами (Гера и Зевс, Исида и Осирис). Ничто́ подкарауливало бытие, не упуская случая намять бока сущему. Но как сущее и не-сущее «плодоносят»? Совокупление Тьмы и Ночи рождает Воздух и День. Ночь – мать одиночка, обходящаяся без мужского семени. Её лоно извергает гадов, зачатых, выношенных и изгнанных без любви и ласк, что роднит Ночь с Ничто́. Да и отпрыски подстать матери – Танат (смерть), Гипнос (сон), а поскрёбышей и ни сосчитать: Страдание, Обман, Раздор, - череда бастардов, незаконнорожденных и незаконопослушных. Не-сущее ничтожит себя с не меньшим усердием, чем сущее. Так Гея, желая высвободить из недр Земли детей Урана (сторуких великанов, циклопов, титанов), подговаривает младшего сына Кроноса (бога времени) оскопить родителя серпом, - негоже, мол, стыдиться своих чад, какими бы уродцами они ни были. Чтобы ничтожить сущее, небытие рекрутирует хтонических животных (стоглавый дракон Тифон, Лернейская Гидра), которым предстоит сразиться с героями – Гераклом, Персеем, Ясоном. Драконов одолевают и египетский бог Ра и христианский св. Георгий. Чтобы заполучить сущее, Ничто́ пускается во все тяжкие, часто действуя грубо, как неотвратимость, знающая цену долготерпению. Скрепя сердце Ничто́ выжидает, когда представится случай умыкнуть жизнь, лишив смерть героя величия, подобающего его подвигу: Геракл умерщвлён кровью кентавра Несса, которой Деянира пропитала плащ героя; Тесей гибнет на чужбине, забытый соплеменниками; Ясона, решившего прикорнуть, расплющивает корма легендарного корабля «Арго»; принявший Итаку за Керкиру Телегон (сын Кирки и Одиссея), не узнаёт в царе, вышедшем на защиту острова, отца и убивает Одиссея в случайной схватке копьём с шипом ската вместо наконечника. Но не только случай подставляет не-сущему плечо. Ничто́ забивается во все лакуны. К его услугам все возможные пустоты, недостачи и изъятия, включая и безумие, т.е. исчезновение субъектности. Часто преступления совершаются героем безрассудно, в каком-то умопомрачении. Так, убив брата и собственных детей в приступе чёрной ярости, насланной Герой, Геракл виновен, но лишь как орудие злой воли. Понимая, что стал инструментом в чужих руках, герой совершает двенадцать подвигов, чтобы искупить вину. Но одной лишь смертью не удовлетворить не-сущее. Убив Гектора, Ахилл трижды проводит его труп на колеснице вокруг Трои, - чтобы насытить ненасытную погибель: мало убить врага, нужно изничтожить его образ, вытравить память о герое. Но и у Ничто́, как выясняется, есть свой "кодекс чести", своя красная черта. Так, ужаснувшись Танталу, накормившему богов на пиру мясом собственного сына, погибель мучает сына Зевса и фригийской царицы Плуто голодом и жаждой в Аиде – вода отступает, стоит сыноубийце стать на колено, чтобы зачерпнуть горсть из реки, а деревья, заприметив руку, протянутую к сочному плоду, хлещут Тантала сухими ветвями.
2. Как сущее вострит лыжи от погибели.
Участь богов была не менее ужасной, чем судьба героев. Зевса-Громовержца спасла мать Рея, отдав на съедение отцу Крону камень, завёрнутый в пелёнки. Повзрослев, Зевс заставил отца изрыгнуть из чрева братьев и сестёр. Страх перед погибелью кооперирует людей и богов: первые ищут покровительства и защиты у патронов; вторые, не надеясь на божественные прерогативы, находят убежище от всёпожирающего времени в плодах человеческого ума: мифах, эпических поэмах, трагедиях и комедиях для театра. Но и Бытие часто утирает нос не-сущему. Так Аид не единожды попадает впросак: то Геракл забирает Кербера; то Орфей, очаровав царя мёртвых пением, уводит жену Эвридику; то хитрец Сизиф, объегорив Аида, возвращает себе жизнь. Вознамерившись погубить сущее, Ничто́ вдохновляет героев на подвиги. Геракл, преследуемый завистливой Герой, совершает свои двенадцать подвигов и проникает в существенное сущности своего имени - «прославившийся благодаря Гере». Деметра - сестра Зевса, богиня сельского хозяйства, - разделив ложе на трижды вспаханном поле на Крите с Иасионом (критским богом плодородия, который у Гесиода назван Ээтионом), рождает Плутоса, - бога изобилия. Но недостача смеётся над ухищрениями бытия, и даже Зевсу, верховному божеству, приходится ослеплять Асклепия (сына Аполлона), поскольку искусный врач бросил вызов Ничто́, воскрешая мёртвых. Не-сущее всеведуще. Недаром в Аид к прорицателю Тиресию за «советом» спускаются Одиссей и Эней. Небытие «знает», но «молчит», пока кровь жертвенного животного не развяжет ему язык. Но бытие не ограничивается лишь вылазками в стан неприятеля. Так, Сизиф заковывает в цепи бога смерти Танатаса (его пришлось освобождать Арку), обманывает богов Аида и единственным из смертных возвращается на землю.
3. Мера.
И боги, и герои, услужив не-сущему, всё же вспоминают о мере, чтобы не пересолить. Так Зевс, похитив Геракла из погребального костра, делает его бессмертным, а завистница Гера, смирившись, отдаёт в жёны герою свою дочь, богиню юности Гебу. Рано или поздно, но сущее и морок урезонивают аппетиты. Тогда налицо трансфер бытия в небытие и небытия в бытие, что мы наблюдаем в судьбе Персефоны - супруги Аида. Слёзы Деметры, потерявшей дочь, услышал Зевс, и повелел Персефоне треть года проводить в царстве мёртвых, а 2/3 - с матерью Деметрой. Возвращение на Землю Персефоны приводит весну, ликование природы, уход в Аид – зимнюю стужу. Есть и другие примеры, когда сущее, смирившись, соглашается на инобытие (метаморфозы), - лишь бы оставаться причастным к бытию. Так Калипсо, нимфа, обольщённая Зевсом, а затем убитая Артемидой, превращается любвеобильным Громовержцем в созвездие Большая Медведица. Ясно, что мифологическое сознание «приручало» Ничто́, полагая, что если нельзя запереть его на все замки, то можно хотя бы выставить часовых у ворот. Этой цели и посвящались Элевсинские мистерии, где, постоянно испытывая психологические травмы (утраты/обретения), субъект зависает над пропастью. Помогает память – то, над чем прорва не властна. Так, отвергнутая Аполлоном нимфа Дафна превращена в душистый лавр, чтобы венок из этого дерева мучил «водителя муз» уколами совести. Уязвлённая домогательствами Пана, нимфа Сирена, превращена в тростник, колышимый ветром. Думая, что улизнул от обманутой девушки, Пан мастерит из упругого тростника свирель, чтобы только и высвистывать имя обесчещенной нимфы. Спутники Аполлона, угодив в руки смерти, возвращаются к бытию окольными путями: Кипарис – буйным побегом «древа печали»; Гиацинт – благоухающим «цветком скорби». Бытие латает бреши. Так из сукровицы оскоплённого Зевсом Урана (отца) появляются фурии (эринии), нимфы и гиганты, из пены, образованной из кровоточащей раны – Афродита. И, наконец, из крови, поранившей ступни о терновник Афродиты, - богиня сбилась с ног, разыскивая в лесу пропавшего Адониса, - вырастает алая роза. Иногда костлявая угождает сущему. Так, чтобы сделать сына неуязвимым, мать Ахилла, Фетида, окунает ребёнка в Стикс (реку мёртвых), держа его за пятку. Побывав в Ничто́ и вернувшись невредимым, герой записывает на свой счёт победу, не замечая подвоха - ахиллесовой пяты.
4. Так кого же не-сущее носит под сердцем?
Из Ничто́ рождается не только «бытие-в-себе (фр.être-en-soi)», но и плод ничтожения, чистой негации– «бытие-для-себя (фр.être-pour-soi)» или сознание. Примечательно как миф трактует появление мысли/мышления из Ничто. Этот мотив обыгран в сюжете рождения богини мудрости Афины из головы Зевса. При этом богине неведомо зачатие-вынашивание-изгнание, её ум не причёсан, рассудительность не знает стадий биогенеза, а мудрость досталась богине «вдруг», по капризу Зевса и в полном боевом облачении. Появлению мудрости из Ничто́ предшествовала интрига. Любовница Зевса Метида (др.-греч. Μῆτις «мысль, премудрость», титанида (океанида), дочь Океана и Тефиды), - похоже, громовержец питал слабость к умным женщинам, - задумала родить сына, который умом и сообразительностью превзойдёт отца. Уязвлённый Зевс глотает даму на сносях, после чего испытывает сильную мигрень. Как часто повышенное артериальное давление мучает тех, кто изнуряет себя умственным трудом. Невозможность носить в себе бремя мысли, заставляет Зевса обратиться к Гефесту, который, расколов молотом чело отца, ужасается сам и ввергает в ужас олимпийцев. И в самом деле есть от чего содрогнуться, когда из живородящей головы Зевса появляется Афина, премудрость. Миф этот выражал удивление греков перед законченностью мысли, данной уму во всеоружии категориального аппарата.
6. Summa.
Ясно, что фетишизм и зооморфизм, антропоморфизм и тотемизм, анимизм, а позже и космогонические, теогонические, антропологические, календарные мифы и обряды, якобы позволившие чувственно-практическому интеллекту греков «поладить» с Ничто́, в действительности лишь отдалили подлинную встречу с неотвратимым. Такая встреча состоялась под присмотром рациональности, установившей свои доксы/догмы там, где чувственная достоверность исчерпала свои аргументы. Но этот сюжет мировой философии выходит за рамки данного этюда. Юрий Кузин, 30 Август, 2020 - 00:11 Привет с Волшебного острова Эхо! остров
•Новые сообщения ·
Правила
•Поиск•]
Традиции Галактического Ковчега тут!
.
.
.
..
