Дата: Пятница, 2009-02-06, 10:24 AM | Сообщение # 1
Ковчег
Группа: Администраторы
Сообщений: 18790
Статус: Offline
Пир в честь мудреца!
Публий Овидий Назон, кратко Овидий
лат. Publius Ovidius Naso; 43 год до н. э. — 17 год н. э.) — римский поэт, работавший во многих жанрах, но более всего прославившийся любовными элегиями и двумя поэмами - "Метаморфозами" и "Искусством любви". По неясным причинам был сослан из Рима в западное Причерноморье, где провёл последние десять лет жизни. Оказал огромное влияние на европейскую литературу, в том числе на Пушкина, в 1821 г. посвятившего ему обширное послание в стихах.
Биография
Овидий родился 20 марта 43 г. до н. э. (711 г. от основании Рима) в г. Сульмоне, в округе пелигнов, небольшого народа сабелльского племени, обитавшего к востоку от Лациума, в гористой части Средней Италии. Место и время своего рождения Овидий с точностью определяет в одной из своих "скорбных элегий" (Trist., IV, 10). Род его издавна принадлежал к всадническому сословию; отец поэта был человеком состоятельным и дал своим сыновьям блестящее образование. Посещая в Риме школы знаменитых учителей, Овидий с самых ранних лет обнаружил страсть к поэзии: в той же элегии (Trist., IV, 10) он признается, что и тогда, когда нужно было писать прозой, из-под пера его невольно выходили стихи. Следуя воле отца, Овидий вступил на государственную службу, но, прошедши лишь несколько низших должностей, отказался от неё, предпочитая всему занятия поэзией. По желанию родителей рано женившись, он вскоре вынужден был развестись; второй брак также был недолог и неудачен; и только третий, с женщиной, уже имевшей дочь от первого мужа, оказался прочным и, судя по всему, счастливым. Собственных детей Овидий не имел. Дополнив своё образование путешествием в Афины, Малую Азию и Сицилию и выступив на литературном поприще, Овидий сразу был замечен публикой и снискал дружбу выдающихся поэтов, например Горация и Проперция. Сам Овидий сожалел, что ранняя смерть Тибулла помешала развитию между ними близких отношений и что Вергилия (который обыкновенно не жил в Риме) ему удалось только видеть.
В 8 году нашей эры Август по не вполне ясной причине (исследователями высказывается несколько версий) сослал Овидия в город Томы, где на девятом году ссылки он и скончался.
Творчество
Первыми литературными опытами Овидия, за исключением тех, которые он, по его собственным словам, предавал огню «для исправления», были «Героиды» (Heroides) и любовные элегии. Яркость поэтического дарования Овидия высказывается и в «Героидах», но наибольшее внимание римского общества он обратил на себя любовными элегиями, вышедшими, под заглавием «Amores», сначала в пяти книгах, но впоследствии, по исключению многих произведений самим поэтом, составившими три дошедшие до нас книги из 49 стихотворений. Эти любовные элегии, содержание которых в той или другой степени, возможно, основывается на любовных приключениях, пережитых поэтом лично, связаны с вымышленным именем его подруги, Коринны, которое и прогремело на весь Рим, как об этом заявляет сам поэт (totam cantata per Urbem Corinna). В этой довольно распространенной в римской литературе форме, уже имевшей своих классиков, Овидию удалось проявить в полной силе яркое дарование, сразу сделавшее его имя громким и популярным. Оканчивая последнюю из этих элегий, он изображает себя столь же прославившим свой народ пелигнов, сколько Мантуя обязана своей славой Виргилию, а Верона — Катуллу. Бесспорно, поэтического дарования, свободного, непринужденного, блистающего остроумием и меткостью выражения, в этих элегиях очень много, как много точных жизненных наблюдений, внимания к детали и версификаторского таланта, для которого, по-видимому, не существовало никаких метрических трудностей. Несмотря на это большая часть творческого пути Овидия лежала впереди
«Наука любви»
Не меньший резонанс вызвало и следующее произведение поэта, о приготовлении которого он возвещал своим читателям ещё в 18-й элегии II книги и которое в рукописях и изданиях Овидия носит заглавие «Ars amatoria» («Любовная наука», «Наука любви»), а в сочинениях самого поэта — просто «Ars». Это — дидактическая поэма в трёх книгах, написанная, как и почти все сочинения Овидия, элегическим размером и заключающая в себе наставления, сначала для мужчин, какими средствами можно приобретать и сохранять за собой женскую любовь (1 и 2 книги), а потом для женщин, как они могут привлекать к себе мужчин и сохранять их привязанность. Сочинение это, отличающееся в иных случаях известной нескромностью содержания — которую автор вынужден был оправдывать перед официальной моралью тем предлогом, что писал свои наставления для вольноотпущениц и живших в Риме чужестранок, на которых требования о строгости поведения не распространялись (Trist., II, 303), — в литературном отношении превосходно и обличает собой полную зрелость таланта и руку мастера, которая умеет отделать каждую подробность и не устает рисовать одну картину за другой, с блеском, твёрдостью и самообладанием. Написано это произведение во 2 — 1 гг. до н. э., когда поэту было 41 — 42 года от роду. Одновременно с «Наукой любви» появилось к тому же разряду относящееся сочинение Овидия, от которого до нас дошёл лишь отрывок в 100 стихов и которое носит в изданиях заглавие «Medicamina faciei». На это сочинение, как на готовое, указывает женщинам Овидий в III книге «Науки любви» (ст. 205), называя его « Medicamina formae» («Средства для красоты») и прибавляя, что оно хотя и не велико по объёму, но велико по старанию, с каким написано (parvus, sed cura grande, libellus, opus). В дошедшем отрывке рассматриваются средства, относящиеся к уходу за лицом. Bcкоpе после «Науки любви» Овидий издал «Лекарство от любви» («Remedia amoris») — поэму в одной книге, где он, не отказываясь и на будущее время от своей службы Амуру, хочет облегчить положение тех, кому любовь в тягость и которые желали бы от неё избавиться. В направлении, которого Овидий до сих пор держался, дальше ему идти было некуда, и он стал искать других сюжетов. Мы видим его вскоре за разработкой мифологических и религиозных преданий, результатом которой были два его капитальных сочинения: «Метаморфозы» и «Фасты».
Ссылка
Но прежде чем он успел эти ценные труды довести до конца, его постиг внешний удар, коренным образом изменивший его судьбу. Осенью 9 г. Овидий неожиданно был отправлен Августом в ссылку на берега Чёрного моря, в дикую страну гетов и сарматов, и поселен в городе Томы (сейчас Констанция, в Румынии). Ближайшая причина столь сурового распоряжения Августа по отношению к лицу, бывшему, по связям своей жены, близким к дому императора, нам не известна. Сам Овидий неопределённо называет её словом error (ошибкой), отказываясь сказать, в чём эта ошибка состояла (Trist., II. 207: Perdiderint cum me duo crimina, carmen et error: Alterius facti culpa silenda mihi est), и заявляя, что это значило бы растравлять раны цезаря. Вина его была, очевидно, слишком интимного характера и связана с нанесением ущерба или чести, или достоинству, или спокойствию императорского дома; но все предположения учёных, с давних пор старавшихся разгадать эту загадку, оказываются в данном случае произвольными. Единственный луч света на эту тёмную историю проливает заявление Овидия (Trist. II, 5, 49), что он был невольным зрителем какого-то преступления и грех его состоял в том, что у него были глаза. Другая причина опалы, отдаленная, но может быть более существенная, прямо указывается самим поэтом: это — его «глупая наука», то есть «Ars amatoria» (Ex Pont. II, 9, 73; 11, 10, 15), из-за которой его обвиняли как «учителя грязного прелюбодеяния». В одном из своих писем с Понта (IV, 13, 41 — 42) он признается, что первой причиной его ссылки послужили именно его «стихи» (nоcuerunt carmina quondam, Primaque tam miserae causa fuere fugae).
Дата: Пятница, 2009-02-06, 10:51 AM | Сообщение # 2
Ковчег
Группа: Администраторы
Сообщений: 18790
Статус: Offline
«Скорбные элегии»
Ссылка на берега Чёрного моря подала повод к целому ряду произведений, вызванных исключительно новым положением поэта. Свидетельствуя о неиссякаемой силе таланта Овидия, они носят совсем другой колорит и представляют нам Овидия совсем в другом настроении, чем до постигшей его катастрофы. Ближайшим результатом этой катастрофы были его «Скорбные Элегии» или просто «Скорби» (Tristia), которые он начал писать ещё в дороге и продолжать писать на месте ссылки в течение трёх лет, изображая своё горестное положение, жалуясь на судьбу и стараясь склонить Августа к помилованию. Элегии эти, вполне отвечающие своему заглавию, вышли в пяти книгах и обращены в основном к жене, некоторые — к дочери и друзьям, а одна из них, самая большая, составляющая вторую книгу — к Августу. Эта последняя очень интересна не только отношением, в какое поэт ставить себя к личности императора, выставляя его величие и подвиги и униженно прося прощения своим прегрешениям, но и заявляющем, что его нравы совсем не так дурны, как об этом можно думать, судя по содержанию его стихотворений: напротив, жизнь его целомудренна, а шаловлива только его муза — заявление, которое впоследствии делал и Марциал, в оправдание содержания многих из своих эпиграмм. В этой же элегии приводится целый ряд поэтов греческих и римских, на которых сладострастное содержание их стихотворений не навлекало никакой кары; указывается также на римские мимические представления, крайняя непристойность которых действительно служила школой разврата для всей массы населения. За «Скорбными элегиями» следовали «Понтийские письма» (Ex Ponto), в четырёх книгах. Содержание этих адресованных разным лицам писем в сущности тоже, что и элегий, с той только разницею, что сравнительно с последними «Письма» обнаруживают заметное падение таланта поэта. Это чувствовалось и самим Овидием, который откровенно признается (I, 5, 15), что, перечитывая, он стыдится написанного и объясняет слабость своих стихов тем, что призываемая им муза не хочет идти к грубым гетам; исправлять же написанное — прибавляет он — у него не хватает сил, так как для его больной души тяжело всякое напряжение. Цитата из Писем часто используется авторами как просьба к читателю о снисходительности. Тяжесть положения отразилась, очевидно, на свободе духа поэта; постоянно чувствуемый гнёт неблагоприятной обстановки все более и более стеснял полет его фантазии. Отсюда утомительная монотонность, которая, в соединении с минорным тоном производит в конце концов тягостное впечатление — впечатление гибели первостепенного таланта, поставленного в жалкие и неестественные условия и теряющего своё могущество даже в языке и стихосложении. Однако, с берегов Чёрного моря пришли в Рим два произведения Овидия, свидетельствующие о том, что таланту Овидия были под силу и предметы, обработка которых требовала продолжительного и серьёзного изучения.
«Метаморфозы» и «Фасты»
Первым из таких произведений были «Метаморфозы» («Превращения»), огромный поэтический труд в 15 книгах, заключающий в себе изложение относящихся к превращениям мифов, греческих и римских, начиная с хаотического состояния вселенной до превращения Юлия Цезаря в звезду. Этот высокий по поэтическому достоинству труд был начат и, можно сказать, окончен Овидием ещё в Риме, но не был издан по причине внезапного отъезда. Мало того: поэт, перед отправлением в ссылку, сжёг, с горя или в сердцах, даже саму рукопись, с которой, к счастью, было уже сделано несколько списков. Сохранившиеся в Риме списки дали Овидию возможность пересмотреть и дополнить в Томах это крупное произведение, которое таким образом и было издано. «Метаморфозы» — самый капитальный труд Овидия, в котором богатое содержание, доставленное поэту главным образом греческими мифами, обработано с такой силой неистощимой фантазии, с такой свежестью красок, с такой лёгкостью перехода от одного предмета к другому, не говоря о блеске стиха и поэтических оборотов, что нельзя не признать во всей этой работе истинного торжества таланта, вызывающего изумление. Недаром это произведение всегда много читалось и с давних пор переводилось на другие языки, начиная с греч. перевода, сделанного Максимом Планудом в XIV веке. Даже у нас есть немало переводов (как прозаических, так и стихотворных); четыре из них появились в свет в течение семидесятых и восьмидесятых годов XIX века.
Другое серьёзное и также крупное не только по объёму, но и по значению произведение Овидия представляют «Фасты» (Fasti) — календарь, содержащий в себе объяснение праздников или священных дней Рима. Эта учёная поэма, дающая много данных и объяснений, относящихся к римскому культу и потому служащая важным источником для изучения римской религии, дошла до нас лишь в 6 книгах, обнимающих первое полугодие. Это — те книги, который Овидию удалось написать и обработать в Риме. Продолжать эту работу в ссылке он не мог по недостатку источников, хотя не подлежит сомнению, что написанное в Риме он подверг в Томах некоторой переделке: на это ясно указывает занесение туда фактов, совершившихся уже по изгнании поэта и даже по смерти Августа, как напр. триумф Германика, относящийся к 16 г. В поэтическом и литературном отношении «Фасты» далеко уступают «Метаморфозам», что легко объясняется сухостью сюжета, из которого только Овидий мог сделать поэтическое произведение; в стихе чувствуется рука мастера, знакомая нам по другим произведениям даровитого поэта.
«Ibis» и «Halieutica»
Есть в числе дошедших до нас сочинений Овидия ещё два, которые всецело относятся ко времени ссылки поэта и стоят, каждое, особняком от других. Одно из них,«Ibis» (известное название египетской птицы, которую римляне считали нечистой), — сатира или пасквиль на врага, который после ссылки Овидия преследовал его память в Риме, стараясь вооружить против изгнанника и жену его. Овидий посылает этому врагу бесчисленное множество проклятий и грозит ему разоблачением его имени в другом сочинении, которое он напишет уже не элегическим размером, а ямбическим, то есть со всею эпиграмматической едкостью. Название и форму сочинения Овидий заимствовал у александрийского поэта Калдимаха, написавшего нечто подобное на Аполлония Родосского. Другое сочинение, не имеющее связи с остальными, есть дидактическая поэма о рыболовстве и носит заглавие «Halieutica». От него мы имеем только отрывок, в котором перечисляются рыбы Чёрного моря и указываются их свойства. Это сочинение, на которое, по специальности его сюжета, ссылается Плиний в своей «Естественной истории» (XXXII, 5), не представляет в литературном отношении ничего замечательного.
Утерянные произведения
Для нас было бы несравненно интереснее, если бы вместо этих двух маловажных произведений, до нас дошла трагедия Овидия, под заглавием «Медея», которая хотя и была произведением юности поэта, но считалась в римской литературе одним из лучших образцов этого литературного вида. На ней с удовольствием останавливается Квинтилиан (X, 1, 98), о ней упоминает и Тацит в «Разговоре об ораторах» (гл. 12). Не дошло до нас и ещё нескольких сочинений, писанных частью в Риме, частью в Томах и в числе последних — панегирик Августу, писанный на гетском языке, о чём извещает в одном из своих понтийских писем (IV, 13, 19 и сл.) сам Овидий, все ещё не теряя надежды на облегчение своей участи, если не на полное помилование. Но этим надеждам сбыться не было суждено. Не только Август, но и Тиберий, к которому он также обращался с мольбами, не возвратил его из ссылки: несчастный поэт скончался в Томах в 17 г. и погребен в окрестностях города.
Наследие
Овидий был последний из знаменитых поэтов Августова века, со смертью которого окончился золотой век римской поэзии. Злоупотребление талантом в период его наибольшего развития лишило его права стоять наряду с Виргилием и Горацием, но ключом бившее в нём поэтическое дарование и виртуозность его стихотворной техники делали его любимцем не только между современниками, но и во все время Римской империи. Бесспорно, Овидию как поэту должно быть отведено одно из самых видных мест в римской литературе. Его «Метаморфозы» и «Фасты» до сих пор читаются в школах, как произведение образцового по языку и стихосложению латинского писателя.
Дата: Суббота, 2009-02-07, 7:48 PM | Сообщение # 3
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 545
Статус: Offline
Легенда о Фаэтоне
Когда-то было так: все, что теперь образует необъятный мир, ведомый и неведомый, пребывало, инертное, в противоестественном смешении. Луна не рождалась заново каждый месяц, Солнце не дарило миру свое сияние, воздух не был открыт свету, воды - пловцу, небо не имело высоты, Земля - стабильности. Влажное противоборствовало сухому, твердое - мягкому, тяжелое - лишенному тяжести. И имя этому было - Хаос.
Но Природа указала всему свое место и дала единый Закон. Говорят, что светлый круг, видимый в темные ночи на небе - мы зовем его Млечным Путем, это след зажженного Фаэтоном в небе пожара. Еще говорят, что Фаэтон был вовсе не юноша, а звезда, сошедшая со своего места. И еще многое говорят древние преданья, но об этом речь впереди.
Фаэтон (1878-79)
В детстве Моро зачитывался "Метаморфозами" Овидия и ему запомнился сюжет о падении с небес Фаэтона, смертного сына Аполлона, который однажды безрассудно погнал по небу солнечную колесницу отца. Не справившись с бешеными конями, он опустил колесницу-солнце слишком близко к Земле, отчего на ней начался хаос и пожары. На своей акварели Моро изображает кульминационный момент этой сцены. Фаэтон в ужасе поднимает руки, увидев перед собой зодиакальных Льва и Гидру. Только сейчас юноша осознал, что наступает его последний миг.
Овидий, Публий Овидий Назон (Publius Ovidius Naso) (43 до н. э.—около 18 н. э.)
В приморском румынском городе Констанце, неподалеку от набережной, стоит бронзовая статуя Публия Овидия Назона, одного из великих поэтов древности. Как случилось, что памятник римскому поэту воздвигнут так далеко от его родной Италии? Ответ на это может дать биография Овидия:
18 столетий спустя другой великий поэт А. С. Пушкин тоже был сослан в Причерноморские степи. Здесь уже давно не было древних кочевых племен — гетрв и сарматов. По степи кочевали цыгане. Пушкин полюбил это древнее племя, не раз бродил с ними, сидел у таборных костров, беседуя со стариками. Он услышал здесь рассказ, который так поразил его, что он включил его в свою поэму «Цыганы».
Царем когда-то сослан был, Полудня житель к нам в изгнанье... Он был уже летами стар, Но млад и жив душой незлобной: Имел он песен дивный дар И голос, шуму вод подобный, И полюбили все его... Он ждал: придет ли избавленье. - И все, несчастный, тосковал, Бродя по берегам Дуная, Да горьки слезы проливал, Свой дальний град- воспоминая...
Память об Овидии и его трагической судьбе столетиями передавались из поколения в поколение: в этом истинная слава поэта. И в наше время в румынском городе Констанце, выросшем на месте, где некогда находились древние Томы, стоит памятник римскому поэту Публию Овидию Назону.
Дата: Воскресенье, 2009-02-08, 3:48 PM | Сообщение # 6
Хранитель Ковчега
Группа: Администраторы
Сообщений: 1813
Статус: Offline
Ирина2, Bona_mens, спасибо! Не могу удержаться от напоминания волшебной легенды о Фаэтоне.
ЗВЕЗДА, СОШЕДШАЯ СО СВОЕГО МЕСТА
Легенда о Фаэтоне дошла до нас в изложении одного из самых ранних и самых известных поэтов и мифографов древности - Гезиода (VIII в. до н.э.) как часть его поэмы "Теогония" (Происхождение богов).
Эту же легенду включил в свою поэму "Метаморфозы" (Видоизменения) живший в самом конце прошлой - самом начале нашей эры римский поэт Овидий. Знаток современной ему астрономии и исследователь связанной с звездным небом священной традиции, Овидий очень точно передал в своем варианте общеизвестного в его время предания некоторые моменты астрономических знаний и представлений о небе древних греков и римлян, чем, в основном, и объясняется наше стремление положить в основу сделанного для наших юных читателей пересказа именно это произведение.
Интересно, что само слово "фаэтон", означающее "сияющий", употреблялось как один из эпитетов Солнца.
Весьма вероятно, что в основе легенды о Фаэтоне (как и многих других) лежит какое-то реальное событие. Не зря Пифагор и его последователи считали Фаэтона звездой, сошедшей со своего места. Заманчиво думать, что такой основой была вспышка где-то "невдалеке" от нас Новой (или Сверхновой) звезды. Если вспышка наблюдалась в районе Млечного Пути, народная фантазия вполне могла, не считаясь с реальной последовательностью событий, приписать происхождение "светлого круга", всегда привлекавшего взоры людей, пожару, вызванному появлением "звезды-гостьи". Не менее, если не более интересна, однако, гипотеза, считающая Фаэтона очень крупным метеоритом, падение которого вызвало явления, подобные тем, которые наблюдались при падении на землю Тунгусского метеорита.
Если наши читатели поделятся с нами своим мнением о том, какое событие могло дать жизнь легенде о Фаэтоне, и приведут достаточно серьезные аргументы в защиту своей точки зрения, мы с удовольствием предоставим им страницы нашего журнала.
Тем же, кто хочет подробнее ознакомиться с творчеством Овидия, мы предлагаем прочитать полный стихотворный перевод поэмы "Метаморфозы". (См.: Овидий Назон, П. Метаморфозы. Пер. С. В. Шервинского, статья о творчестве Овидия А. И. Белецкого, редакция и комментарии С. А. Пертовского. ACADEMIA, 1937). Легенда о Фаэтоне
Когда-то было так: все, что теперь образует необъятный мир, ведомый и неведомый, пребывало, инертное, в противоестественном смешении. Луна не рождалась заново каждый месяц, Солнце не дарило миру свое сияние, воздух не был открыт свету, воды - пловцу, небо не имело высоты, Земля - стабильности. Влажное противоборствовало сухому, твердое - мягкому, тяжелое - лишенному тяжести. И имя этому было - Хаос.
Но Природа указала всему свое место и дала единый Закон. Тогда легкий огонь и эфир поднялись в недосягаемую высь и образовали крышу мироздания, тяжелая твердь опустилась вниз, в центр круглого мира и стала шаром Земли; воды просочились на ее поверхность и стали реками, озерами, морями; Океан пенным поясом охватил сушу. Воздух заполнил огромное пустое пространство и, питаемый влажными испарениями, сам стал поставлять пищу эфиру. Земля сделалась плодородна, множество животных заселили ее; воды дали приют обитателям глубин, воздух - птицам. И с тех пор все элементы, послушные общему Закону, в гармонии и согласии делают общее дело(1).
И всему в мире дала Природа своих богов-управителей.
Высокие небесные боги часто вступали в брак с богинями и женщинами Земли. Их дети, герои, могучие и прекрасные, были, однако, смертны, как прочие люди.
Фаэтон, сын бога Солнца Феба и речной богини нимфы Климены, был юноша пылкий и гордый. Поэтому особенно обидно стало ему, когда один из его друзей усомнился в его высоком происхождении:
- Чем ты докажешь, что твой отец - Феб? И откуда сам ты об этом знаешь? Ведь матерям не всегда можно верить в подобных вещах.
Подавив ярость, Фаэтон бросился к Климене и рассказал ей о случившемся. Оскорбленная Климена, протянув руки к Солнцу, сказала:
- Клянусь тебе им самим, им, стражем гармонии мира, им, кого ты видишь, кто видит и слышит нас, он - твой отец. И если я лгу, пусть станет неведом моим глазам его свет.
И добавила:
- Там, у восточных пределов Земли, его дом. Иди туда, если хочешь, спроси его самого.
Радостный, Фаэтон обнял мать и отправился в путь. Он прошел знойные земли эфиопов, жаркими звездами палимую долину Инда и достиг-таки жилища отца(2).
Рубинами и золотом сиял дворец Солнца. Высокие колонны поддерживали тусклым блеском слоновой кости светящуюся крышу. Изображениями гор, полей, лесов, рек, морей, всех растений, живых тварей, людей и божеств, населяющих Землю, украсил жилище Феба бог огня и кузнечного дела Вулкан. А сверху поместил он словно второе небо: звезды, созвездия, пять кругов и пояс Зодиака с шестью правыми и шестью левыми знаками(3).
Робко вошел Фаэтон в дом отца и остановился в дверях.
Солнечный бог не сиял обычным ослепительным светом: облаченный в пурпурную мантию, восседал он на золотом троне, струящем изумрудный блеск. Подле него расположились Века и Годы, Месяцы, Дни, на равных друг от друга расстояниях - Часы(4). Были там и Весна в короне из свежих цветов, и обнаженное Лето с букетом спелых колосьев, и Осень в траурном одеянии из выжатого винограда, и ледяная Зима, седая и лохматая.
Солнечный бог обратил к Фаэтону свой взор и сказал:
- Что привело тебя сюда, Фаэтон? Разве слов той, что дала тебе жизнь, недостаточно?
Фаэтон поднял к Солнцу глаза и ответил:
- О свет, единый всему огромному миру, Феб-отец! Если могу я так звать тебя, дай мне знак того, что я - сын твой. И пусть больше никто никогда не оскорбит мою мать недоверием.
Феб кивнул - и лучи заструились вокруг его головы.
- Да не смеет никто сомневаться в чистоте Климены и в том что ты - мой сын. Я дам тебе знак, какой ты сам пожелаешь, клянусь в том богами. Проси чего хочешь.
Едва молвил Феб эти слова, Фаэтон стал просить у него на один день запряженную крылоногими конями колесницу, в которой Солнце объезжает мир. Раскаялся Феб в своей клятве. Трижды, четырежды качнув головой, он сказал:
- Ты просишь о том, в чем единственно я отказал бы. Не по годам тебе и не по силам править моей колесницей. Твой удел - человеческий. Ты же хочешь того, что не дано и богам. Даже Юпитер, кому послушны громы, не правит крылоногими моими конями - а кто более могуч, чем он, в этом мире? Ты думаешь, что просишь о великой чести. Увы! Кары жаждешь ты в дар, утомительной тяжкой работы. Сначала мой путь идет круто вверх и с трудом поднимаются кони. Потом по таким высотам проходит дорога, что сердце сжимается, когда я смотрю вниз, на Землю и море, потом обрывается вниз. Когда осторожно спускаются кони, морские боги с опаской смотрят из волн: не сорвался бы я в эту пропасть. Там, в вершине неба - страшный водоворот крутит громаду пространства и увлекает звезды. Лишь я могу противостоять его натиску и идти навстречу потоку. Вот ты в колеснице - куда направишь ее? Что если вращенье колес отнесет тебя к вершине оси? Ты думаешь, что проедешь по рощам и цитаделям богов. Увы! Твой путь пройдет через логова страшных чудовищ - восходящего задом наперед Тельца(5), Стрельца с вечно натянутым луком, кривых клешней Скорпиона и Рака. Страшась их пламени, едва подчиняются кони поводьям. Послушай меня, родной, откажись от этой затеи. Смотри сколько прекрасного в мире. Ты будешь владеть, чем захочешь, клянусь водами Стикса(6).
Но Фаэтон стоял на своем.
Тяжко вздохнув, Феб повел сына к дару Вулкана - своей колеснице. Пока Фаэтон любовался блеском золота и серебра, игрой хризолитов, украшавших повозку, Аврора(7) зажгла на востоке красные факелы, розовым светом наполнился двор. Помчалась прочь стая летучих звезд, гонимая утренним светочем, исчез рог вспугнутой зарей Луны, облик неба преобразился. Феб приказал Часам запрячь коней в колесницу и, склонившись к сыну, сказал:
Дата: Воскресенье, 2009-02-08, 3:49 PM | Сообщение # 7
Хранитель Ковчега
Группа: Администраторы
Сообщений: 1813
Статус: Offline
- Запомни: тебя не должны привлекать пять прямых кругов. Скачи вдоль того, что идет наклонно в пределах трех других. Страшись полюсов, не отклоняйся ни влево, к Жертвеннику, ни вправо, к Дракону - правь между ними. Не поднимайся вверх - сожжешь высокое небо; опустишься вниз - зажжешь пожар на Земле. Держись середины. Остальное вручаю судьбе. И пусть все ты увидишь, хоть я и не буду светить.
И возложил на голову сына свой лучезарный венец. И добавил:
- Мы не властны задерживаться дольше. Ночь достигла владений Геспера(8) - западных пределов Океана. Поезжай!
Легко вскочил юноша в колесницу, взял в руки поводья - и кони помчались дорогой, которой следовали с тех пор, как положено было начало миру.
Но как легкую лодку раскачивают и швыряют в разные стороны волны, по которым прямо плывет тяжело груженый корабль, так кони раскачивали, швыряли в разные стороны лишенную тяжести Солнца повозку. И свет проник в запретные места. Впервые вздрогнул под теплым лучом Дракон и сумеречный Волопас, разогрелись в чуждом им жаре ледяные Медведицы. Фаэтон хотел придержать коней - ему не хватило сил. Взглянул вниз - и отшатнулся: страшно было смотреть с высоты на вершины северных сосен, озаренных неведомым им прежде светом. Огляделся вокруг - большая часть пути уже пройдена, но много еще впереди. И он помчался к закату, оглядываясь на восток, проклиная то Меропу(9), то ослеплявший его яркий свет. А когда перед ним возник чудовищный огненный Скорпион с изогнутыми клешнями, Фаэтон в ужасе выпустил поводья из рук и кони сошли с привычной дороги. Они бросились вверх - и непривыкшие к пламени звезды вспыхивали и гасли, превращаясь в золу. Потом кони ринулись вниз - и на Земле начался пожар. Горели горы, таяли льды, кипели, иссыхали моря. Метались ища спасенья, птицы, звери, рыбы, люди. Тогда Мать-Земля заговорила, обратясь к владыке Олимпа:
- Чего ты ждешь. царь богов? Или ты хочешь, чтобы погибло все, чему я с таким трудом даю жизнь - деревья, травы, плоды, звери, птицы? С тех пор, как родился мир, мой лик ранит плуг - во имя плодородия и жизни. И ты дашь жизни исчезнуть? Допустишь, чтоб мир вновь канул в Хаос? Почему твой огонь не остановит пламя пожара? Пусть твоя молния положит конец беззаконному бегу повозки и вновь наступит порядок.
Юпитер взял в правую руку копье. Молния вырвалась из тяжелых туч и ударила в колесницу. Колесница разбилась. Кони в страхе разлетелись и Фаэтон, все еще сияя багрянцем солнечного венца, стал падать вниз. Он упал в реку Эридан(10), но надолго остался в воздухе огненный след.
Узнав о беде, Климена с дочерьми - сестрами Фаэтона, пришла к Эридану. Там девушки с горя превратились в лиственницы, но до сих пор в шелесте их хвои слышен плач по погибшему брату, и до сих пор их слезы - прозрачный янтарь - находят люди в воде.
Живущие в тех местах лигуры(11) в память о Фаэтоне справляют странный обряд, надевая на головы длинные, до плеч падающие перья, которые красноватым цветом напоминают пламя венца Фаэтона.
Феб, потрясенный гибелью сына, в горе и гневе воскликнул:
- С начала веков мой жребий - бесконечный, бесславный труд. Но довольно! Пусть теперь кто угодно другой правит светоносной повозкой. А если желающих нет, пусть все по очереди несут эту повинность и каждого пусть поразит молнией Великий Юпитер!
Боясь мрака, все боги и божества слетелись к Солнцу и стали молить его простить великого владыку и продолжить свой труд.
И Феб, тяжко вздохнув, собрал своих испуганных коней и снова поднялся в небо. А повелитель Олимпа облетев весь огромный мир, исправил содеянное дикой силой огня. Земля вновь покрылась зеленью, луга - цветами, человек стал снова пахать и сеять и собирать урожай, даримый Землей.
Говорят, что светлый круг, видимый в темные ночи на небе - мы зовем его Млечным Путем, это след зажженного Фаэтоном в небе пожара. Еще говорят, что Фаэтон был вовсе не юноша, а звезда, сошедшая со своего места.
И еще многое говорят древние преданья, но об этом речь впереди.
Примечания
(1) Теория сотворения мира. проповедовавшаяся философами-стоиками. Ее придерживались, в частности, римский астролог начала нашей эры Манилий и поэт Овидий, автор излагающейся здесь версии легенды о Фаэтоне.
(2) В древности считали, что жилище Солнца находится там, где пересекаются экватор - "линия, делящая мир пополам", и эклиптика - "дорога Солнца". Точку эту помещали где-то в Индии или в Африке, в малоизвестных землях, заселенных по преданию эфиопами - народом, опаленным Солнцем и владеющим многими знаниями о небе. Хотя люди времен Овидия прекрасно знали, что Земля - шар, а Солнце никогда не сходит на Землю, легенда, родившаяся в глубокой древности, сохранила для нас "местоположение" жилища Солнца.
(3) Пять кругов - северный полярный круг, тропик Рака, экватор, тропик Козерога и южный полярный круг, в античной астрономии делили на соответствующие зоны небо (!), а соответствующие участки Земли как бы определялись этим делением неба. И только в трактате "О Республике" Цицерона разделенной на зоны называется Земля. Левые и правые знаки - знаки Зодиака, расположенные соответственно южнее и севернее равноденственных.
(4) В древности в основном пользовались солнечными часами, причем и день (т.е. светлое время суток) и ночь обязательно делились на 12 часов. Продолжительность такого часа зависела от времени года и широты местности. Астрономы пользовались как единицей времени "равноденственным часом", т.е. делили сутки на 24 равных друг другу интервала, примерно равных часу (как дневному, так и ночному) в день равноденствия. Считалось, что "небесное" время измеряется именно такими часами, не зависящими от местонахождения наблюдателя.
(5) Телец изображался обращенным головой на запад и считалось, что он восходит задом наперед.
(6) Стикс - одна из священных рек подземного царства.
(7)Аврора - богиня утренней зари.
(8) Геспер - вечернее светило, первым после захода Солнца появляющееся на небе. Геспер - также имя Венеры в ипостаси вечерней звезды.
(9) Меропа - относительно слабая звезда в скоплении Плеяд. По преданию она - единственная из Плеяд - дочерей титана Атланта, полюбила смертного человека. Поэтому, скрываясь от позора, она потускнела.
(10) Эридан - современная река По в Италии.
(11) Древний италийский народ, живший во времена Овидия на исконно принадлежавших ему землях Апеннинского полуострова. Обработка и примечания В. Л. Штаерман
Дата: Воскресенье, 2009-02-08, 3:56 PM | Сообщение # 8
Хранитель Ковчега
Группа: Проверенные
Сообщений: 807
Статус: Offline
Quote
Весьма вероятно, что в основе легенды о Фаэтоне (как и многих других) лежит какое-то реальное событие. Не зря Пифагор и его последователи считали Фаэтона звездой, сошедшей со своего места. Заманчиво думать, что такой основой была вспышка где-то "невдалеке" от нас Новой (или Сверхновой) звезды.
Читала еще гипотезу, что Фаэтон был планетой нашей солнечной системы ,от которой после взрыва остался пояс астероидов ,по которому можно определить ее бывшую орбиту.
Сообщение отредактировал Ирина2 - Воскресенье, 2009-02-08, 3:56 PM
Дата: Воскресенье, 2009-02-08, 5:14 PM | Сообщение # 9
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 545
Статус: Offline
Гипотезы... и легенды...
...Фаэтон с горящими на голове кудрями подобно падающей звезде пронесся по небу и упал на берегу реки Эридан. Долго оплакивали Фаэтона его сестры-гелиады и мать Климена. От горя они вросли в землю и превратились в деревья.
Слезы дочерей Солнца
...Поздно, прощай!.. И кора покрывает последнее слово. Слезы оттуда текут, источась на молоденьких ветках. Станет под солнцем янтарь, который прозрачной рекою принят и катится вдаль...
Овидий Наэтон "Метаморфозы"
*)Примечание: =цитирование из крохотно-красивой книжечки- "Тайны янтаря" сост., лит.обработка и текст В.Соловьевой Калининград, ФГУИПП "Янтарный сказ", 2004 ISBN 5-7406-0791-4
======================================
фотоиллюстрация - sorry, мой "фотошопный ляпсус"
Vive valeque!
Сообщение отредактировал Bona_mens - Воскресенье, 2009-02-08, 5:29 PM
Ныне хочу рассказать про тела, превращенные в формы Новые. Боги, — ведь вы превращения эти вершили, — Дайте ж замыслу ход и мою от начала вселенной До наступивших времен непрерывную песнь доведите. 5 Не было моря, земли и над всем распростертого неба, — Лик был природы един на всей широте мирозданья, — Хаосом звали его. Нечлененной и грубой громадой, Бременем косным он был, — и только, — где собраны были Связанных слабо вещей семена разносущные вкупе. 10 Миру Титан никакой тогда не давал еще света. И не наращивала рогов новоявленных Феба,1 И не висела земля, обтекаема током воздушным, Собственный вес потеряв, и по длинным земным окоемам Рук в то время своих не простерла еще Амфитрита. 15 Там, где суша была, пребывали и море и воздух. И ни на суше стоять, ни по водам нельзя было плавать. Воздух был света лишен, и форм ничто не хранило. Все еще было в борьбе, затем что в массе единой Холод сражался с теплом, сражалась с влажностью сухость...
Кто из моих земляков не учился любовной науке, Тот мою книгу прочти и, научась, полюби. Знанье ведет корабли, направляя и весла и парус, Знанье правит коней, знанью покорен Амур. 5 Автомедонт1 направлял колесницу послушной вожжою, Тифий стоял у руля на гемонийской корме, — Я же Венерой самой поставлен над нежным Амуром, Я при Амуре моем — Тифий и Автомедонт. Дик младенец Амур, и нрав у него непокладист, 10 Все же младенец — и он, ждущий умелой руки. Звоном лирной струны сын Филиры2 утишил Ахилла, Дикий нрав укротив мирным искусством своим: Тот, кто был страшен врагу, кто был страшен порою и другу, Сам, страшась, предстоял перед седым стариком; 15 Тот, чья мощная длань сулила для Гектора гибель, Сам ее подставлял под наказующий жезл. Словно Хирону — Пелид, Амур доверен поэту: Так же богиней рожден, так же душою строптив. Что ж, ведь и пахотный бык ярмо принимает на шею, 20 И благородный скакун зубом грызет удила, — Так и Амур покоряется мне, хоть и жгут мое сердце Стрелы, с его тетивы прямо летящие в грудь. Пусть! Чем острее стрела, чем пламенней жгучая рана, Тем за стрелу и огонь будет обдуманней месть. 25 Лгать не хочу и не буду: наука моя не от Феба, Не возвещает ее грающий птичий полет, Не выходили ко мне, пастуху Аскрейской долины, Клио и восемь сестер3, вещий ведя хоровод; Опыт меня научил — внемлите же опытной песне! 30 Истина — вот мой предмет; благослови нас, Любовь!
Прочь от этих стихов, целомудренно-узкие ленты4. Прочь, расшитый подол, спущенный ниже колен! О безопасной любви я пишу, о дозволенном блуде, Нет за мною вины и преступления нет.
35 Первое дело твое, новобранец Венериной рати, Встретить желанный предмет, выбрать, кого полюбить. Дело второе — добиться любви у той, кого выбрал; Третье — надолго суметь эту любовь уберечь. Вот уроки мои, вот нашего поприща меты — 40 К ним колесницу помчу, быстро пустив колесо...
Ныне хочу рассказать про тела, превращенные в формы Новые. Боги, - ведь вы превращения эти вершили, - Дайте ж замыслу ход и мою от начала вселенной До наступивших времен непрерывную песнь доведите,
5 Не было моря, земли и над всем распростертого неба, - Лик был природы един на всей широте мирозданья, - Хаосом звали его. Нечлененной и грубой громадой, Бременем косным он был, - и только, - где собраны были Связанных слабо вещей семена разносущные вкупе, 10 Миру Титан никакой тогда не давал еще света, И не наращивала рогов новоявленных Феба, И не висела земля, обтекаема током воздушным, Собственный вес потеряв, и по длинным земным окоемам Рук в то время своих не простерла еще Амфитрита.
Дата: Понедельник, 2010-02-08, 7:03 PM | Сообщение # 12
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 621
Статус: Offline
Друзья! Начало празднования недели Овидия, чудесным образом совпала с началом Масленичной недели. От всей души поздравляю Ковчеговцем с этими празднованиями!.. Своим солнечным празднованием мы помогаем Солнцу в Великой Работе прихода Весны! Не забудем же и прославить Солнечную поэзию Любви Овидия, автора бессмертных ("Любовные элегии", "Наука любви", "Лекарство от любви").
На Элегии Овидия (Посвящается Publius Ovidius Naso)
Песня моя, сходи на поклон к человеку: Нарядись красивей и сходи, - до земли поклонись... Если ж кто спросит: "Что ж я сам на поклон не явился? Ты им так отвечай: "Поклонники песен не пишут..."
Если ты, поэма-песня, Свой корабль направишь в гавань, Знай, что там тебе не скажут, Что ты зря ешь хлеб, пьёшь воду... Пусть там умники большие Понапрасну слов не тратят, Ты, моя поэма-песня,... Курсом верным выступаешь: И ладья из песен наших Не ударится о рифы...
Вот кричит уж громко в рупор Нам бывалый капитан: Нам кричит он, что есть мочи: "Шевелитесь побыстрее! Мой корабль всех ждать не станет - Нерадивых и беспечных!.. Живо, живо, шевелитесь! Мы уже выходим в море - К дальней гавани заветной, К солнцеродным берегам!.. Там на острове вас встретят, Словно греческих героев!.. Никого мы там, однако, - Не представит к орденам...
И гудком своим протяжным, Известивши отправленье, Пароход взял курс - к Востоку, К дальним тёплым берегам, Где созрели апельсины... В добрый путь, славяне-братья, В сердце - с Богом и с молитвой На устах - плывите с миром...
Прощай, моя песня! Прощай, голубка! Волнуйся, волнуйся, моё сердце: Корабль выходит в открытое море...
Александр С.
Сообщение отредактировал sigacheval - Вторник, 2010-02-09, 9:36 AM
Дата: Среда, 2010-02-10, 10:28 AM | Сообщение # 13
Ковчег
Группа: Администраторы
Сообщений: 18790
Статус: Offline
Quote (sigacheval)
Живо, живо, шевелитесь! Мы уже выходим в море - К дальней гавани заветной, К солнцеродным берегам!..
К дальней Гавани заветной наш корабль приплывает, И на острове Волшебном вся команда отдохнет, Но опять, опять мечтает капитан и вновь дерзает Подымать на мачте парус, чтоб отправиться в поход...
Чтобы вспомнить о поэтах, о мудрейших, о собратьях, Чтобы спеть о них и чаши с медом солнечным поднять. Мир наш - сказочное чудо, словно дева в звездном платье, Мир - Творца обитель, с миром будем саги сочинять...
ПУБЛИЙ ОВИДИЙ - эхо на ПОНТИЙСКИЕ ЭЛЕГИИ
Негодовать или молчать? Сокрыть ли имя иль позор Нести на площадь, словно сор, Клеймя души твоей печать...
Упреком обессмертить? Нет. Нет, умолчу... Не назову. Стихи тебе не поднесу. Угаснет имя в бездне лет.
Бывали дни, ты первым шел Со мной под парусом тугим, Хотя фортуны едкий дым В лицо пургою стылой мел...
И вот... Беда... Ты - на попятный! Понятно... Помощь ждут твою. - Что за Назон? В каком кругу Имен найдется этот знатный?
Ты знать не знал, да не слыхал О том Назоне... Я - Назон! Припомни, тот, что испокон К тебе лишь нежностью пылал!
И крепкой дружбою слепой Я спаян был и поверял Любую тайну, забавлял Тебя в унынии, друг мой!
Да, это я, что музой был Твоей единственной, желанной... Иль это сон был, друг названный, Иль ты себя давно забыл...
"Публий Назон, давно в отдалённых томах осевший, С Гетских глухих берегов шлёт тебе эти стихи. Если удастся тебе, приюти эти пришлые книжки, Где-нибудь в доме твоём место для них отыщи. Скованы страхом они сторонятся общественных зданий, Воображая, что я им этот путь преградил. Сколько я им не твержу: "Ваше слово нечестью не учит, Ваш целомудренный стих вам отворит эту дверь!", Слушать они не хотят и к тебе с надеждой стремятся: Ларов домашних покой им безопасней всего. Спросишь: "Куда их деть, чтоб никто не остался в обиде?" Пусть эти книги займут место забытых "Наук". "Что им здесь делать?" - вопрос твой растерянный явственно слышу. И без вопросов прими - слово их чуждо любви..."
Посвящение в герои Отрывок из моей поэмы «ПУТЬ К СОЛНЦУ» в ответ на письмо Овидия к Бруту.
http://i023.radikal.ru/0812/b3/c6c315472973.jpg Безымянное посвящение без слов
В Горнем вы, - кто с краюхами хлеба - Вышли к небесному стаду коров, Чтоб подоить звёздное небо - Из вымени дальних миров...
В небе - красное колесо кружИтся, Явственней слышатся сфер голоса: "Скоро новая в Небе звезда родится - Звёздный Ковчег распустил паруса!.."
На земле - Любовь лишь звёздного роста, - Обретший её, сердцем осознавал, - Как возвышенно и как это просто, - Кто до вымени Большой Медведицы доставал...
Ветер Лотоса* - в межзвёздных странствиях… Кто аромат цвета неба вдыхает, - Смерчем времени, влекомый в Пространство, Родину-мачеху вмиг забывает...
Аленький цвет - с виду, словно хрустальный, Издалека аромат его, сердцем слышим: Вдруг открываются в нём звёздные тайны, Тем глубиннее, чем горы выше...
Солнце второе вот-вот родится! Звёздный ковчег - мчит на всех парусах! Красное колесо в Небе уже кружИтся - Явственней слышится - сфер голоса!..
Лестно владеть мне цветком неба алым, Можно в долину с вершины спуститься… В этом хрустальном сосуде немало Белого млека от Неба храниться…
Если примерил папаху Казбека, Накинув на плечи руно Эльбруса, - Станешь другим ты совсем человеком, - Звёздных дел мастером станешь искусным…
На колесе, обзореть Мирозданье - Счастливо катишь по Млечной Дороге… И по ступеням стихов хрустальных К звезде Полярной возносишься к Богу! ________________
Александр С.
Сообщение отредактировал sigacheval - Среда, 2010-02-10, 2:16 PM
Дата: Пятница, 2010-02-12, 8:16 AM | Сообщение # 15
Советник Хранителя
Группа: Проверенные
Сообщений: 1087
Статус: Offline
Овидий. Элегия вторая (Из книги "Скорбные элегии)
Боги морей и небес! Что осталось мне кроме молений? О, пощадите корабль, ставший игралищем волн! Подпись не ставьте, молю, под великого Цезаря гневом: Если преследует Бог, может вступиться другой. Был против Трои Вулкан, меж тем Апполон был за Трою. Другом Венера была тевкрам, Паллада - врагом. Турна, Сатурнова дочь предпочла, ненавидя Энея, Но ограждаем бывал мощью Венеры Эней. Сколько грозился Нептун с осторожным покончить Улиссом, - Был у Кронида не раз вырван Минервой Улисс, Что же мешает и нам, хоть мы и не ровня героям, Если разгневался Бог, помощь другого узнать? Но - несчастливец - слова понапрасну я праздные трачу, Сам говорю, - а от волн брызги мне губы кропят, И ужасающий Нот мои речи уносит моленьям Не позволяет достичь слуха молимых богов. Ветры как будто взялись двойной пытать меня мукой - Вместе в безвестную даль мчат паруса и мольбы. Боги! Какие кругом загибаются пенные горы! Можно подумать - сейчас звёзды заденут они. Сколько меж пенистых волн разверзается водных ущелий! Можно подумать: вот-вот чёрный заденут Аид! Взоры куда не направь, всюду лишь море и небо. Море громадами волн, небо ненастьем грозит. А между ними шумят в беспрерывном кручении ветры, Море не знает само: кто же владыко над ним? Вот взбушевавшийся Эвр с багряного мчитвя востока, А уж навстречу ему западом выслан Зефир; Вот и холодный Борей от Медведиц несётся в безумье, Вот поспешает и Нот с братьями в битву вступить. Кормчий растерян, куда корабль ему править, не знает, Даже искусство зашло, разум потерян, в тупик.
Стало быть, это конец, на спасенье надежда напрасна; Я говорю - а волна мне окатила лицо. Скоро вода захлеснёт эту душу живую, и воды Тщетно взывающий рот влагой смертельной зальют. Но лишь о том, что я сослан, жена моя верная плачет, О злоключенье одном знает и стонет она, Только не знает, как нас в безбрежной бросает пучине, Как устремляется шквал, как уже видится смерть. Слава богам, что отплыть я с собой не позволил супруге, Истинно, вместо одной две бы я смерти познал. Если погибну теперь, но её не коснётся опасность, То половина меня, знаю, останется жить. Боги! Мгновенно кругом рассверкались молнии в тучах, Что за ужесный удар над головой прогремел! Ветры бока кораблю потрясают с таким грохотаньем, Словно ядро за ядром, город баллиста розит. Вот подымается вал, всех прочих возвышенней, грозно Перед одинадцатым он за девятым идёт. Я умереть не боюсь, но страшусь этой смерти плачевной, - Если б не в море тонуть, смерть я наградой бы счёл. Благо - в положенный час умереть или в сраженье погибнуть, Чтобы в привычной земле тело покой обрело. Благо от близких своих забот ожидать в могиле, Вместо того, чтоб на корм рыбам морским угодить. Пусть я погибели злой заслужил, - но здесь не один я На корабле, - за меня что ж неповинным страдать?
Вот она, ЗВЕЗДА ПЛЕНИТЕЛЬНОГО СЧАСТЬЯ - ПОЭЗИЯ! И в час роковой не оставляет поэта один на один с чудовищем смерти, но словно великая птица МЕЧТЫ возносит душу к ВЕЧНОСТИ! Ради этого стоит жить, творить и Любить!..
Моя Одиссея
Сегодня поднялся, чуть свет, на заре, - Испив золотистого чая, Отплыл я на утлом своём челноке, - Теперь меня море качает...
Вскипают одна за другою волна, - Повсюду, лишь волны, да волны... Горька, и жестока волна, – солона, И кубок мой, горечи полный...
На море детей и жену не берут С собой - суеверны, мужчины... И сам навожу я в каюте уют, - И радуюсь встречам с дельфином!..
Крутая волна пусть меня захлестнет, И встанет пучина во взоре! - Земля хороша, где любимая ждёт... За морем побед, Счастья - море!..
Вечное море, Бурное море, Ты усмири мои - Боли и горе…
Припев: Наполнен мой парус Стихией ненастья, Лишая последней надежды на счастье... Срывает одежды Мне ветер забвенья... О, вечность надежды, часы и МгновеньЯ!..
Ты осени Лучезарным покровом, И вдохнови меня Песенным словом!..
Вечное море, Бурное море, Гимны тебе Я пою на просторе.
Припев: Наполнен мой парус Стихией ненастья, Лишая последней надежды на счастье... Срывает одежды Мне ветер забвенья... О, вечность надежды, часы и МгновеньЯ!..
ФАГОР
да воздается по трудам всегда
Сообщение отредактировал Гость - Пятница, 2010-02-12, 9:47 AM
Движенье – цель, а образ результат! Движенье – образ будущего мысли, И образ - суть движения всей жизни. В том двойственность начальных мира врат… Об этом мудрецы и говорят…
О, Боги, ваши чуткие движенья Рисуют мир земной во всей красе, И твердь твердит о тверди на росе Небесной, отражающей вращенье. Вот смысл стихов и ритмов украшенья…
Легко ль понять, как дивное единство Творит миры и образы миров? Но мысль текуча, испокон веков Забвением творит свое таинство… Чтоб вновь рождаться для гостеприимства…
Чредою лет текут Метаморфозы, Мы зрим себя в бесчисленных созданьях, Когда раскрыты тайны мирозданья, Но тает сон во сне, и снова грозы В судьбе гремят, и смертью смотрят розы…
О, Эхо ритмов, Скрытой мысли ток, Ты мир плодотворишь путем мечты! Наш остров Эхо, это я и Ты: Из Вечности во время вихря сток, Гомера свет, струящийся Исток…
И вот уже Назона колесницы - Крылатые в веках Метаморфозы, Пленяют души дивные курьезы, Над временем летят Гомера птицы, Овидием реченные страницы…
Увы, все воплощенное не вечно, Распластано, расщеплено, фрагментно, Но мерность повышается мгновенно Духовным ветром и движеньем встречным, Творящим ритмы словом безупречным…
Дата: Четверг, 2010-08-19, 10:59 AM | Сообщение # 17
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 1498
Статус: Offline
* Овидий «Метаморфозы»
60 Был здесь из Самоса муж. Однако он Самос покинул, С ним и самосских владык. Ненавидя душой тиранию, Сам он изгнанье избрал. Постигал он высокою мыслью В далях эфира - богов; все то, что природа людскому Взору узреть не дает, увидел он внутренним взором, 65 То же, что духом своим постигал он с бдительным тщаньем, Все на потребу другим отдавал, и т_о_лпы безмолвных, Дивным внимавших словам - великого мира началам, Первопричинам вещей, - пониманью природы учил он: Чт_о_ есть бог; и откуда снега; отчего происходят 70 Молнии - бог ли гремит иль ветры в разъявшихся тучах; Землю трясет отчего, что движет созвездия ночи; Все, чем таинственен мир. Он первым считал преступленьем Пищу животную. Так, уста он ученые первый Для убеждений таких разверз, - хоть им и не вняли: 75 "Полноте, люди, сквернить несказанными яствами тело! Есть на свете и хлеб, и плоды, под которыми гнутся Ветви древесные; есть и на лозах налитые гроздья; Сладкие травы у вас, другие, что могут смягчиться И понежнеть на огне, - у нас ведь никто не отымет 80 Ни молока, ни медов, отдающих цветами тимьяна. Преизобилье богатств земля предлагает вам в пищу Кроткую, всем доставляет пиры без буйства и крови. Звери - те снедью мясной утоляют свой голод; однако Звери не все: и конь и скотина травою лишь живы. 85 Те ж из зверей, у кого необузданный нрав и свирепый, - Тигры, армянские львы с их злобой горячей, медведи, Волки лютые - тех кровавая радует пища. Гнусность какая - ей-ей! - в утробу прятать утробу! Алчным телом жиреть, поедая такое же тело, 90 Одушевленному жить умерщвлением одушевленных! Значит, меж стольких богатств, что матерью лучшей, землею, Порождены, ты лишь рад одному: плоть зубом жестоким Рвать на куски и терзать, возрождая повадки Циклопов? Значит, других не губя, пожалуй, ты даже не мог бы 95 Голод умиротворить неумеренно жадного чрева? Древний, однако же, век, Золотым называемый нами, Только плодами дерев да травой, землей воспоенной, Был удовольствован; уст не сквернил он животною кровью..."
Дата: Четверг, 2011-02-24, 8:06 PM | Сообщение # 18
Администратор
Группа: Администраторы
Сообщений: 6928
Статус: Offline
Та, в ком чувство сильней, бесчувственной первая стала... *Сказка Венеры - фрагмент Овидий «Метаморфозы»
Венера рассказывает Адонису:
550 …Молнии в желтых клыках у жестоких таятся кабанов, Грозно бросается в бой лев желтый с великою злостью, Весь их род мне постыл". Когда ж он спросил о причине, Молвит: "Скажу, подивись чудовищ провинности давней. От непривычных трудов я, однако, устала, и кстати
555 Ласково тенью своей приглашает нас тополь соседний; Ложе нам стелет трава. Прилечь хочу я с тобою Здесь, на земле!" И легла, к траве и к нему прижимаясь. И, прислонившись к нему, на груди головою покоясь, Молвила так, - а слова поцелуями перемежала:
560 "Может быть, слышал и ты, как одна в состязании бега Женщина быстрых мужчин побеждала. И вовсе не сказка Эта молва. Побеждала она. Сказать было трудно, Чем она выше была - красотой или ног превосходством. Бога спросила она о супружестве. "Муж, - он ответил, -
565 Не для тебя, Аталанта! Беги от супругина ложа. Но не удастся бежать - и живая себя ты лишишься!" Божья вещанья страшась, безбрачной жить она стала В частом лесу и толпу домогателей страстных суровым Гонит условием: "Мной овладеть единственно можно,
570 В беге меня победив. Состязайтесь с моими ногами. Быстрому в беге дадут и супругу, и спальню в награду. Плата же медленным - смерть: таково состязанья условье". Правила жестки игры! Но краса - столь великая сила! И подчиняется ей домогателей дерзких ватага.
575 Тут же сидел Гиппомен, тот бег созерцая неравный, - "Ради жены ли терпеть, - восклицает, - опасность такую?" Он осудить уж готов чрезмерное юношей чувство. Но увидал лишь лицо и покрова лишенное тело, - Как у меня или как у тебя, если б женщиной стал ты, -
580 Остолбенел он и руки простер. "Простите! - сказал он. - Был я сейчас виноват: еще не видал я награды, Из-за которой борьба!" Восхваляя, он сам загорелся. Чтобы никто обогнать в состязанье не смог ее, жаждет; Чувствует ревность и страх. "Отчего мне в ристании этом
585 Счастья нельзя попытать? - говорит. - Всевышние сами - Смелым помога!" Пока про себя Гиппомен рассуждает Так, Аталанта уже окрыленным несется полетом. Юноша видит ее аонийский, - как мчится быстрее Пущенной скифом стрелы, - но сильнее девичьей красою
590 Он поражен; на бегу она ярче сияет красою! Бьет пятами подол, назад его ветер относит, По белоснежной спине разметались волосы вольно; Бьются подвязки ее подколенные с краем узорным. Вот заалелось уже белоснежное тело девичье.
595 Так происходит, когда, осеняющий атриум белый, Алого цвета покров искусственный сумрак наводит. Смотрит гость, а меж тем пройдена уж последняя мета. Миг - и венок торжества украшает чело Аталанты; Слышится стон побежденных, - и казнь по условью приемлют,
600 Но не испуган судьбой тех юношей, посередине Встал аонийский герой и взоры направил на деву: "Легкого ищешь зачем торжества, побеждая бессильных? - Молвил, - со мной поборись! Коль волей судьбы одолею, Не испытаешь стыда, что нашелся тебе победитель,
605 Ибо родители мне Мегарей онхестиец. Ему же Дедом - Нептун. Властелину морей, выходит, я правнук. Доблесть не меньше, чем род. Победив Гиппомена, получишь - Если меня победишь - долговечное, громкое имя!" Так говорит, а Схенеева дочь на юношу смотрит
610 Нежно, в сомненье она, пораженье милей иль победа? "Кто ж из богов, - говорит, - красоте позавидовав, ищет Смерти его? Опасности жизнь дорогую подвергнув, Брака со мною велит домогаться? Но нет, я не стою. Я не красой пленена, но, пожалуй, плениться могла бы.
615 Чем же? Что юн? Так не сам он меня привлекает, а возраст. Чем же? Что доблестен он, что страха смерти не знает? Чем же? Что в роде морском поколеньем гордится четвертым? Чем же? Что любит меня и так наш союз ему ценен, Что и погибнуть готов, если рок ему жесткий откажет?
620 Гость, пока можно, беги, откажись от кровавого брака! Брак со мною жесток. Сочетаться ж с тобою, наверно, Каждая рада. Тебя и разумная девушка взыщет. Но почему ж, столь многих сгубив, о тебе беспокоюсь? Видел он все. Пусть падет, коль стольких искателей смертью
625 Не вразумился еще, коль собственной жизнью наскучил. Значит, падет он за то, что брака желает со мною? И за свою же любовь недостойную гибель потерпит? Нечего будет, увы, завидовать нашей победе. Но не моя в том вина! О, когда б отступить пожелал ты!
630 Если ж сошел ты с ума, о, будь хоть в беге быстрее! Сколь же в юном лице у него девичьего много! Бедный, увы, Гиппомен, никогда бы тебя мне не видеть! Жизни достоин ты был, когда бы счастливей была я. Если бы рока вражда мне в супружестве не отказала,
635 Был бы единственным ты, с кем ложе могла б разделить я", - Молвила. И в простоте, сражена Купидоном впервые, Любит, не зная сама, и не чувствует даже, что любит, Вот и народ, и отец обычного требуют бега. Тут призывает меня умоляющим голосом правнук
640 Бога морей, Гиппомен: "Киферею молю, чтобы делу Смелому помощь дала и свои же огни поощрила". Нежные просьбы ко мне ветерок благосклонный доносит. Тронута я, признаюсь. И немедленно помощь приспела. Поприще есть, Тамазейским его называют туземцы, -
645 Кипрской земли наилучший кусок. Старинные люди Мне посвятили его и решили, как дар благочестья, К храму придать моему. Посреди его дерево блещет Золотоглаво, горят шелестящие золотом ветви. Яблока три золотых я с него сорвала и явилась,
650 Их же в руке принесла; не зрима никем, им одним лишь, К юноше я подошла и что с ними делать внушила. Трубы уж подали знак, и от края, склоненные, оба Мчатся, легкой ногой чуть касаются глади песчаной. Мнится, могли бы скользить и по морю, стоп не смочивши,
655 И, не примявши хлебов, пробежать по белеющей ниве. Юноши дух возбужден сочувствием, криками, - слышит Возгласы: "Надо тебе приналечь, приналечь тебе надо! Эй, Гиппомен, поспешай! Пора! Собери же все силы! Не замедляй! Победишь!" Неведомо: сын Мегарея
660 Более этим словам иль Схенеева дочь веселится. Сколько уж раз, хоть могла обогнать, но сама замедлялась, Долго взглянув на него, отвести она глаз не умела! Из утомившихся уст вылетало сухое дыханье. Мета была далеко. Тогда наконец-то Нептунов
665 Правнук один из древесных плодов на ристалище кинул. И обомлела она, от плода золотого в восторге, И отклонилась с пути, за катящимся златом нагнулась. Опередил Гиппомен, и толпа уж ему рукоплещет. Но нагоняет она остановку свою и потерю
670 Времени. Юношу вновь позади за спиной оставляет. Вот, задержавшись опять, лишь он яблоко бросил второе, Следом бежит и обходит его. Оставался им кончик Бега. "Теперь, - говорит, - помогай, о виновница дара!" И через поприще вбок - чтобы позже она добежала -
675 Ловким, ребячьим броском он блестящее золото кинул. Вижу, колеблется - взять или нет; но я повелела Взять, и лишь та подняла, увеличила яблока тяжесть; Ей помешала вдвойне: промедленьем и тяжестью груза. Но - чтоб не стал мой рассказ самого их ристанья длиннее -
680 Девушка обойдена: награду увел победитель. Я ль не достойна была, о Адонис, и благодарений, И фимиамов его? Но несчастный забыл благодарность, Не воскурил фимиам; я, конечно, разгневалась тотчас И, на презренье сердясь, чтоб впредь мне не знать унижений,
685 Меры решаю принять и на эту чету ополчаюсь. Раз проходят они мимо храма Кибелы, который Ей в посвященье возвел Эхион знаменитый в тенистой Чаще лесов. Отдохнуть захотели от долгой дороги. И охватила в тот миг Гиппомена не вовремя жажда
630 Совокупления, в нем возбужденная нашим наитьем. Было близ храма едва освещенное место глухое, Вроде пещеры. Над ним был свод из пемзы природной, - Веры старинной приют, а в нем деревянных немало Изображений богов стародавних жрецы посбирали.
695 Входят туда и деяньем срамным оскверняют святыню. И божества отвратили глаза. Башненосная Матерь Думала их погрузить - виноватых - в стигийские воды: Казнь показалась легка. И тотчас рыжею гривой Шеи у них обросли, а пальцы в когти загнулись.
700 Стали плечами зверей человечьи их плечи. Вся тяжесть В грудь перешла, и хвост повлачился, песок подметая. Злость выражает лицо; не слова издают, а рычанье. Служит им спальнею лес. Свирепостью всех устрашая, Зубом смиренным - два льва - сжимают поводья Кибелы.
705 Их ты, о мой дорогой, а с ними и прочих животных, Не обращающих тыл, но грудь выставляющих в битве, Всех избегай. Чтобы доблесть твою не прокляли - двое!"
Так убеждала она. И вот на чете лебединой Правит по воздуху путь; но советам противится доблесть.
710 Тут из берлоги как раз, обнаружив добычу по следу, Вепря выгнали псы, и готового из лесу выйти Зверя ударом косым уязвил сын юный Кинира. Вепрь охотничий дрот с клыка стряхает кривого, Красный от крови его. Бегущего в страхе - спастись бы! -
715 Гонит свирепый кабан. И всадил целиком ему бивни В пах и на желтый песок простер обреченного смерти! С упряжью легкой меж тем, поднебесьем несясь, Киферея Не долетела еще на крылах лебединых до Кипра, Как услыхала вдали умиравшего стоны и белых
720 Птиц повернула назад. С высот увидала эфирных: Он бездыханен лежит, простертый и окровавленный. Спрянула и начала себе волосы рвать и одежду, Не заслужившими мук руками в грудь ударяла, Судьбам упреки глася, - "Но не все подчиняется в мире
725 Вашим правам, - говорит, - останется памятник вечный Слез, Адонис, моих; твоей повторенье кончины Изобразит, что ни год, мой плач над тобой неутешный! Кровь же твоя обратится в цветок. Тебе, Персефона, Не было ль тоже дано обратить в духовитую мяту
730 Женщины тело? А мне позавидуют, если героя, Сына Кинирова, я превращу?" Так молвив, душистым Нектаром кровь окропила его. Та, тронута влагой, Вспенилась. Так на поверхности вод при дождливой погоде Виден прозрачный пузырь. Не минуло полного часа, -
735 А уж из крови возник и цветок кровавого цвета. Схожие с ними цветы у граната, которые зерна В мягкой таят кожуре, цветет же короткое время, Слабо держась на стебле, лепестки их алеют недолго, Их отряхают легко названье им давшие ветры.
Дата: Воскресенье, 2011-02-27, 2:09 PM | Сообщение # 19
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 6116
Статус: Offline
Интересно, а как нас будут цитировать потомки?...
Отрывок из моей будущей поэмы....
Учитель: При “зарождении” Глобусов дальних Души – Монады спускаются в них В камне проходят ” урок” изначально, Растеньем становятся дальше они. Планета Луна в третьем круге развилась Гораздо нас старше. Не здесь рождена. Животною жизнью своею гордилась Среди низших царств расцветала она В Мире Том не было лишь человека Которого можно тогда ”создавать”, Когда эти Глобусы или Планеты Готовыми станут его принимать Шло время и жизнь на Луне завершилась. К энергиям звездным ее “подвели” - К скоплениям новым, и разместили Меж сгустков пластинчатых нашей Земли. Лунные предки Питрис – Монады “Людей” из себя “породили” астральных (Чтобы развиться физически - надо Тонкие формы сгустить изначально) Душа там, внутри, человеком зовется – Помнишь? - ” По Образцу и Подобию” И c Богом однажды, конечно, сольется. Хотя сидеть в ”теле” не очень удобно. Внешне, “наружным” она человеком Бывает лишь при “зарожденьи” Земли. Но, только становится в “кожу” “одета”, Так сразу впадает в ”латентные” сны. Любую планету семь Ангелов ”строят”, Которые ”цикл” свой “прошли” в чистоте. У Бога Всевышнего много Героев, Поднявшихся в сферах к такой высоте. Но, даже среди миллиона Героев У Бога найдется всегда лишь один Вибрации света которого стоят Того, чтобы именно он был любим В те дни, если помнишь, тОт, самый - Первый (В одежды философа был он “одет” Главный Архангел) – звался Люцифером По гречески “люкс” переводится Свет. Дни проводил он в сиянии света, Мечтая построить реальность свою. Когда предложили “сойти” на планету, Отказом ответил, сказав: “Не люблю Такую работу сейчас выполнять. Хочу я, достигнув в свободе расцвета, Реальность, как Господь, свою создавать.” В гордыне своей он настолько развился, Что Богом Всевышним себя возомнил. Реальность, к которой так долго стремился, С трудом, пусть, но все же ее “запустил”. Мало любви в той реальности было Он Света такого, как Бог, не достиг И Бог отвернулся, его «позабыл” Он Тогда тот стал Ангелом - свергнутым (вмиг). Последствий себе невозможно представить: Нахмурились Сферы – он их волновал Частично захвачена в эту реальность Была и Земля –( Люцифер ликовал !) Из всех к тому времени цивилизаций Пять дали согласие на эксперимент. Совет марсиан – тот не стал колебаться Знаковым признан был ими момент. Тем Ангелам –из семи – что остались “Строить” планету пришлось продолжать Сетку “Cознанья Христа” “ воздвигали” Чтобы планету от тьмы охранять. Долго ту «сетку” они «выставляли” Затем попытались ее воскресить Но вшестерОм, без седьмого? – едва ли… Ее не смогли до конца запустить. Сетка любви над планетою долго Держит в “Сознаньи Христа” интеллект И Ангелы просят за Землю у Бога: «Всевышний, чуть больше “пролей” сюда Свет” Семь царств эволюций любая планета Проходит с рожденья, до самого “Cна” Лишь в “круге четвертом” рождаются “дети” (Тогда, когда плотною станет она.) Может быть, помнишь, в Афганистане В долине стояли пять статуй людей. Военные варварски их расстреляли Спустившись до уровня диких зверей. Город Бамьян был частью Джулжула В древности очень красивым он был. У статуй стояли отряды Тимура. С Ордой Чингисхан те места посетил. Разграблен был город нашествием хана Все, что восхищало – исчезло навек. Оставил он статуи лишь без изъяна, Пока не пришел пострашней человек…. Эти пять статуй - пять РАС отражали Первая – тонкая - воздуху в цвет На шЕстьдесят метров она возвышалась И жизнь длилась вОсемьдесят тысяч лет АнгелОподобными были те «формы” - Как привиденья, как призрачный свет. С Богом вели разговоры бесспорно Никто ни во что еще не был одет. Так миллионами лет проживали В – протопластической форме теней Чтобы затем тело расы Астральной Сменилось на новую Расу людей. На первой ступени развития Расы Жизнь начинается с клетки одной Ядро, разрастаясь в зародыше массой, Внутри образует знак - конус двойной. Веретено, или Звездный Тетраэдр - Его половина выходит за клетку. Полярные клетки тогда отмирают, Когда эмбрион развивается в ”Детку”, Остатками массы прозрачной питаясь. Так вырастали все давние предки, Сферою Ауры лишь насыщаясь. Можешь себе это взять на заметку. Дальнейшая жизнь Сверх того ”Человека” Имеет с морскими полипами сходство Полип разрастается только на ветках И почками в мир выделяет потомство, Которое станет морскою крапивой. (В народе медузой ее называют.)
Илья: “Вот бы увидеть все это. Так дивно! Мы о себе ничего ведь не знаем»
Учитель: “Воздух другим был на нашей планете Дыхание также еще не развИлось И атмосфера была плотно - светлой “ПОтом Рожденным” в ней жить приходилось Итак, мы медузами мощными стали Сфероидальное тело желейно дрожало На сорок метров тогда расширялись Катились, как шарики, а не бежали. По тридцать тысяч лет ”Сферы” те жили В чистой и светлой собственной благости. От бессознания путь проложили До полуощущаемости с полуясностью. И вот, по прошествии цикла огромного Становится вязкая масса плотней. И третья подраса ”ПОтом Рожденных” Сменяется на “Яйцеголовых” людей Ангелы Солнца на Землю спустились, Эго сознательным нас одарив, Зачатками мыслей в ”телах” разместились, Свечением плазменным жизнь озарив. ФЕламентоидная, (как студень) форма Затвердевая, яйцом становилась “Яйцеподобная” жизнь была нормой Мы на два пола еще не делилась. Долгие годы они “нарастали”. По тысяче лет – периоды длинные. И «люди” уж только потом «вылуплялись” Хотя оставались еще андрогинами. Зрение было у всех лишь духовное. Отсюда – познанье духовных вещей. Хоть знания были, конечно, “условные” Но о Вселенной все знали своей…. Годы рождают еще формы новые. Планета становится толще, плотней. И желтые цветом – “Яйцеголовые’ Сменяются Расой “Лемуро – людей”.
Природа учит нас все время изменяться Согласно ритмам тел небесных и теченью Потока времени и вечному влеченью Любовных игр, чтоб научить нас… улыбаться…
ВОЗМОЖНО…
Возможно, Бог и в самом деле пошутил, Отдав нам Землю для движения ума… В потоке времени идет сия игра, А Он смеется, наблюдая ход светил…
И до Земли Ему как будто дела нет, Играет звездами Его великий ум, А мы лишь силимся понять вселенский шум В микроскопическом отрезке наших лет…
И на невидимых спиралях безвременья Лучами чувств своих мы зернышки рождаем, И в новом времени цветем и умираем, Чтоб… улыбнулся Бог на тождество творенья. Желаю Счастья! Сфера сказочных ссылок