...В данном случае поступлю избирательно по отношению к рассматриваемому материалу и намеренно умолчу о самой яркой стороне таланта Фаулза – таланте романиста. Ведь почувствовать вкус к его слову можно буквально по любому его сюжетному произведению. Тут главное – не напороться на эффект обманутого ожидания, провоцируемый бездушным книгоиздательским бизнесом. Так, например, в аннотации к первым русскоязычным изданиям «Любовницы французского лейтенанта» написано, что перед вами – эротический роман с любовной интригой, «Коллекционер» обозвали детективом, а на обложке «Волхва» нарисовали такого домового, что под ним ожидается не иначе как Дин Кунц по-русски, с лешими, ведьмами и русалками. Поэтому для неподготовленных читателей могу порекомендовать сначала ознакомиться с парой-тройкой критических работ о творчестве Фаулза или хотя бы с мнением уже прочитавших его книги, а затем уже браться за чтение; и никогда не забывать, что в ваших руках – изысканная и тонкая эстетическая ткань, для постижения смысла которой требуются серьёзные душевные усилия и напряжение ума. Тем же, кто уже приобщился к художественному слову Фаулза, думаю, будет небезынтересно побеседовать о малоизвестной стороне его творческой натуры – Фаулзе-мыслителе, Фаулзе-философе.

«Я не хочу, чтобы мои идеи нравились только потому, что они привлекательно поданы; я хочу, чтобы они нравились сами по себе» – заявил Фаулз на первых страницах своей книги «Аристос», о которой и пойдёт речь ниже. Эти слова – крик души философа, на которого читатели и издатели уже повесили ярлык «романист» и ожидают от него соответствующих движений аки кукловоды от марионетки. И написание «Аристоса» стало для него, по сути, жестом обретения свободы от пресса социальных условностей, свободы, которую так упорно ищут герои всех его художественных произведений...

Авторы: Фёдор Избушкин, Валерий Карпов, Николай Славянинов

Наш читатель уже знает об открытой переписке в режиме «вопрос-ответ» между нами – группой энтузиастов – и человеком, профессионально занимающимся изучением и сохранением наследия русского языка, доктором филологических наук, старшим научным сотрудником Института востоковедения РАН и кафедры теоретической и прикладной лингвистики филфака МГУ Светланой Анатольевной Бурлак, автором нескольких книг. За что мы, со своей стороны, очень ей признательны. Подчеркнём – наша публикация носит принципиальный характер сразу по нескольким причинам. А вся предыдущая переписка сосредоточена на двух сетевых ресурсах: на портале Антропогенез.ру и на страницах литературно-художественного журнала «Новая Литература».

Ёмкие, по нашему мнению, ответы Светланы Бурлак, порою носят, в том числе, и сардонический характер, что, вероятно, благотворно влияет на настроение читателя, однако, не затрагивает сути полемики. Поэтому, по большей части игнорируя остроумные тезисы нашего уважаемого наставника, мы получаем возможность уделить внимание преимущественно вопросам сравнительно-исторического языкознания (СИЯ), а также тем накопившимся тревожным аспектам, с которыми эта наука так или иначе сталкивается в последние десятилетия.

Скажем сразу, ни один из ответов С. Бурлак не дал полного ответа на наши вопросы. Острые углы были или обойдены, или носили общий информационный характер, что и послужило основанием для данной публикации. С другой стороны, по опыту мы знаем, что вести прямую беседу об этимологии с людьми, слывущими в научном сообществе любителями, беседу публичную, решится далеко не всякий учёный-языковед. Надеемся, что эта статья, в которой мы ещё раз поставим перед СИЯ неудобные вопросы, требующие своего разрешения, а также дадим комментарии на ранее опубликованные тезисы Светланы Анатольевны, послужит нашей общей пользе и не отпугнёт ни одну из сторон от возможности дальнейшего плодотворного общения...

Бьют. Бьют не потому, что хотят напугать, воспитать показать силу или унизить, нет. Бьют потому, что убивают. И нет надежды, что «крутые» дадут шанс. Они приговорили меня своим негласным судом к смерти. Даже сквозь невыносимую боль, шок и страх понимаю – шансов нет. Есть желание остаться живым, но нет возможности им быть. Главное не умолять, да сколько можно, толку нет.

Из родных у меня никого не осталось; тех, кого можно назвать друзьями, тоже нет; есть домик-времянка в райцентре. Образование 11 классов, армия. Дальше пытался куда-то устроиться, но работы нет. Жил я бедно, нет, жил я очень бедно. Больше всего мне нравилась осень. У меня есть огород, от которого осенью можно взять 20 мешков картошки. А ещё, если пройти километров десять, есть «поле чудес» – нет, не то, что по телевизору крутят, а то поле, где растут плантации конопли. Знающие люди говорят, что в Туве «план» почти такой же, что и в Афганистане. Правда, в Туве не растут даже яблоки, а вот конопля – пожалуйста, цветёт сама по себе. В «поле чудес» это сезонная работа от двадцатых чисел августа до конца сентября. Самое весёлое и спокойное время. Почти что все молодые, старые, совсем почти дети, мужчины и женщины здесь, и у всех приподнятое настроение. Затем есть ягоды: брусника, голубика, смородина. С мужиками хожу за кедровым орехом. Всё бы ничего, да вот только водка окаянная не отпускает, все, что делаю – делаю, считай, даром. Нет, я не жалуюсь, это чтобы показать более подробно своё существование. А кстати, моё имя Белек, верю в буддизм, правда, толком и не разбираюсь в вопросе религии. Был пару раз в дацане, ламы читали книгу на тибетском языке – мантры. Но искренне хочется верить, что мать земли Будда любит и бережёт от злых духов меня, мой посёлок ну и далее по нарастающей. Как-то раз со мной затеял разговор старый знакомый, и с этого момента всё пошло как-то не очень так...

...– Босс, а что делать с девчонкой? Может, ликвидировать?.. – задал кто-то вопрос.

– Зайчонка не трогать! – последовал приказ. – По крайней мере, пока мы не узнаем, что там в ЗАГСе такое приключилось. Её… Её отведите в комнату для гостей. Пусть до завтра там посидит. Покормите. Короче, отнеситесь к ней, как… как к члену моей семьи! Жена всё же…

И он скрылся в анфиладе комнат под аккомпанемент топанья трёх десятков ног, готовых сопровождать шефа, возможно, до самого ада.

Маруся перевела дух.

И тихонько задрожала…

Нервное напряжение последнего часа, не покидавшее её ни на миг, сейчас, пожалуй, начинало спадать.

Мучительно, чувствительно.

Но отпускало…

Немного потерянно, чуть спотыкаясь, она пошла следом за одним из боевиков, показывавшим ей дорогу в гостевые покои. Шла и думала: а ведь теперь я замужем… Вот так вот… Знала бы только маменька… Как оно бывает…

Стрельба началась ночью...

Бояться нельзя, ведь страх – лживый советчик. Нина это понимает. Но когда видит над собой кулаки, искажённое злобой лицо мужа, когда он тащит её за косы, валит на пол, пинает, она не может совладать с охватывающим душу животным ужасом. Помогает не раскиснуть молитвенное воздыхание. «Боже-Божечка, заступись, Матушка-Царица небесная, сохрани!» Нина закрывает голову руками, подставляет под удары спину, прячет живот. Там малыш. Его бить нельзя. Когда мужу надоедает и он, захватив из холодильника бутылку пива, уходит отдыхать под телевизионное бормотание в другую спальню, страдалица в ночной сорочке ковыляет вдоль стены из дома к колодцу. Садится на скамью, опускает горящее лицо в ведро с холодной водой, пьёт, плачет. Чёрное-пречёрное как земля южное небо вместе с блестящими звёздами плещется рядом с ней прямо тут, возле её пересохших губ, в колодезной воде. Молодица прикасается щеками к звёздной ряби, небо ласкает и проникает внутрь тела студёной прохладой, разбегается по членам, оседает дрожью в голых пятках, щекочет кожу мурашками, а она ещё глубже погружает голову, волосы намокают, и вот уже льдинки свербят в ушах, слепота замораживает глаза, озноб колет руки, живот, спину. Она растягивается на траве и слушает голос земли. Знакомое с раннего деревенского детства шелестение травинок, шаги букашек, вздохи пичужек. Пройдёт ласковой волной ночной ветерок, подует на ресницы, приведёт в чувство, даст расслышать, как там, далеко наверху, среди горних миров живёт Бог. Простирает Свою руку, поправляет реки, укрепляет горы, разглаживает небо словно кожу, дарит заботу Своему творению. Смотрит на Нину, утешает...