Чтение суфийских притч может быть не только приятным, но и полезным, если читать со вкусом, не спеша, иначе можно не заметить ядрышка в орешке, чьей скорлупкой является занимательный сюжет сказки, а значит, упустить главное - смысл, глубину подтекстов.

Великий мудрец Ибн аль-Араби из Испании сказал о трех видах Знания так:
«Существуют три вида знания. Первое - это знание интеллектуальное, которое по существу есть просто информация и собирание фактов, используемых для выведения дальнейших умозаключений. Это интеллектуализм.

Вторым идёт знание состояний, включающее как эмоциональные переживания, так и необычные состояния сознания, когда человек полагает, что воспринимает нечто высшее, но не может использовать его. Это эмоционализм.

Третье - это истинное знание, называемое Знанием Реальности. Человек, обладающий этим видом знания, способен различать, что является правильным и истинным, поверх границ мысли и чувства. Схоласты и учёные сосредотачиваются на первой форме знания. Эмоционалисты, эмпирики и многие поэты пользуются второй формой. Остальные пользуются обеими формами вместе, либо поочерёдно, то одной, то другой.

Но люди, достигающие истину, - это те, кто знают, как воссоединяться с реальностью, простирающейся поверх этих видов знания. Таковы истинные суфии, дервиши, те, кто постигли мир».

Для справки. Ибн аль-Араби (28 июля 1165, Мурсия — 10 ноября 1240, Дамаск) — исламский богослов из Испании, крупнейший представитель и теоретик суфизма. Получил прозвание «величайший учитель» (аш-шайх ал-акбар). Ибн Араби разработал учение о единстве бытия (вахдат ал-вуджуд), отрицающее различия Бога и мира.

Шейх Идрис Шах об истории и цели суфизма так сказал:
«Как возник суфизм и что является его основой? Согласно историческим документам, происхождение суфизма относят к трем источникам, представляющим, по утверждению многих суфиев, три сущностно разные манифестации одного и того же сверхфизического, космического и божественного импульса. Вот эти источники:

1. Суфизм был известен всем народам под многими именами от начала времён;

2. Суфизм как внутренний компонент всеобщей религии был передан Пророком Мухаммедом своему ученику и зятю Али, а также другим людям.

3. Суфизм продолжал своё существование бок о бок с пророческой передачей...

Своё восприятие суфий считает связанным с космической интуицией, которая и побуждает его работать в сфере образования суфийского толка. Мотивируясь этим чувством, суфий фактически разделяет убеждения Эйнштейна, что «космическое религиозное переживание — самое мощное и благородное побуждение, движущее научным исследованием.

Способствовать обеспечению людей средствами, помогающими им придерживаться принятых общественных норм и в то же время приобретать понимание более глубокой истины, не нарушая при этом собственного равновесия и равновесия своего общества, — это и есть цель суфийского образования».

Для справки. Идрис Шах (Idries Shah, Sayed Idries el-Hashimi) (1924—1996) - мыслитель, писатель, известный во всем мире. Он был советником ряда монархов и глав государств, членом и одним из основателей Римского клуба, членом правления Королевского Гуманитарного общества и Королевского Госпиталя (Великобритания), директором по науке Института Культурных Исследований и др. Человек, одним из первых открывший Западу сокровенное знание суфизма.

СКАЗКИ СУФИЕВ

Части 1 и 2

НАКШБАНДИ

Учитель дервишей, великий Накшбанди,
Вёл разговор на главной площади столицы.
Лазурь мечетей восходила от земли,
И улетали ввысь премудрости жар-птицы.

Но вот случайно в круг собравшихся вошёл
Бродячий дервиш, что из братства Маламати, -
«Людьми укора» называли, «светом шор»...
И разговор прервался, будто бы… некстати.

- Идёшь откуда ты? Скажи, любезный друг?
Так суфий суфия приветствует обычно,
- Я представленья не имею, путь мой - круг, -
Шутя, ответил, осмотревшись вскользь, тактично.

А уж вокруг зашелестели:
- Пустозвон!
Учитель, строго ход беседы соблюдая,
Вопрос второй ему, повысив голос, тон:
- Куда идёшь ты? - а в ответ опять, -
- Не знаю.
- А что есть бог? - опять,
- Не знаю.
- Что есть зло?...
- А что же правильно? - Тут дервиш улыбнулся:
- Да то, что нравится, и что мне хорошо!
- А что неправильно?
- Что плохо мне, - запнулся...

И тут толпа во гневе прочь его смела.
Но он ушёл целенаправленно и смело
В том направлении, что значит - никуда...
А Накшбанди сказал:
- Он сделал свое дело!

«Людьми укора» называли только тех, кто, словно зеркало, покажет отраженье того, что мы не видим, просто не успев заметить то, что затмевает самомненье.

Когда ты делом занят истинно своим, то любопытным ты не станешь объяснять, и даже тем, кто жаждет видеть и понять поток всех дел и русло действий вместе с ним... Любая внешняя оценка этих дел второстепенна тем, кто сутью овладел.

Когда охотники средь чащи затерялись...
И вот они втроём случайно оказались,
И обернулся вдруг мудрец со странной вестью:

- Послушай, друг, скачи за мной во весь опор!
И тут же сбросил принца-мальчика с коня.
Тот ногу вывихнул, упав на мох у пня.
Но поскакал мудрец.
И, вспомнив уговор,
Искатель следом поспешил в немом испуге.
Он стал свидетелем ужасного поступка!
Вот как решает судьбы страшная минутка.
Да разве этого искал он в мудром друге!

Вдали от места преступленья он вскричал:
- Король нас встретил, как друзей, доверил сына, а что же мы?
От злодеянья кровь застыла... От вероломства дух безжизненно упал!

Мудрец искателю в ответ:
- Я поступил
Здесь так, как должен был, а ты - лишь наблюдатель.
Что толку знать, не понимая, друг-искатель!
Припомни то, что я вначале говорил...
Теперь расстанемся с тобой, ты не сумел
Наш уговор исполнить в тяготах пути,
И нам с тобою нужно порознь идти,
Мне предстоит еще немало важных дел…

Представь, немногим суждено лишь наблюдать!
Но ты достиг сей привилегии, и что же...
Опять ты судишь очевидное! Негоже,
И бесполезно так пытаться понимать!

- Я не сдержался… но исполню обещанье, -
Искатель снова просит, -
Да, я понимаю, что, оказавшись рядом с вами, принимаю роль наблюдателя,
стремящегося к знанью. Прошу простить меня, прошу в последний раз,
и прогоните, если я ещё спрошу и неучтиво слово резкое скажу!

Мудрец молчал, не отводя горящих глаз...

Итак, они опять вдвоём, и труден путь.
Судьба, однако ж привела их в чудный город,
Где неизвестны ни болезни, и ни голод,
Где наши путники решили отдохнуть.

Страдая жаждою и голодом, они
У процветающих людей просили хлеба,
Но им не дали ни кусочка! Слёзы неба...
Спустили злых собак, что были взаперти.
Друзья бежали на окраину от них,
Да обессилев от усталости, упали,
Когда собаки утомившись, поотстали,
И произнёс мудрец:
- Собачий лай утих... Мы здесь останемся, но очень ненадолго.
Стена разрушена, нам надо починить!
Искатель вспомнил, что не должен говорить...
И молча начал помогать, не видя толка...
Изготовляя кирпичи из мягкой глины,
Они трудились, восстанавливая стену,
Забыв про голод и недавнюю измену
Тех горожан, что были злы и неучтивы...

К концу работы так измучен был искатель,
Что, потеряв, как прежде, внутренний контроль,
Он с жаром выпалил:
- Меня терзает боль! Нам не заплатит за работу "наниматель"!
Два раза злом мы воздавали на добро! Теперь за зло добром мы платим безнадежно!
Я так устал... И с вами рядом очень сложно!
Мудрец в ответ ему спокойно и легко:
- Конечно, помнишь ты последний уговор.
Мы здесь расстанемся, расходятся пути,
Меня дела зовут и должен я уйти,
Но успокойся, разрешу я твой раздор...
И объясню я вкрадце смысл моих поступков,
Всю глубину не скоро сможешь ты понять,
А коль захочешь в путь отправиться опять,
То поразмысли на досуге о "минутках"...

Я продырявил лодку только для того,
Чтоб не забрал её тиран для той войны,
Что он затеял в тех краях, у той поры,
Когда мы были там. Тогда свершалось зло...

Столкнул я мальчика с коня тогда затем,
Чтоб узурпатором не стал он в той стране,
Его характер приоткрылся злобный мне.
А по закону той страны калека - нем...

А что касается тех жадных богачей
В прекрасном городе, то верь мне, там живут
Сироты мальчики, что город тот спасут,
Когда придёт их время - время их лучей.
Как подрастут они, то вновь разрушат стену,
Под ней найдут своё наследство, чудный клад,
Что им поможет добротой наполнить град!
Так предназначено судьбою - жду я смену!

Иди же с миром, ты теперь совсем свободен.
По очевидному судить не торопись.
Над тем, что я сказал, подумай, потрудись.
И будь, как прежде, друг, и добр, и благороден.

Так до сих пор мудрец дела свои вершит,
Что многим кажутся жестокими и злыми,
И что впоследствии окажутся благими.
Но лишь мудрец, роняя зло, не согрешит...

А самоценная задача человека, узнать тот образ, что скрывает мудреца,
и осознать движенье вечного Кольца в его отрезочке коротких звеньев века.

Обычай вечерней беседы сохранился и у той части населения, которая, с распространением ислама и арабскими завоеваниями, переходила к оседлости. Разумеется, тематика бесед постепенно расширялась, особенно с выходом арабов на мировую историческую арену и соприкосновением их с культурными достижениями других народов.

В средневековых арабских хрониках и антологиях мы уже не раз встречаем термин «макама» в применении к беседам, которые вели халифы со своими приближенными{3}; а поскольку их участники были, как правило, людьми весьма образованными, то беседы состояли не только в рассказывании друг другу занимательных историй, но и в дискуссиях на богословские, моральные и филологические темы{4}. Знания, остроумие, находчивость были в большой чести при дворе, и люди неимущие, но образованные могли благодаря этим качествам снискать себе пропитание и у «повелителя правоверных», и у подражавших ему мелких феодальных владык. При этом дар слова, владение изящным стилем ценились особо.

Искусством строить речь арабы гордились с древнейших времен, а в эпоху расцвета арабской средневековой культуры (VIII—XII вв.), тяготевшей, не без влияния эллинистической философии, к рационалистическим принципам, это искусство приобретает особое значение. Именно речь, по мнению арабских средневековых философов, будучи выражением разума, в первую очередь способствует формированию человеческого общества на рациональных основах. Это представление оказало свое воздействие не только на ораторское искусство, но и на арабскую книжную литературу, стиль которой, оттачиваясь веками, становился все более изысканным, подчинялся требованиям гармоничной организации фразы, соответствующего выбора слов для высоких и низких жанров, насыщался тропами и разнообразными эвфоническими украшениями.

Ему было двадцать два года, когда он покинул родной город и отправился в Исфахан. В те времена образование часто бывало связано с путешествиями, которые давали возможность послушать лекции знаменитых ученых, записать образцы древней поэзии и их толкования непосредственно из уст передатчиков-бедуинов и воспринять от них «чистый» арабский язык. Кроме того, переезды из города в город, от одного правителя к другому давали возможность человеку способному, но небогатому рано или поздно обрести свое место под солнцем.

В Исфахане, крупном мусульманском культурном центре, в это время находилась резиденция буидских эмиров, владевших всем западным Ираном, а в 945 г. завоевавших Багдад. Тон литературной жизни здесь задавал вазир ас-Сахиб ибн 'Аббад (938—995), разносторонний ученый, поэт и мастер эпистолярного жанра, прославившийся и как меценат, при дворе которого действовали многие видные литераторы. В Исфахане Бади' аз-Заман сумел обратить на себя внимание: биографы рассказывают, как он во время одного из литературных собраний у Ибн 'Аббада переложил экспромтом три только что прочитанных персидских бейта в блестящие арабские стихи{10}.

В Исфахане ал-Хамадани провел не более года; оттуда он направился на север, в Джурджан, где его покровителем стал исмаилит Абу Са'д Мухаммад ибн Мансур. В кругу исмаилитов Бади' аз-Заман существенно пополнил свое образование{11}. Но и здесь он задержался недолго: в 993 г. мы уже застаем его в Нишапуре. Здесь центром притяжения для ученых, литераторов, поэтов было семейство Бану Микал, роль которого в тогдашней культурной жизни Нишапура нередко сопоставляют с ролью знаменитых Бармекидов при дворе Харуна ар-Рашида{12}. Среди Бану Микал особенно выделялся Абу-л-Фадл 'Убейдаллах ибн Ахмад ибн Микал, прозаик и поэт, которого ас-Са'алиби сравнивает с известнейшими в арабской литературе эмирами — писателями и поэтами, такими как Ибн ал-Му'тазз, Абу Фирас, или вазирами Ибн ал-'Амидом и Ибн 'Аббадом{13}. Меж многочисленных литераторов, подвизавшихся при нишапурском дворе{14}, был известный поэт и стилист, мастер эпистолярного жанра Абу Бекр ал-Хваризми (934— 993), которого молодой и дерзкий ал-Хамадани вызвал на литературное состязание.

В течение нескольких дней в присутствии большого количества публики они соревновались в сочинении стихотворных экспромтов на заданную тему, вариаций на стихи известных поэтов, в поэтической критике, составлении посланий, причем Бади' аз-Заман особенно отличился в этом последнем испытании: сочиненное им послание, если читать его с конца, содержало ответ{15}; в стихотворных экспромтах он также оказался изобретательнее и искуснее. В результате победа была присуждена ему. С этого момента начинается его литературная слава и получают известность написанные им к тому времени сочинения в стихах и в прозе.

Что же касается ал-Хваризми, то, по преданию, он так и не оправился от своего поражения, вскоре заболел и умер. Судя по письму Бади' аз-Замана, он очень сожалел о болезни своего противника{16}.

В Нишапуре ал-Хамадани провел около двух лет, и снова его потянуло к странствиям; возможно, этому способствовали какие-то разногласия с Бану Микал{17}. Он направился в Сиджистан к эмиру Халафу ибн Ахмаду, которого стал усиленно восхвалять и в стихах, и в прозе, а может быть, успел побывать до того и еще у каких-либо меценатов.

После ссоры с Халафом он снова скитается из города в город, оседает на несколько лет в Газне, где его очень радушно принимает султан Махмуд и где у него завязывается дружба с вазиром султана Абу-л-'Аббасом ал-Фадлем ибн Ахмедом ал-Исфараини. Последним пристанищем Бади' аз-Замана стал Герат. Здесь он, как кажется, осел прочно, женился на девушке из знатной семьи, у него появились дети, он нажил богатство, купил землю.

Бади' аз-Заман скончался, не дожив и до сорока лет. По одной версии, его отравили; по другой, более распространенной, его, впавшего в глубокий обморок, сочли мертвым и похоронили заживо

- Открытие достойно осознанья всем миром! Дар получен - так учи!
Но понял вскоре - это испытанье,
О Знанье настоящем помолчи.

Итак, пора искать Источник выше...
Найти да осознать бы, для чего в его прямые руки, будто с крыши,
На землю… посылается зерно.
Так много дней он вверх шёл по теченью,
Халва же появлялась в свой черёд...
Он лакомился, радуясь влеченью, и двигался с желанием вперёд.

И вот, пред ним раскрылась вся картина...
Река в верховье шире стала вдруг,
И в этом многоводье - сердцевина, - прекрасный остров - высящийся Круг!
На острове громадный чудный замок,
Красой своей затмивший берега,
Источник райской пищи спозаранок из чьих-то рук восприняла река.
Обдумывая, что же делать дальше,
Юнус встречает вскоре мудреца
В цветных лохмотьях, выглядящих старше, чем возраст у отшельника - отца.

Приветствуя друг друга, по завету,
Услышал он: - Что ищешь ты, мой друг?
- Я следую священному обету, и в поиске мне нужен остров - Круг...
Не сможешь ли помочь ты в этом деле?

- Поскольку ты не знаешь ничего о замке и невидимом пределе,
То главное - ищи в себе зерно!
В изгнании и строгом заточенье живут в том замке дочка Короля
И слуг прекрасных толпы, чьё значенье - в охране этой девы... от тебя.
Не вырваться оттуда ей, нет дверцы, ведь тот, кто заточил её туда,
За дерзостный отказ руки и сердца, воздвиг преград неведомых... года.

Невидимые глазом, что обычен и прочные, как камень иль стена,
Преграды код содержат семеричен, но Слово разрушает чары сна -
Вазифа - вскроет истинные Силы, подымет на борьбу добра со злом,
И, если ты достоин, чудо – джинны помогут обратить преграды в лом.
Так, мир тебе! - и с лёгкостью изящной
Тот древний старец мимо зашагал,
И звуком в поднебесье уходящим
Он что-то очень тихо напевал...

Часть 2

Так день за днем, "вазифа" исполняя,
Следя за появлением халвы,
И солнце на закате провожая,
Юнус обрёл свершение мечты!
Увидев наконец-то деву-чудо,
Он понял - это та, с чьих нежных рук
Халва спускалась в воды, чьи причуды
И дивный взгляд излечат боль, недуг.

- Так вот, где непосредственный Источник
Той райской пищи, что я принимал.
А остров - это райский оторочник...
Вазифа! Совершенство я познал!

И вдруг, Творца божественные Силы
В эфирный мир потоком понесли,
Дворцов чудесных дверцы отворили,
А дух вознёсся светом той земли...
В одном из них увидел сын Адама
Лицом к лицу создание Творца,
И юное, и мудрое, как лама,
Вне возраста, с чертами от Отца.

- На твой призыв, - виденье зазвучало, - Явился я, вознёс тебя, храня!
От дервиша узнал ты: Звук - Начало. Теперь проси, что хочешь, от Меня.

- Могучий Повелитель царства джиннов! Я Истину ищу, и понял вдруг...
Что там, в благоухании жасминов, на острове - Она, желанный Друг...
Молю тебя, дозволь войти мне в замок! С принцессою позволь поговорить.

- Да будет так! Исчезнут грани рамок,
Но помни - правду пьёт, кто в силах пить!

- Да, Истина есть Истина, я знаю! Приму Её, какой бы ни была...
За благо каплю правды принимаю, и помню, что не каждому дана.

И вскоре сын Адама мчал обратно,
Вне тела, по веленью волшебства,
С отрядом джиннов, движущихся статно,
Исполнить то, что им велел Глава.

В руке Юнус держал зеркальный камень,
Что стены и заслоны отражал,
А джинны, излучая лёд и пламень,
Крушили их, как режет лист кинжал.

А камень обнаружил три преграды:
Невидимых гигантов строй, затем...
Невидимую сеть слепой шарады,
И массу глыбы каменной - тотем.

Все три преграды словно б растворились,
Умчались джинны с облаком колец,
Юнусу во дворец врата открылись,
И он вошёл к принцессе, наконец!
Она была поистине прекрасна,
Чиста и непорочна, словно свет,
Взглянув в Юнуса, вымолвила властно:

- Твой подвиг заслужил любой ответ!
Отныне ты - герой освободитель! Отец велит тебя благодарить.
Проси, что хочешь, здесь Его обитель. Ты вправе также тут остаться жить.

- Прекрасная жемчужина! Я жажду знать Истину, лишь этого хочу!
Откройте мне глаза, хотя б однажды, и я на крыльях счастья улечу.

- Ну, что ж, любая истина, что сможешь ты взять из рук моих, уже твоя!
Смелее вопрошай, и тем умножишь ту суть, что отдаёт тебе Тебя...

- Скажите мне, прекрасная Халкави! Но как, в ряду каких причин благих
Чудесная халва, что вы бросали, узнала... о молениях моих?

Воскликнула принцесса: - Сын Адама!
Ведь то, что ты халвою тут назвал, -
Остатки от косметики, бальзама,
Чем тело мне слуга мой натирал...

Немое... удивление... застыло на жаждущем познания лице!
Халкави нечто скрытое открыла... и образы исчезли в том Кольце.

- Теперь... узнал я Истину из Света,
Что каждый понимает сквозь себя...
Остатки от дневного туалета мне стали райской пищей Короля...

Промолвил так познавший откровенье – Дар истины волшебного Мгновенья.

"Позволь тому, что делается - быть!" (Слова Худжвири)
Быть сделанным, законченным судьбою,
И стать твоею истинной рекою,
Которой до морей ты сможешь плыть.
Пусть остров со дворцом тебе явится,
И дух подарит Силу от Отца
С короною небесного венца.
Душа твоя венчаньем обновится.
Позволь тому, что делается - быть.
Завесу Светом сердца приоткрыть...