S
66 Пир
Поэтому я, насилуя ребя, бегу и затыкаю уши, как от сирен,
в чтобы, сидя здесь, около него, не состариться. Это— единственный
человек, пред которым я испытываю то, что, по общему
мнению, вовсе мне несвойственно — стыдиться кого бы то ни
было. Я только одного Сократа стыжусь. Сознаю свое бессилие
противоречить ему, что не следует поступать вопреки его приказаниям;
но стоит мне уйти от него, и я увлечен тем почетом,
которым окружает меня толпа. Поэтому я бегу от него, спасаюсь
с бегством; а когда увижу его, мне стыдно за те обещания, которые ему я давал. ...

...
Все это произошло со мною до того времени, как мы отправились вместе
в общий поход под Потидею, во время которого
мы столовались вместе112. Тут, прежде всего,
Сократ превосходил не только меня, но и всех прочих своей трудоспособностью.
Нередко случалось, что обыкновенно бывает в походах, нам быть
220 отрезанными [от подвоза продовольствия! и потому голодать.
И тогда в выносливости все были в сравнении с ним ничто.
Зато на пирушках он один мог кутить так, как никто, особенно
в выпивке, и не по доброй воле, а когда его принуждали к этому.
Тут Сократ пересиливал всех и, что удивительнее всего, никто
никогда не видел Сократа пьяным. Впрочем, мне кажется, подтверждение
этому мы увидим и теперь. В выносливости от хов лода — а зимы там жестокие—
он показывал чудеса. В особенности один раз, когда стояла жесточайшая стужа, и все либо
совсем не выходили из палаток, либо, если кто и выходил, удивительно
как сильно закутывался, подвязывал под ноги и обматывал их войлоком
и овечьими шкурами, Сократ и тут выходил
в том плаще, какой он обыкновенно носил ранее, и на босу
ногу ходил по льду легче, чем все остальные, обутые. Солдаты
стали косо смотреть на него, думая, что он издевается над ними.
Пир 71
36
Но довольно об этом...
„Что он, дерзко-решительный муж, наконец, предпринял, и с
исполнил" 113 там, во время похода? Об этом стоит послушать.
Погрузившись с раннего утра в какое-то размышление, он
стоял и думал; так как дело у него не подвигалось вперед, он
не прекращал течения своих мыслей и все стоял. Наступил
полдень; люди стали обращать на это внимание и с удивлением
говорили один другому: Вот Сократ с раннего утра стоит,
чем-то озабоченный. Наконец, когда наступил уже вечер,
некоторые из тех, кто был помоложе114, — дело происходило летом — d
вынесли [из палаток], после вечерней еды, матрацы, отчасти
чтобы спать на холодке, отчасти чтобы наблюдать, будет ли
Сократ стоять и ночью. Он простоял до зари и солнечного восхода;
затем, совершив молитву Солнцу, ушел.
Теперь не хотите ли послушать о поведении Сократа во
время сражений — тут справедливость требует воздать ему
должное. Во время происшедшей битвыПо, за которую стратеги
присудили мне награду за храбрость, жизнь мне спас ни кто
иной, как Сократ: он не захотел оставить меня раненого [на е
поле битвы], спас меня и мое оружие. Я и тогда, Сократ, советовал
стратегам присудить тебе награду за храбрость, и тут ты
ни в чем не можешь упрекать меня, не будешь говорить, что
я лгу. Так как стратеги, считаясь с моим положением, хотели
мне присудить награду за храбрость, то ты еще энергичнее
стратегов настаивал на том, чтобы я ее получил, а не ты. Стоило
также, мужи, посмотреть на Сократа, когда войско в бегстве
отступало из-под Делия116. Я служил тогда в коннице, он 221
в гоплитах. После того, как наше войско рассеялось, он шел
вместе с Лахетом. Встретившись с ними, я тотчас, как увидел
их, побуждал их не бояться, говоря, что не брошу их. Вот
тут-то я и мог наблюдать Сократа еще лучше, чем при Потидее —
самому мне бояться было нечего, так как я был на
коне,—прежде всего, насколько он превосходил Лахета присут- в
72
ствием духа. Затем мне вспоминаются твои, Аристофан, слова
и, мне кажется, Сократ и там шествовал так же, как и здесь,
в городе, „выступая горделиво, с устремленным по сторонам
взором" 117, спокойно посматривая и на друзей и на врагов.
Всем и каждому издали было ясно, что, если кто заденет этого
человека, он хорошо сумеет постоять за себя. Поэтому-то
в полной безопасности вернулся и Сократ и его приятель. Ведь
того, кто на войне так себя держит, почти никогда не трогают;
с преследуют тех, кто бежит без оглядки.
Много и других удивительных вещей можно было бы сказать
в похвалу Сократа. Остальные его нравственные качества
скажут, быть может, таковы же, что и у других людей. Но
вот что достойно всяческого удивления: он не похож ни на
одного из других людей—ни из прежних, ни из теперешних.
Был Ахилл— ему можно уподобить Брасида и других118;
с Периклом можно сопоставить Нестора, Антенора — есть и другие110;
можно указать и на других лиц, подобных упомянутым. Но
такого второго человека, как этот, со всеми его странностями,
сам он и его речи, как бы далеко ни искать, не найдешь — из
числа ни нынешних, ни прежних. Разве только кто уподобит его
тем, о которых я говорю, т. е. не каким-либо людям, но силенам
и сатирам, уподобит его самого и его речи.
37
В начале я упустил сказать, что и речи его всего более пое ходят
на раскрывающихся силенов. В самом деле: кто станет
слушать речи Сократа, оне покажутся ему, на первый раз,
смешными. С внешней стороны в них встречаются такие речения
и выражения, словно они облечены в шкуру наглого насмешника сатира.
Ведь он все говорит о вьючных ослах, о кузнецах,
о сапожниках, о кожевниках; кажется, будто у него одни и
те же обороты, так что всякий неопытный и нерассудительный
222 человек станет смеяться над его речами. Но стоит „раскрыть"
их и заглянуть во внутрь, и всякий найдет, что единственно
только его речи, во-первых, полны внутреннего смысла, затем,
что они наиболее божественны и содержат в себе очень много
Пир 73
„статуэток добродетели", что они охватывают самые широкие
области, в особенности все то, с чем надлежит считаться человеку,
намеревающемуся стать прекрасным и благим.
Вот, мужи, что я могу сказать в похвалу Сократу. С другой
стороны, я указал вам и на то, в чем упрекаю его, присоединив к
своей речи и упоминание о том, как он надо мною
надругался. Но так он поступил не только со мною, но и с Хар- в
мидом, сыном Главкона, Евфидемом, сыном Диокла, и с очень
многими иными120. Всех их он ввел в обман, представившись
их поклонником, а, на самом деле, скорее превратившись сам из
их поклонника в предмет их любви. На этот счет я и тебя,
Агафон, предупреждаю: смотри, не попадись к нему на удочку,
но наученный моей судьбою, будь настороже и не окажись, согласно
поговорке, в положении ребенка, который, когда ушибется,
станет умником 121.