Четверг, 2024-03-28, 8:25 PM
О проекте Регистрация Вход
Hello, Странник ГалактикиRSS

Храмы Ковчега! Вход День Сказочника! Вход
Авторы Проекты Ковчега Сказки КовчегаБиблиотекаГостям• [ Ваши темы Новые сообщения · Правила •Поиск•]

  • Страница 4 из 5
  • «
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • »
Модератор форума: philmore, nasto-0-8  
Галактический Ковчег » ___Галактический Пир на весь Мир » Турниры и Конкурсы » Дебют рассказов - Эта странная Душа (конкурс проекта Серебряная Нить)
Дебют рассказов - Эта странная Душа
MгновениЯДата: Понедельник, 2014-11-17, 4:58 PM | Сообщение # 1
Ковчег
Группа: Администраторы
Сообщений: 18294
Статус: Online

Содружество Серебряная Нить и Галактический Ковчег
открывают в декабре 2014 г. Пир на весь Мир -


о котором можно узнать в разделе -

Пир на весь Мир!




Дорогие друзья!

1. Содружество "Серебряная Нить" объявляет конкурс -

_________________________"Дебют Рассказов - Эта странная Душа"_________________

2. Проект "Галактический Ковчег" объявляет конкурс -
___________________________"Ярче Солнца - Свет Души"________________

_______________У авторов будет возможность публикации в отдельной книге.

Ведущая Конкурса - писательница Вера Линькова
Дизайн обложки и графика - Галини Иордамиду (Ники)


Свои конкурсные работы публикуйте в этой теме и обязательно (!) присылайте, пожалуйста,
по указанному адресу: serebryanaya.nitb@mail.ru

*********************************************
Друзья, по итогам проведенного конкурса были
изданы две книги!

Связанные темы Турниров:



Ждем Ваши Рассказы в этой теме, Друзья!

Для Гостей
Логин - Гость
Пароль - 12345
и подписывайте ваши сообщения, указывайте ссылки на ваши мастерские, если есть!
При вашем желании можно продлить конкурс и издать третью книгу.


Желаю Счастья! Сфера сказочных ссылок
 
Valera73Дата: Суббота, 2014-12-13, 7:20 PM | Сообщение # 61
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 910
Статус: Offline
Ника Прус

Новогоднее приключение или поезд в будущее


Такая наглость разозлила ее, мол, что ОН себе позволяет. Ника оттолкнулась и быстро села в сугробе. Тут же ее подхватили под руки, подняли и, смеясь, стали отряхивать. А ОН остался лежать в сугробе. Подбежала Лена и протянула своему кавалеру руку. ОН схватил ее и резко дернул женщину на себя, и вот уже парочка весело кувыркается в сугробе. Слышен счастливый смех Лены. Нику вдруг обожгла дикая ревность, которой она за собой никогда раньше не наблюдала, а радостный смех подруги раздражал.
«Какой же противный у нее смех и как это раньше я этого не замечала»,- подумала она.

Вернувшись домой, все приняли согревающего, Ника пошла на кухню ставить чайник и разрезать торт, прихватив с собой мужа, якобы в помощь, но на самом деле она просто боялась сейчас оставаться одна. Женщина пыталась что-то говорить, шутить, но понимала, что у нее плохо получается, и это еще больше злило Нику. Состояние было истерическое, и она с нетерпением ждала момента, когда гости разойдутся. Первой засуетилась Лена, кто-то из гостей пытался уговорить ее еще задержаться, но Лена, смеясь, отбивалась, мол, пора и честь знать, да и хозяевам надо отдохнуть. Ника делала вид, что занята на кухне и не видит уходящих, но муж позвал ее проститься с подругой.

Ленка повисла у нее на шее, шепча на ухо, как она счастлива и уверена, что сейчас у нее будет чудесное продолжение это волшебной ночи.

Хозяйка едва сдерживалась, чтобы не оттолкнуть подругу, а ОН, под предлогом освобождения Ники от повисшей на ней Лены, подошел сзади и прильнул к ней всем телом. Это длилось всего одно мгновение, но Ника почувствовала, как желание пронизывает все ее существо.

Лена порхающей походкой вылетела из квартиры, а кавалер покорно проследовал за ней. Ника облегченно вздохнула. Вскоре и остальные гости стали расходиться, чем очень ее обрадовали. Нике хотелось как можно скорее остаться наедине с собой и своими мыслями.

Едва проводив последних гостей и не успев даже убрать посуду со стола, они услышали требовательный звонок в дверь.

- Наверное, кто-то, что-то забыл, - произнес муж и пошел открывать дверь.

На Нику, продолжавшую мыть посуду, обрушилась заплаканная Лена. Она была в шоке и не понимала, что произошло. Был такой чудесный вечер, хлюпала носом подруга, друг за ней очень красиво ухаживал, а когда пошел ее провожать, то не проронил ни слова и только дойдя до ее дома остановился и вдруг сказал:

- Прости, но эта наша встреча была последней.
Резко развернулся и ушел от нее не оглядываясь.

Ника, выслушав бессвязный рассказ подруги, почувствовала огромное облегчение, а внутри как будто запрыгал чертик, радостно и бесшабашно напевая и приплясывая. Она стала успокаивать подругу, а у самой все ликовало внутри, и ей хотелось смеяться и петь.

Выплакавшись, Ленка ушла, а Ника, едва скрывая свою радость, улыбаясь, домывала посуду. Муж, убрав со стола, уже ушел в спальню и явно ждал ее там, но Ника выискивала себе все новые и новые дела, только бы не идти к мужу в спальню, его ласки она не могла сейчас принять, хотя очень боялась обидеть супруга. Когда она тихонько приоткрыла дверь спальни, супруг уже спал, и Ника, забрав плед, ушла в гостиную. Там она легла на диван, но сон не шел к ней. Разгулявшийся чертенок не давал ей уснуть, и вдруг он остановился от пронзившей Нику мысли, что она больше его никогда не увидит. Ника резко села. Но, посидев так и подумав, она решила, что все к лучшему. Мимолетная интрижка останется в прошлом и быстро забудется. С этой успокоительной мыслью она опустила голову на подушку и быстро заснула. Если бы только Ника знала тогда, как она ошибается. Как ни старалась молодая женщина, но никак не могла стереть из памяти те минуты блаженства, которые испытала в объятиях незнакомца.

Этот год дался ей нелегко. Иногда она ненавидела незнакомца всей душой за то, что он сломал ее такую благополучную и спокойную жизнь. Иногда безумно хотела снова оказаться в его объятиях, надеясь на то, что хотя бы во сне он придет к ней, готовая побежать за ним, как девчонка, на край света. Только вот бежать-то было некуда. Время шло, Лена давно утешилась новым кавалером, а Ника ничего не знала о нем, кроме того, что успела рассказать Лена до новогодний вечеринки, а ОН вообще не давал о себе знать. И Ника, убедив себя в том, что ненависть сильнее любви, стала успокаиваться и жизнь снова начала входить в привычное русло.

Сквозь шум фена Нике послышался звонок, и мелькнула мысль о том, что, наверное, муж забыл ключи. Ника выключила фен и прислушалась, звонок повторился. Она пошла к двери, как была в легком халатике и с распущенными волосами. Открыв дверь, первое, что она увидела был огромный букет орхидей, ее любимых цветов. Ника уже хотела взять цветы и поблагодарить супруга за такой чудесный подарок, но за букетом вдруг увидела ЕГО. Это было настолько неожиданно, что Ника даже ничего не успела сказать, как гость захлопнул входную дверь и уже стоял рядом с ней в прихожей, с улыбкой глядя на растерявшуюся женщину.

- А ты стала еще красивее и тебе очень идут распущенные волосы, - сказал гость, протягивая к ней руку. Тыльной стороной ладони он провел по щеке Ники, и она вновь ощутила все ту же предательскую дрожь. А чертик, который весь этот год жил внутри нее и постоянно напоминал Нике о ее приключении, как-то неловко зашевелился, еще не зная - радоваться ему или нет. Собрав все силы, какие у нее только были, Ника язвительно спросила:

- Молодой человек, а Вы случайно не заблудились?

Он мягко улыбнулся и снова потянулся к Нике, но она отпрянула.

- Нет, любимая, я не ошибся, я приехал за тобой, - сказал вошедший спокойно, продолжая нежно улыбаться. - Мы с тобой сегодня уезжаем, вот билеты - отправление поезда в 00.05. Эта поездка будет нашим свадебным путешествием в новый год и новую жизнь.

Такая наглость вывела Нику из себя.

- А ты меня спросил? - вскрикнула она. - У меня своя жизнь, я замужняя женщина, а ты лезешь в мой дом без приглашения и за меня решаешь, чего я хочу, а чего нет!

Он снова улыбнулся:
- А тебе идет сердится.

- Сердится? Да кто ты такой? - она резким движением толкнула входную дверь. - Немедленно уходи и не лезь в мою жизнь своими грязными сапогами, - сказала Ника едким шепотом.

- Успокойся, родная, - и он протянул ей букет.

Ника схватила цветы, бросила их на пол и с остервенением стала топтать эту красоту, как будто они были в чем-то виноваты перед ней.

- Ну раз ты так злишься - значит я тебе далеко не безразличен, - прокомментировал гость ее действия.

Ника была готова броситься на него с кулаками, ей хотелось исцарапать его, разорвать на клочки, злость клокотала в ней, а чертенок радостно приплясывал: мол, так его, так. Поняв, что говорить с ней сейчас бесполезно, нежданный гость взялся за ручку двери.

- Запомни, я жду тебя на вокзале, поезд отходит через пять минут после полуночи, - и быстро перешагнул порог. - Я очень тебя люблю и жду на вокзале, - повторил он и аккуратно прикрыл за собой дверь.

Когда муж вошел в дом, то застал Нику распластанной на кровати, растрепанной и рыдающей в голос. Ничего не понимая, он бросился было к ней, но быстро понял, что лучше сейчас ее не трогать, тихо отступил назад, разделся и пошел на кухню. «Что с ней происходит? - думал он. - Ника очень изменилась за последний год. Стала чужой и холодной, вечно выискивает себе какие-то дела, только бы не оставаться с ним наедине. А он делает все возможное и невозможное, чтобы вернуть утраченную близость, но все напрасно».

Сначала супруг, было, заподозрил связь жены на стороне, но быстро убедился, что это не так. Его жена на такое неспособна, потому что она, как и прежде, умела быстро поставить на место любого, кто пытался к ней приблизиться с такими намерениями. А вот в чем дело, за все это время так и не разобрался. Размышляя так, он разогрел ужин, накрыл стол и в это время заметил, как Ника проскользнула в ванную комнату, которую она полностью обновила в этом году, поменяв в ней все до мелочей, даже саму ванну.
«И что ей вдруг приспичило, чем ей старая не угодила.», - недоумевал супруг. Через некоторое время Ника вышла к столу, мило улыбаясь.

Ужин проходил в молчании, муж не хотел ни о чем её спрашивать, а она явно ничего не собиралась объяснять. Поужинав, убрали посуду и стали собираться в гости, сегодня они шли к друзьям, а не принимали их у себя, как в прошлые годы, потому что Ника наотрез отказалась собирать гостей, чем немало удивила супруга.

Ника открыла шкаф и уставилась на его содержимое, выбирая новогодний наряд для себя, мужу она уже все давно приготовила, но не купила в этом году себе нового платья к любимому празднику и стала выбирать из того, что у нее уже есть. Шаря взглядом по шкафу, Ника наткнулась на платье, в котором встречала прошлый новый год и буря эмоций снова нахлынула на нее. Впервые она протянула руку и дотронулась до него, но тут же отдернула, словно обожглась. Ника ни разу не надела это платье после той памятной ночи и старалась на него даже не смотреть.

Сколько она пережила за этот долгий, долгий, как ей показалось, год! Сначала Ника думала, что быстро все забудет, но не тут то было. Она постоянно думала о об этом человеке, то злясь на него, то безумно желая его видеть. И вот, когда наконец-то успокоилась, решив, что больше они никогда не увидятся, ОН снова возник у нее на пути.

Вошел супруг и увидел Нику, стоящей у открытого шкафа.

- Ты, кажется, не купила себе новый наряд, а я купил тебе новое украшение и, по-моему, оно очень подходит к прошлогоднему твоему платью, ты ведь его не одевала больше. А сейчас мы идем в компанию, где это платье еще никто не видел, а оно так идет тебе, - и он протянул ей коробочку с украшением.

Ника обняла мужа, чтобы скрыть слезы, и поцеловала его в щечку. Теперь у нее не осталось выбора, ну, не может же она опять обидеть мужа, она и так последнее время часто это делала своим невниманием, так пусть хоть сегодня она ему угодит. Ника взяла платье и почувствовала, как дрожат ее руки:
«Явился, не запылился! И откуда он только узнал про ее любимые цветы. Уехал, год ни слуху, ни духу и на тебе, объявился! Не забудь, поезд пять минут первого! Ага, разбежалась! Вот так все брошу и побегу неизвестно за кем и куда. А как хочется побежать!», - чертенок снова посмеивался над ней, приплясывая и подталкивая Нику.
«Нет, я же не самоубийца. Как можно все бросить и помчаться неведомо куда и за кем? Она ведь не юная девочка, у нее дети, муж.""

Ника с содроганием надевала на себя платье. Украшения, подаренные супругом, действительно очень подходили к нему, получился красивый новогодний наряд. Она смотрела на себя в зеркало, а видела его, из головы не выходил визит гостя и его слова. Муж заглянул в комнату и многозначительно посмотрел на часы.

Уходя из дома, Ника, машинально, сама не зная зачем, сунула в сумочку заветный сверток. Когда пришли в гости, то первое, что Нике бросилось в глаза - это большие напольные часы с боем, стрелки на которых уже приближались к 11 вечера.

«Он скоро уедет, уедет навсегда, и я его никогда больше не увижу», - стучало у нее в висках.

Все сели за стол, произносили тосты, что-то рассказывали, о чем-то спорили, но Ника ничего не слышала, а только краем глаза все время поглядывала на часы, а стрелки неумолимо приближались к полуночи. Чертенок все время подскакивал, как будто подталкивая ее, и у Ники перехватывало дыхание. Ее словно вела какая-то неведомая сила. Ника встала из-за стола и пошла в прихожую, словно во сне начала надевать и застегивать сапоги, еще не понимая, что она собирается сделать. Поднялась с табурета и потянулась за шубкой, но в это время к ней подошел муж:

- Дорогая, что с тобой? Куда ты собралась?

Ника подняла на него невидящие глаза:

- Я, я, я сейчас... – и, резко сдернув с вешалки шубку, прихватив сумочку, помчалась вниз по лестнице. Муж что-то говорил ей вслед, еще кто-то вышел из квартиры, но Ника ничего не слышала. Она уже выбежала на улицу и, увидев зеленый огонек такси, бросилась к машине. Шофер, резко затормозив, открыл дверцу и собрался ругаться, но Ника быстро скользнула в машину и скомандовала:

- Гони, - и шофер нажал на газ. В боковое зеркальце Ника увидела, что муж выбежал из подъезда, но было уже поздно. Она облегченно вздохнула.

- Куда едем? – спросил шофер.

- На вокзал, и как можно быстрее, я опаздываю.

Машина мчалась по городу, а Ника постоянно поглядывала на часы, умоляя их замедлить свой бег. Она открыла сумочку и достала оттуда заветный сверток.
"Конечно, она только отдаст ему этот подарок, это будет их первое и последнее свидание. Этот образок он будет носить у своего сердца. Он станет его охранным талисманом, а она будет знать, что ее частица всегда находится рядом с ним." - Успокаивала и оправдывала она себя. Сунув деньги шоферу, она опрометью побежала к платформе, держа наготове драгоценный подарок. Пробегая по залу ожидания, Ника услышала голос президента с новогодними поздравлениями, разносившийся из поставленного здесь телевизора и поняла, что времени у нее осталось очень мало. Ника выскочила на платформы.

Боже, где же этот поезд! В это время раздался голос диктора, просившего провожающих покинуть вагоны, так как поезд отправляется через несколько минут, и Ника бросилась бежать по той самой платформе, где стоял отходящий поезд. А он ждал ее, ждал и надеялся до последней минуты, и увидел ее раньше, чем она его. Она бежала вдоль поезда, крепко прижав к груди драгоценную ношу, надеясь увидеть его и хоть в последний момент отдать свой подарок, как вдруг сильные руки подхватили ее и под крик проводника и гудок отходящего поезда поставили в тамбур вагона тронувшегося уже поезда, а следом запрыгнул и он сам. Ника крепко вцепилась пальцами в его куртку и боялась их разжать. Так утопающий хватается за соломинку.

Крепко обнявшись, они стояли в тамбуре вагона, уходящего в неведомую даль поезда, не в силах разжать объятия. Они не могли оторваться друг от друга, боясь потерять этот миг, миг счастья, наслаждаясь им и совсем не думая о том, что будет завтра. Их сердца бились в унисон, они были счастливы, и никто уже не мог помешать этому счастью. А чертенок, который весь этот год постоянно напоминал Нике о ее приключении и только что бушевал и подпрыгивал вдруг затих, как будто его и вовсе никогда не было.

Поезд медленно набирал скорость, унося влюбленных в новогоднюю ночь и неведомое им будущее.

декабрь 2010 г.


Крайцев Валера
 
Valera73Дата: Суббота, 2014-12-13, 7:22 PM | Сообщение # 62
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 910
Статус: Offline
Варвара Оленина

ЗАРИСОВКИ.


ПЬЕР СУЛАЖ
Позвонил приятель моих детей и пригласил их в Третьяковку на Пьера Сулажа. Сказал, что уже посетил выставку, но хотел бы посмотреть ещё раз и обменяться впечатлениями, а заодно предложил заехать потом в ресторанчик, где он бы хотел угостить друзей обедом итальянской кухни.
На воскресенье дочь вызвала меня пасти внуков. Приехал приятель, высокий, элегантный, чем-то напоминающий франта 20-х годов прошлого века. Увидев хозяина дома над тарелкой баранины с фасолью “по-Тулузски”, удивился, ведь обедать предполагалось в ресторане, на что дочь мимоходом бросила реплику, мол это он просто перекусывает... Внизу их ждала машина с шофёром.
Вернулись дети около десяти вечера, довольные и весёлые. Рассказали, что были на выставке минут двадцать, что Пьер Сулаж занимается проработкой чёрного цвета, и мне его смотреть не обязательно, а о блюдах итальянской кухни – более обстоятельно, однако, честно признаюсь, забыла подробности, да и не об этом речь.
Прошла неделя. Опять позвонил приятель и пригласил своих друзей провести вместе выходной день, но уже на выставке из коллекции Юсупова, что открылась в Пушкинском музее, и, конечно, пообедать в ресторане какого-то престижного клуба. Я гуляла с внуками, а вечером вернулись вполне счастливые дети. О выставке было сказано, что есть замечательный Рембрандт и любимый приятелем Тьеполо, зато о клубе в семь этажей, о его дизайне и прочем рассказ длился долго.
Через пару дней на фирме, где работаю, один из моих постоянных собеседников на посторонние темы попросил рассказать, что интересного сейчас в Московских выставочных залах. Я обещала узнать все подробнее у дочери. Дочь, не медля, ответила: “Посылай всех на Пьера Сулажа”. Я задумалась, ведь мне она не очень-то советовала сходить на его выставку. И невольно стала размышлять, что же знаю я о чёрном цвете.
Первыми почему-то представились матовые палочки угля для рисования и, должно быть, контрастом, блестящие старинные калоши.
Потом ностальгически вспомнилась школьная парта, свежевыкрашенная осенью, но со старыми дырочками и порезами, светлеющая к весне, а иногда серебрящаяся в солнечных лучах, особенно, если наклониться и увидеть поверхность как бы вскользь...
Подняла руку, чтобы поправить волосы, и внимание переключилось на руку, на перстень с обсидианом, его просвечивающую, какую-то лунную черноту. И тут же передо мною возникло лицо дарителя перстня: бездонный черный провал карих глаз, волосы цвета воронова крыла, брови... “Ты постом говей, не сурми бровей”... Этой краски я никогда не видела... “Исходи пешком молодым шажком”...
Преображение, август 2000, горе, Москва-река с набережной напротив Храма Христа Спасителя, нефтяные разводы на черной воде... Вода плотная, непрозрачная...
А ночь в Крыму, на абсолютно черном небе – яркие расширяющиеся точки, и падающие, и отражающиеся в черном Черном море.
Путешествие... В воронежских стихах Мандельштама наверное тот же чернозём, что поразил меня из окна автобуса по дороге в Тамбов. Эти черные пашни запомнились...
А в Греции земля красная, а люди, будто в вечном трауре, чаще всего – в черном...
Но черный цвет в живописи? Руо? Чекрыгин? Черный квадрат Малевича – живописное ничто, задача другая. А где же есть проработка цвета? Как у Фалька: красное – на красном; у Вейсберга: белое – на белом?
И вот, любопытство берет свое. Еду на выставку. Тем более, интересно получить подтверждение истинности знания дочерью моего видения, чувствования. Да, еду именно подтвердить ненужность мне живописи (если это вообще живопись) Пьера Сулажа.
День холодный, с утра пасмурный, а к двенадцати – солнечный, ясный. С удовольствием иду к галерее. В длинном переходе напротив ЦПКиО кружится голова от пестроты и многообразия развешенных на стенах и столбах картин художников... Блаженным контрастом – в галерее просторно.
Я поднималась по лестнице и готова была к тому, что сам черный цвет, сродни дьяволу, будет давить и омрачит мой солнечный день. Но, войдя, увидела сразу вырывы белого – света сквозь черные абстрактные заборы, и этот свет воспринимался ярче, сильнее, сквозь черноту. А дальше из черного коричневый свет – в белое, на другой стене –голубое, небесное сквозь черную решетку... Удивительно, все мои предметные представления куда-то мгновенно улетучились. Чистая абстракция, а не надоедает и даже притягивает... Как когда-то цветные линии или плавающие пятна Кандинского приковывали, не вызывая никаких конкретных ассоциаций, так и здесь... Мне не было скучно, хотя живопись ли это, не знаю, не уверена.
Пишет Сулаж, возможно, шваброй, пользуется лопаточкой, мастерком, там, где важна передача света, отблесков его, достигаемых фактурой краски на полотне. Черный при освещении переливается в серый, серебристый и даже белый; блеск чередуется с матовостью.
Линии, смена их направлений, создают иллюзию движения. Но эти абсолютно черные большие работы все-таки менее интересны, чем живописные, без использования эффекта самой фактуры полотна, кроме одной, около которой стояла долго… Она излучала, втягивая в некий космизм. Я все пыталась понять, откуда всплески синего? У меня в глазах – при взгляде на полотно против света? Или что-то синее есть в этом, на первый взгляд абсолютно черном, цвете? Как говорят – иссиня черное... Но так и не поняла. Дочь, однако, позже уверила меня в том, что это не мои личные галлюцинации, она тоже видела синее...
Вот так, совершенно неожиданно я получила какой-то импульс от черной абстракции Пьера Сулажа.

ПИСЬМО В ЛИНГЕН
Четвертое декабря 1999 года. Весь день – хмарь, слякоть, лишь под вечер снежок немного прибрал дворы и тротуары, не прилегающие к большой трассе. Станция "Кропоткинская" – просторная, обычно безлюдная, но сегодня у каждой колонны застыл или переминается с ноги на ногу – ожидающий встречи... а, дождавшись, уже в паре или с целой группой быстрым шагом направляется к выходу, что ведет к Храму Христа Спасителя.
Сегодня праздник: Введение Богородицы во Храм. А в Музее Изящных Искусств – Декабрьский вечер "Се Человек".
В программе – камерный оркестр "Musika Petropolitana"– Петербургский квинтет, в составе:

Николай Насонов – флейта траверсо,
Андрей Решетин – скрипка,
Сергей Фильченко – скрипка, альт,
Дмитрий Соколов – виолончель,
Ирина Шнеерова – клавесин.

В "Белом зале" – выставка деревянной скульптуры Северной Европы 16–17 веков из музеев Германии и Эрмитажа. Отточенность и утонченность, все великолепие Европейского Возрождения.
В "Галерее" – Пермская деревянная скульптура середины 18-19 веков. Наивное, доверчивое восприятие мира, и в его отображении – непосредственность примитива. У Ангелов и всех Святых, включая Апостолов и Христа. – лица народов Севера (коми, ханты)...
Успеваю бегло посмотреть выставку. Звонок. Выхожу из галереи. Зал полон. Как всегда, создаются дополнительные ряды, для своих. Я – в первом из них, прямо перед сценой, среди приглашенных друзей музыкантов, хотя вижу выступающих сегодня впервые. В программе – А.Корелли, Д.Скарлатти, Иоганн Себастьян Бах и неизвестные мне – И.Пахельбель, Х.Бибер, И.Гольдберг.
Начинается концерт арией с вариациями для клавесина соло соль минор Иоганна Пахельбеля, немецкого композитора и органиста, как мне стало теперь известно, жившего во второй половине 17, начале 18 века в разные годы в Австрии и Германии.
С 1692 по 1695 год он служил органистом в городе Гота, на что я, естественно, обращаю особое внимание (это один из городов моего детства)...
Ария для клавесина показалась мне скучноватой, звук инструмента – глухим... На клавесине – надпись: "Виртуозы Москвы", видимо, инструмент принадлежал им ранее. Клавесинистка – приятная молодая женщина в длинном, светлом, элегантном платье, с распущенными мелко вьющимися, зачесанными назад и будто приподнятыми волосами, выглядит современной, но – в гармонии с исполняемой старинной музыкой. За арией последовала соната да кьеза (церковная) для двух скрипок и басо континуо соль минор Арканджело Корелли, весь зал поначалу пассивных слушателей сразу перестал кашлять, скрипеть стуль-ями.
Мне трудно судить – музыка ли итальянца, мастера трио сонаты, главы кардинальской капеллы, Корелли (кстати, ровесника Пахельбеля) интереснее, богаче для восприятия, или даже нельзя и сравнивать звучание скрипок, виолончели с клавесинным, более однообразным, но не только я, весь зал заметно оживился (судя по направлению глаз и вытягивающимся профилям слева от меня) и замер, впитывая... внимая... Притягивала к сцене не только сама музыка, но и чисто внешняя зрительная манера игры.
Особенно любопытно было наблюдать за ансамблем в целом, когда исполняли Скарлатти "Сонату для флейты, двух скрипок и бассо континуо", то есть, когда появился новый исполнитель – флейтист (он же, я думаю, руководитель всего коллектива). Флейта траверсо наверное означает поперечная, горизонтальная, по аналогии с понятием траверса в технике (пример, направление, перпендикулярное курсу корабля) в отличие от блок–флейты. Но флейта у Насонова деревянная, одноствольная, двух– или трехступенчатая. О ней мне обещали подробнее рассказать позже. Флейта и две скрипки на фоне баса и клавесина дают полное насыщение страждущему слуху...
Но я и слушаю... и вижу... зал и музыкантов. Попробую описать картину на сцене.
Представь: скрипачи, стройные молодые, в черном до пояса и белых легких кофтах–рубашках со свободным рукавом и лифом, не только оживляют скрипку, но и сами, своими движениями, одновременно рисуют ту или иную музыкальную фразу. Их изгибающиеся фигуры, то приподнимающиеся на носки, то на шаг отступающие, то рвущиеся вперед – как два дерева, чуткие, под порывами ветра склоняющие или отводящие свои руки-ветви, головы... Все – порыв, извив, музыкальный танец. И в лицах, в страдании или в блаженстве – бесконечное движение чувства...
Контрастом – бас, он лишь создает фон, continuo... Он в спокойном удивлении касается смычком струн своей виолы, чуть вскидывая голову, на акцентах слегка покачивая ею...
Контраст - в изломе чувства и в голосе скрипки, и в красивых слаженных движениях скрипачей – с иронической, игривой, спокойной уверенностью баса... и басиста, без возраста, в темной короткой бородке, с небольшими глазками, носом – картофелинкой, жидким хохолком на голове, а в целом – лица, очень к себе располагающего...
Флейтист же, в очках, с густой, коротко стриженной бородой, высоким лбом и пышными черными волосами, забранными в хвост, что создает сходство с париком при косичке сзади... в белом блузоне, отличающимся от других кружевами на воротнике и манжетах... прямой, невысокого роста, как крепкий дубок средних лет, лишь иногда, в конце музыкальной фразы, делает легкие движения всем торсом или вытягивается в след звуку...
У каждого музыканта свой рисунок – свой образ на сцене. Это так же интересно в данном случае, как и сама музыка.
Всю программу описывать не буду. Скажу только, что меня поразило, сколько в старинной церковной музыке 17-18 веков и чувственности, и игривости одновременно.
Можно сказать – гвоздем программы было исполнение сонаты для перестроенной скрипки и бассо континуо ре минор "Нисхождение Святого Духа" австрийского композитора конца 17 – начала 18 века Хайнриха Игнаца Франца Бибера. Бибер использует скорзатуру (для расширения диапазона, изменения тембра и силы звука), двойные ноты, а также другие приемы виртуозной скрипичной техники, и Андрей Решетин блестяще продемонстрировал свои виртуозные возможности, а может быть, и сама тема настолько увлекла зал, что почти все цветы, заранее приготовленные, достались этому скрипачу.
На "бис" сыграли часть из Скарлатти. Уже после концерта случайно услышала, выходя из зала, что у ансамбля нет руководителя, что все его участники закончили Ленинградскую консерваторию, что скрипач Решетин ранее выступал с Гребенщиковым, что в 90-ом году на конкурсе в Манчестере ансамбль, едва сформировавшись, сразу стал победителем, что позже несколько раз был награжден разными премиями в Зальцбурге и в Голландии, что услышанная нами программа в Музее была ансамблю навязана, а их собственная программа значительно интереснее…
Вот и все, что хотела я рассказать... Ансамбль чаще выступает в Европе, чем в России, так что у вас есть возможность с ним встретиться.


Крайцев Валера
 
Valera73Дата: Суббота, 2014-12-13, 7:23 PM | Сообщение # 63
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 910
Статус: Offline
Варвара Оленина

ЗАРИСОВКИ.


ЗАПИСКИ НЕПОСВЯЩЕННОГО
Конец ноября. В воздухе морозно. Уже две недели в Москве снег. Бауманская. Угол Спартаковской и улицы из прошлого – до Советов – Красносельской... Богоявленский собор во Елохове.
Семнадцать часов. Иду в "Зверевский центр современного искусства".
Бауман в снегу... Иду под колокольный звон...
Последний по плану на "Приглашении" дом, номер 31/7 по Новорязанской улице... И дальше, в глубине, направо – тупик, темнота, безлюдье... Опасливо озираюсь. Где же указанный на схеме дом номер 29? Подъезжает автомобиль, из окна мне показывают такое же "Приглашение" и на ломаном русском вопрошают: "Где это?"
Иностранцы очевидно тоже не ожидали столь глухого угла. Со стороны приближается группа с рюкзаками, сумками, свёрнутым то ли плакатом, то ли полотном, экзотически одетых бородатых мужчин, в коих безошибочно угадываю приезжих художников. Тот же вопрос: "Где Центр?" Ищем вместе, теперь не так страшно заглянуть в этот "чёрный квадрат" двора. Упираемся в железные решётки забора. Но за ним видим фигуру, она открывает ворота для автомобиля и приглашает нас в калитку рядом. Мы то ли в парке, то ли в усадьбе, то ли на территории какого-то стадиона, трудно сказать, но идём по дорожке меж деревьев к свету, льющемуся из одноэтажного длинного строения, напоминающего конюшню или ангар...
Из предбанника валит пар. В правую дверь не войти, забита народом, налево свободнее, за коридором стойка, будто в трактире, за которой двое ребят делают бутерброды, режут зелень, что-то наливают в пластмассовые стаканчики...
Заглядываю в дверь, что направо, там толпятся в шубах, пальто, куртках мужчины, женщины большей частью молодого и среднего возраста. На гвоздик вешаю дублёнку, вхожу в длинное унылое помещение без потолка. Белые стены переходят в угол изнутри деревянной крыши. На стенах не часто, то есть достаточно свободно, висят картины, чьи, пока не знаю. Если это –"Зверевский центр" – может быть – висят картины автора? Но не узнаю ни одной из тех, что видела раньше на выставках и в альбомах.
Публика плотной толпой кучкуется у входа, где опять таки что-то наливают в стаканчики и раздают бутерброды. Запах в зале резкий, специфический, хипповский (смесь дешёвых сигарет, пота и ещё чего-то трудно объяснимого).
Группками стоят вдоль всего зала посетители, но никто на развешенные картины не обращает ни малейшего внимания. Вижу знакомые лица друзей дочери. Решаюсь подойти к группке из трёх. Поздоровавшись, с улыбкой извинения прошу пояснить, что всё сие значит, почему под картинами нет ни названий, ни имени автора... Мне объясняют, что здесь выставлены подделки, работы художников, написанные в манере Зверева, либо как-то связанные с его личностью.
Один из художников, достав из кармана несколько помятый проспект, протягивает мне, предлагая ознакомиться. По моей просьбе показывает в нём работы некоторых художников. Меня знакомят с куратором выставки – француженкой, приятно серьёзной, стройной, демократически просто одетой девушкой. Но по-французски я не говорю, а проспект мало что проясняет: репродукции картин перемежаются интервью художников в совершенно произвольном порядке... Быть может, намеренно, чтобы занять время и мысли посетителей, побудить к беседе с художниками в поисках автора?
Тусовка пополнилась новыми гостями. Вошел художник (в чёрном пальто до пят, с длинным шарфом вокруг шеи и художественно высоком берете) с женою (без пальто)... Камеры, фотоаппараты, позирование, поцелуи и объятия при встрече, сигареты и бутерброды в руках, глотки из стаканчиков, дым... На картины столь же мало обращает внимание большая часть уже заполнившей весь ангар публики. Вдруг появляется полуголый мужчина, убирает импровизированную тумбу с портретом Зверева и с помощью молотка снимает с торца зала огромный белый щит, обнажая неприглядную дверь с замком, ведущую на улицу ли, в продолжение ли ангара, мне неведомо. Щит торжественно проносят по залу к выходу. Внимание привлёк новый посетитель, приведший собаку с забинтованной лапой, и вот уже кто то стоит перед псом на коленях и бормочет: "Дай, Джим на счастье лапу мне"... А вот небольшой мужичонка лежит на полу лицом вниз, подгибает колени, пытаясь встать, и падает снова. Оказывается, он знаменитый искусствовед, и всегда на тусовках “перебирает”. У стены одиноко и отчуждённо стоят две дамы. Стареющий мужчинка с потёртым лицом, в красном, шитом золотом, театральном сюртуке идёт к ним и пытается игриво заговорить с одной из них, высокой, в чёрной шляпке, приталенном чёрном пальто и песцовым боа до пояса... Хочется щёлкнуть фотоаппаратом, столь всё живописно, но неловко делать это столь явно... Почему-то вспоминается Тулуз-Лотрек, или Ван Донген...
Одеваюсь, выхожу на улицу. Рядом на площадке, окружённой деревьями, – высокий атлет, в одних плавках, босой, с бритым черепом скульптурной лепки (говорят, художник) делает какие-то манипуляции со щитом, что вынесли из зала, под ритмичные выкрикивания группы людей на тарабарском языке в сопровождении звона от ударов, быть может, ножей, вилок или специальных инструментов... Похоже на ритуальные пляски "кришнаитов" или на какое-то шаманское представление...
Атлет бросает щит на снег, окунает кисть в банки с краской, что-то быстро изображает на щите, затем обливает художество то ли спиртом, то ли бензином, и поджигает! Краски горят ярким мощным пламенем в форме серпа, а живописец атлет под шаманскую музыку и выкрики то держит огромный щит вертикально, то идёт кругом, делая театральные или цирковые телодвижения, на миг застывая в определённой скульптурной позе... Затем всё повторяется, чуть в ином варианте: щит с высоты кидается на землю, и кверху вздымается огромный костёр, чёрный дым кружит над публикой, собравшейся вокруг площадки... Наконец, манипуляции со щитом завершились, и атлет, взяв обычную половую швабру, окунает её в ведро с краской и всё так же чем то побрызгав, поджигает... Далее следует цирковой трюк: палка с горящей щетиной стоит на ноге атлета и поднимается всё выше и выше, не падая... Толчок! И швабру перехватывает рука, поднимая пламя уже к ветвям деревьев под громкие аплодисменты публики...
"Игра бесов, говорит стоящий рядом со мной зритель, или перепились ребята..."
"Концептуальное действо, своеобразный творческий процесс", поясняет один из художников, улыбаясь...
Ухожу. Опять темно, глухо, на улицах пусто, лишь громада "Богоявленского" светится да старушка-нищенка на углу просит милостыню...

ГЕОРГИЙ
После Литургии в Храме Святой Троицы пили чай в маленьком подсобном строении – трапезной. Невольно обращал на себя внимание худощавый седой старец с прямыми до плеч волосами и каким-то чуть затуманенным взглядом необыкновенно прозрачных глаз. Если с кем-то сравнивать, то, пожалуй, в его облике было сходство с актером Любшиным.
Вдруг он заговорил, будто сам с собою…
- Как красиво падает свет из окна на охряный стол…
Помолчал немного… Рядом на скамейке сидели дети.
- А нрав у Вареньки, должно быть, - ой, какой1
Я кивнула, да, верно, у нашей рыженькой характерец непростой… А он:
- Нет, она не рыженькая, а золотистая…- и, подумав, добавил:
- С зеленоватым отливом – волосы…
Я присмотрелась, на границе солнечного луча и тени волосы действительно зеленоватые… Мне стало любопытно, села поближе, напротив, и решилась спросить, кто он по профессии.
- Я - полиграф, заканчивал Полиграфический. Учился у Фаворского...
Спрашиваю:
- Когда же это было? Фаворский был дружен с Флоренским…
- Нет, я не знал Фаворского, преподавал нам его ученик Гончаров, но он слабее, учителем своим считаю Фаворского…
Я, пытаясь продолжить разговор:
- У Гончарова – иллюстрации к Гамлету…
Нашу беседу уже все внимательно слушают, не прерывая..
- Да, за Шекспира он получил Ленинскую премию… А Флоренского я читал… Лекции во ВХУТЕМАСе.
- Об анализе пространственности, обратной перспективе?
- «Иконостас» - чудная книга, чудная…А есть еще художница Флоренская, я видел ее работы на духовные темы, не знаете, кто она?
- Как же, это Раиса Флоренская, сестра Павла Александровича, она была в «Маковце» вместе с Чекрыгиным, Куприным… Ее работы висят у их правнука (кивнув на Василия) в квартире…
- Да, что Вы? Вася – правнук Флоренского? Василий, вот теперь я обязательно зайду к вам в гости!
Вася, обидевшись:
- Три года зовем, не приходили, а к правнуку Флоренского – так сразу…
- Конечно, любопытно, мне приятна Ваша деятельность в церкви. Ну, а теперь все еще интересней…
Далее начались рассказы о семье - архитекторах, о матери, о друзьях… и о доме архитекторов - красной подкове у Киевского вокзала. Особенно запомнилось о пианистке Юдиной (о ней я раньше знала, главным образом, из воспоминаний Флоренского).
- Юдина жила очень бедно, все, что зарабатывала отдавала многочисленным родственникам. Страдала болезнью ног, ходила даже зимой в теплых носках и кедах…Гостю (рассказчику сего) могла предложить к чаю молоко в блюдечке с пола, говоря: «Я не так богата, чтобы выливать недопитое кошкой»… В военное время рвалась на фронт, закончила курсы медсестер, но ей было уже за сорок, не взяли санитаркой.
Однажды ее концерт в Москве - выступление для фронтовиков - слушал сам Иосиф Виссарионович. Ему понравилось, приказал выделить Юдиной какую-то большую сумму денег. Она, получив ее, позвонила Сталину по телефону, и поблагодарив, сказала: "Иосиф Виссарионович, я Все время молюсь за Вас, а деньги за концерт я отдала церкви, чтобы и они молились за Вас, ибо Вы – великий грешник!"
(Позже я где-то читала об этом же, но в несколько иной интерпретации.)
Из храма в посёлок возвращались все вместе… Осмелилась представиться и попросить рассказчика назвать свое имя.
- Георгий, - ответил он.
- А по отчеству, – спросила я.
- Просто. Георгий, - и продолжил свои рассказы о художниках. Немного из его воспоминаний о Звереве.
- У него было четыре жены, и всех звали Надежда. Любил это имя. Я был знаком с одной из жен…
Я любопытствую:
- С сестрой Асеева?
Отвечает:
- Нет, не помню с которой… Но жены его тоже живописали, а Зверев, нанеся несколько штрихов, подписывал свое имя, чтобы наверняка продать. А сейчас эксперты разбираются, что писал Зверев, а что его жены… Однажды мы вместе шли на какую-то выставку. Всех пропускают, знают в лицо, а Зверева задержали, вид у него был слишком помятый, требуют приглашение… Он достает сложенную вшестеро потертую, полурваную бумажку, удостоверяющую, что принадлежит к миру художников, тогда пропускают. Впереди – широкая парадная лестница, а над нею панно: Ленин - среди солдат со штыками. Я думаю – какая мазня, ужасно! А Зверев: «Потрясающе, великолепно!» Не понимаю, что он смеется, что ли? А Зверев: «Великолепно! Вон, у того солдата справа на самом кончике штыка – светлое пятнышко - блик от солнечного света! Потрясающе!» Вот, оказывается, что его восхитило, а больше никто бы это и не заметил.
Прощаясь, Георгий обещал завтра же зайти к Василию на дачу. И, действительно, заходил, и не раз, с женой, художницей, акварелисткой, приносил каталог работ дочери Шевченко, и опять что-то рассказывал, рассказывал, а мне передавал приветы по телефонной связи, так как я была уже в Москве.
Жаль, что ни он, ни его жена не записывали все, что интересно тем, кто рос или жил в другой атмосфере... Так хотелось предложить им писать воспоминания, хорошо бы и мне приехать с диктофоном…
Шло время, Георгию нездоровилось, он редко теперь бывал в храме. Я как-то выбрала время, чтобы заглянуть в его домишко Садового товарищества. За чаепитием осмелилась показать свои записки с просьбой продолжить начатое мною, но Георгий отнекивался, однако просто рассказывать, вспоминая или размышляя, обещал… Я писала новогоднее поздравление семье художников, но не было ни их московского адреса, ни номера телефона, чтобы отослать. Прошла зима, а летом я узнала горькую весть: Георгий, художник в душе, и в мыслях, и обличием, ушёл из жизни. Осталась горечь потери и печаль воспоминания…
«Видом, обликом – богомаз. А глаза молодые, светлые… Настежь! – радости и беде…»...

МОЛИТВА
Господи! Как она призывала их, сыновей своих! Вслух, не замечая никого вокруг, обращаясь только к небу, далёким звёздам и милости Всевышнего! Молила о даровании жизни, о спасении в эти страшные годы войны, а сыновей своих заклинала беречь себя, услышать, почувствовать боль матери, не оставлять её одинокою на времена вечные, вобрать в себя всю любовь её и все её силы.
Она взывала к ним и ночью в своём дневнике – школьной тетрадочке, ибо не могла молчать, сердце разрывалось от огромности накопленной печали, тоски и слёз... Два года – ни строчки от сынов, что были светом и миром для матери во все времена. Уже дважды расцветали бело–розовые сады, так любимые её нежным, младшеньким, уже два лета не играет в городском саду духовой оркестр с её старшим – красавцем, балагуром, её весёлой радостью! Уже дважды всё замерзало вокруг, снежной вьюгой заносило избу и отрезало от мира леденеющую от отчаянья скорбную душу матери. Каждую ночь она не могла заснуть, прежде чем не выплачется звёздам и ясному месяцу или не закоченеет в вихре беспощадной пурги. И вернувшись домой, уже тихо и смиренно молилась Образу Сына Божия о спасении детей своих.
И кончилась война. И сыновья выжили. И благодарила мать Всевышнего, услышавшего молитвы её.
Но суждено было ей испытать новые страдания великие на грешной земле. Старший несколько лет был в плену, с третьей попытки бежал из концлагеря, но попал в Советскую тюрьму. Благо, бежал он вместе с тем, за кого хлопотала известная в Союзе балерина, и, благодаря ей, продержав в тюрьме около года, после тщательной проверки, выпустили, наконец, сына матери. Но лишили институтского диплома и всех прав гражданина страны. Вернувшись в свой городок, он не мог побороть в себе великой обиды и горе стал заливать пьяным зельем. Задолжав кругом, сгорая от стыда, бежал он от родного дома на Балтику, где пристроился разнорабочим в рыбацкой артели.
Мать не смогла пережить это горе. Её сын, так на неё похожий лицом и характером, её талантливый прекрасный первенец, рисунки которого она хранит в альбоме, гитару бережёт, как дитя малое, голос которого слышит в протяжной украинской песне, её любимый, несравненный, обожаемый сын несчастлив, пропал, не подаёт никакой весточки...
А голод, постоянные головокружения, слабость, частые сердечные приступы делали своё чёрное дело. Утешением был младший, любящий мать беззаветно, забрасывающий её письмами из своего большого города, выбирающийся на пару недель в год к матери в родные места... И внуки, два мальчугана, которых довелось ей видеть и ублажать в меру сил два лета кряду.
Около трёх лет после окончания войны продержалось её исстрадавшееся, изболевшее сердце. Младший спешил, но не успел попрощаться с матерью, за что корил себя безмерно. Получил ли телеграмму старший, не ведомо было много лет.
Ныне остались только фотографии.
На самой первой, свадебной, молодая – во весь рост... Веки опущены – взгляд на избранника, что сидит впереди, чуть левее, в кресле… У нее слегка склонённое, ещё по-девичьи округлое лицо. Нежная открытая шея и маленькое ушко под высоко и ровно подобранными со всех сторон (как у Чеховских героинь на сцене МХАТ–а) пышными волосами... Белая с длинным рукавом блузка, и ещё не знавшее чёрного труда мягкое запястье левой руки с небольшими пухлыми пальцами и плоским перстнем на безымянном.
Лет через пять – на снимке – высокая стройная дама в чёрном бархатном платье, с похудевшим лицом, несколько возбуждённым взглядом, заострённым подбородком, волосами, зачёсанными наверх и замысловато убранными в три изящные пряди, средняя из которых поддерживается небольшим гребнем... Чувствуется стать. Родилась в Сновской Тысячи – древнем центре. Крещена в Свято–Троицкой Гомельской церкви, а предки её в Львовской епархии числились.
И фото первых военных лет пятидесятипятилетней женщины: глубокие морщины избороздили лицо вдоль и поперёк, нос удлинился из-за впалости щёк и уже очевидно беззубого рта... Гладкие волосы убраны в низкий узелок на затылке. Взгляд безнадёжно усталый, взгляд – в никуда.
Её письма – жалобы и письма, полные любви, её дневник – Ярославнин плач – хранит теперь внук. Приезжает он издалека побродить по улице детства, увидеть небольшой домик с белыми ставнями, поправить холмик и крест на кладбище. И видит, отрешившись от настоящего, как перед сном в длинной белой рубахе каждый вечер стоит бабушка на коленях и шепчет молитву...


Крайцев Валера
 
Valera73Дата: Суббота, 2014-12-13, 7:24 PM | Сообщение # 64
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 910
Статус: Offline
Владимир Софиенко

Небесная кобра


В это замкнутое пространство с удушливым запахом пыли, старых вещей и человеческой плоти она угодила ещё до захода солнца. Казалось, с первыми лучами нового дня выход из него найден, но невидимое препятствие встало на пути, разграничив пустоту, оно не пускало к свету. На мгновение она замерла, будто пытаясь угадать правильное направление. Её усики на голове чуть дрогнули, и она вновь закружилась в изящном танце, словно ощупывая вокруг себя пространство. Сделав заключительный крутой пируэт, оса на мгновенье замерла. В нетерпении она взмыла вверх и вот уже в который раз, зло жужжа, врезалась в солнечный свет. Теперь он не был напоен дыханием луговых трав, ароматом вязкого нектара, который завлёк её в эту западню. Без этих запахов свет казался стерильным. Оса затихла, набираясь сил. Полосатое брюшко небесного убийцы нервно подрагивало на слепой поверхности света, будто пытаясь ужалить невидимого врага. Свет манил её, подсказывал направление домой, но правильной дороги оса отыскать не могла.

- Ну, надо же, ещё одна! Откуда только берутся?! Вот уж действительно - мёдом намазано, – дед Семён отложил в сторону очки, аккуратно, чтобы не помять портрет нового «хозяина» Кремля, согнул только что прочитанные «Аргументы» вчетверо – до нужной упругости газетных листов, приоткрыл пошире форточку и, подпихнув под мохнатое брюшко осы газету, смахнул её на улицу. - Надо бы крышки на банках воском залить, а то от этих ос никакого покоя.
Дед заглянул под кровать убедиться, хорошо ли вчера расставил банки с мёдом. Кряхтя, выпрямил спину, снова развернул газету, в который раз, рассматривая фото с надписью под ним «Б. Н. Ельцин».
- Да-а, - задумчиво протянул дед Семён, - вот так же и люди; бывает, всё бегают по белу свету, чего-то ищут, мыкаются, будто котята слепые, в поисках своего, с ума сходят; от судьбы своей скрываются… А она вон где, рядом, - он махнул газетой в сторону окошка, - только поширше открой зенки свои – и на свободе.
С недавних пор ему нравилось говорить с самим собой.

Вчера деду Семёну внук привёз бидончик мёда. Деревня Елино, где он жил в сезоны заготовки мёда, находилась в шестидесяти километрах ниже по реке от дедовой деревни Листвянки. Дорога туда даже для уазика прижимистого внука не всегда была «проходимой» - опять же бензин... Виделись они редко.

«Не за зря Стёпка ко мне наведался, - думал дед Семён, принимая от нежданного гостя бидончик, - что-то выведать хочет, делец. Неужто бабий трёп уже до Елино дошёл? Может, Алексей чего сболтнул спьяну?- гадал он».
Объектом бабьего, пристального внимания дед Семён стал совсем недавно. Много ходило кривотолков по сибирской деревушке о его походах в тайгу. Одна небылица сменяла другую. Дед всё молчал - только улыбнётся очередной байке, услышанной вполуха. И Лёху, помощника своего, он заподозрил понапрасну – в тайге всегда глаз хватает. В этих краях всем известно: человек и зверь - каждый своею тропкой шагает. Незачем виду показывать, особенно когда человека встретишь, нету зверя страшнее, чем он… Кто ведает, что несёт путник в себе? Как тяжела его ноша? На то она и тайга – человек здесь меняется: сбрасывает маски, как змея весной кожу, становится самим собой. Всякого повидала тайга: жадность, трусость, зависть, досаду по утраченным мечтам и обиды прошлого. Прибирала потом за людьми, прятала следы слабости их и злобы, прикрывала хвоей да сучьями, приводила падальщиков на кровавое пиршество. Каких только басен в деревне про деда Семена не плели! Целую историю насочиняли! Судачил в деревне и стар и млад, а было ли, не было, в точности никто не знал. Леха молчал, как партизан. Болтали, будто видел деда охотник один с дальней заимки. Рассказывали, что было это на речке Змеёвке у заброшенной базы «Сибпромохота»…
Всё случилось этой весной. Как только стаял снег, все деревенские отправились в тайгу резать колбу. Уходили на полдня. Самые выносливые возвращались под вечер, волоча на себе рюкзаки, корзинки, ведра, набитые луком–победным и первым таёжным первоцветом - кандыками и ветреницами. Весной ни один стол сибиряка без колбы не обходится. Её добавляют в окрошку, в салаты, едят просто со сметаной, приправляют к шашлыку, солят на зиму, маринуют… Самые предприимчивые ещё успевают продать ленивым фирмачам пучок-другой, разложив свой нехитрый товар вдоль трасс. Молодёжь облюбовывает пригретые весенним солнцем полянки, и, пока собирается окрест колба «на закусь», в стеклянные банки бодрой струйкой из полого стебля камыша или обломка шариковой ручки, вставленных в берёзу, стекает сок – «на запивку». У каждого сборщика этой таёжной травы есть свои заветные места. Было такое местечко и у Семёна Пантелеймоновича Семёнова – Семёнчика, как называли его в деревне. Туда и хаживал он так часто, как только ноги носили.
Семёнчик - невысокого роста, жилистый старик с не по летам еще сильными мозолистыми руками. Старуха его умерла пять лет назад. После её смерти потемнело его прежде улыбчивое лицо, как-то сразу расплылись тёмными пятнами веснушки. Плечи опустились, повисли, налились тяжестью руки. Всегда охочий перемолвиться словом, он теперь по большей части на людях молчал: пробубнит что-то себе под нос на приветствие - даже не взглянет. Пёс Умка - и тот приуныл. Давно никто не слышал его звонкого лая на вечерней перекличке дворовых собак. Бывало выйдет из будки, тявкнет о чём-то своём-собачьем, громыхнёт цепью и назад – морду высунет да так и лежит целый день. Уходил Семёнчик в тайгу ненадолго и всегда старался вернуться засветло. Отвяжет пританцовывающего Умку, махнет рукой дремлющей на солнышке соседке, мол, привет Никитична, поправит старенькое ружьё за спиной, закроет на крючок калитку – и в тайгу. Солнце - в зените, а Семёнчик уже скрипит калиткой: бывай, мол, Никитична…

Дремлющая в дозоре у своего забора соседка встревожилась сразу же, как только в первый вечер не приметила привычного подрагивания электрического света за обтерханными, посеревшими от времени занавесками в окнах Семёнчика. Пару минут Никитична напряженно всматривалась в тёмную глыбу дома, в глазницы окон с покосившимися раззявленными ставнями. Её подбородок мелко затрясся от тревоги, она с трудом встала и, шамкая впалым ртом, пошаркала к забору. Ухватившись обеими руками за штакетник, Никитична скрипучим голосом покликала в темноту двора:
- Семёнчик, слышь, что ли?
Придерживаясь рукой за забор, она заглянула во двор, пытаясь рассмотреть нежилую сторону дома, куда после смерти своей старухи дед уже не хаживал. Дом молчал. Старуха вернулась к калитке.
Позвала:
- Умка! - Рядом с осиротелой будкой недвижно лежала железная змея цепи.
Старуха снова огляделась – ни души. Когда-то их с Семёнчиком дома стояли в самом центре деревни. Теперь к ним на косогор вела одна-единственная тропка.

Внизу, в струях тумана, заглотившего улицы одну за другой, перемигивались окнами старые приземистые домики, будто передавая друг другу на расстоянии свежие сплетни. В густом, щедром на весенние таёжные запахи воздухе, слышалось жужжанье уже проснувшихся ос, мух, покрикивали лесные птахи. Никитична посмотрела на тропку, круто ведущую вниз, вздохнула. «Может, к внуку своему подался? - подумала она. - Вот и Умки нет». Подул холодный ветерок. Соседка поправила на сгорбленных плечах телогрейку и решила оставить всё как есть до утра.

Утром, когда уже собиралась бежать к участковому, Никитична услышала привычный скрип калитки возле дома напротив. Она хотела было расспросить Семенчика что да как, но, пока обдумывала, как подойти к нелюдимому соседу, крючок с легким дребезжанием упал в ушко на створке. Умка занял пост у будки, а входная дверь в дом гулко хлопнула. С того времени Семёнчик стал часто уходить в тайгу на два - на три дня. Дед сильно изменился - шагал по улице загорелый, подтянутый, на плече - лопата, глядел по сторонам – физиономия рыжей щетиной топорщится. В глазах - огоньки шальные, будто знает чего-то, но уж точно не скажет никому. Рядом Умка голосит – соседских собак дразнит. Что за чудо?!
« К полюбовнице, наверное, шастает на болота», - судачили старухи.

В тот самый день, когда Семёнчик в первый раз не вернулся домой, переполошив Никитичну, он по обыкновению пошёл на своё место собирать колбу. Но, задумавшись о чем-то по дороге, заплутал. Очнулся уже на зимнике. «Тьфу, ты! - в голос ругнулся дед. - Занесла же меня нелёгкая в этакую даль! Ты бы хоть тявкнул, что ли, - сердито посмотрел он на вилявшую хвостом собаку. – Теперь домой успеть бы засветло». Но тут Семёнчик вспомнил, что дорога эта вела на заброшенную базу треста «Сибпромохота». Когда-то трест активно занимался сбором ягод и дикорастущих растений. Он помнил, как ещё мальчишками они бегали по этой дороге, чтобы посмотреть, как возводятся корпуса. В юности Семёнчик даже успел поработать на ней помощником мастера. В середине восьмидесятых трест обанкротился, а его имущество ушло с молотка. Остались лишь никому не нужные стены конторы и хранилища как памятник Перестройке.
До базы было рукой подать. В том месте речушка Змеевка делала ещё один причудливый поворот. Её так и назвали за то, что прямых мест в ней раз-два и обчёлся – кружила она по тайге серебряной змейкой туда-сюда. Звонко бежит между болотцами и озерками, озорно перекатывается по пихтачам и ельникам. Такая речка – беда для путешественников. Держишься её левого берега, глянь – а она уже справа бежит. Наверное, и с дедом Семёном она сыграла недобрую шутку - погруженного в свои мысли, завела его подальше от заветного пихтача, будто жаль стало ей для деда таёжного лука. А ещё как на грех ружьишко своё дома оставил... Поразмыслив, дед решил переждать ночь на старой базе: «Пойдём, Умка. Знать, судьба нам ночевать в тайге. Авось обойдётся!»
Лес кончился неожиданно. На Семёнчика уставилась своими осиротелыми проёмами окон контора треста «Сибпромохота». Солнце уже касалось верхушек деревьев, вечерело, надо было готовиться к ночлегу. По дороге Семёнчик плотно набил рюкзак хворостом, и, увидев под ногами подходящую деревину, схватив её за один край, поволок к месту будущего ночлега.
Асфальтовая дорожка, ведущая от решетчатых ворот вдоль покосившегося, наполовину сгнившего забора со следами отколупывающейся зелёной краски, заросла травой. Всюду валялись ржавые железки, болты, гайки, куски труб, согнутая в диковинные клубки проволока и всякий другой хлам, указывающий на полное запустение некогда процветающего предприятия. На первом этаже конторы когда-то находился гараж. Теперь сорванные с петель железные ворота валялись неподалеку от входа. «Черметовцы орудовали, - догадался дед Семён. - Как же они собирались вывести такую громадину? Чудно!» Оставив рюкзак и деревину в гараже, он решил сделать ещё одну ходку за дровами. Острым охотничьим ножом нарезал лапника, поверх уложил толстую сухую ветку, хорошенько стянул один край ремнём, и, ухватив за свободный край, поволок своё будущее лесное ложе в гараж. Уже на самом выходе из тайги, у глухого распада, Семёнчик приметил зелёную щетину колбы. «А вот и ужин!» - довольно думал он, когда аккуратно срезал зелёные побеги и набивал ими карманы куртки. Возле гаража Умка, крутившийся всё время рядом, вдруг насторожился, в глотке у него глухо заклокотало, но в голос не залаял. Он с тревогой смотрел туда, где тёмная лента реки, тянущаяся прямо около километра, делала крутой поворот, скрывалась из виду. Дед Семён знал своего пса – Умка понапрасну тревожиться не станет. «Эх, ружьишко дома оставил…» - пронеслось у него в голове.
Через пару минут и до Семёнчика долетел низкий ровный звук. Что это?.. Из-за облаков вынырнул самолёт и, всё быстрее и быстрее увеличиваясь в размерах, стал приближаться к полуразрушенным постройкам «Сибпромохоты». Умка, приподнявшись на задние лапы, звонко, заливисто залаял. Выйдя из оцепенения, Семёнчик, повинуясь какому-то бессознательному внутреннему порыву, махнул крылатой машине. Темный силуэт самолета развернулся в воздухе и пошел на разворот. Снова зайдя в створ реки, машина стала снижаться. Почти задевая шасси верхушки деревьев, она долетела до начала плато, и, нырнув вниз, коснулась темно-бурых плит каменистой поверхности пляжа, которые тянулись вдоль правого берега речки.
Из-под колёс взметнулось облачко пыли, двигатель надрывно взревел, и, замедлив ход, винтокрылая машина покатила вдоль речки в сторону базы. Забор в том месте уже окончательно сгнил, щерясь в небо редкими столбами пролётов, и Семёнчик мог видеть, как из кабины военного самолёта (именно военного!) вылез лётчик в кожаной куртке и шлеме. Спрыгнув на землю, он жестом подозвал остолбеневшего деда. Семёнчик не сомневался – перед ним стоял военный истребитель времён Второй мировой войны! Уж он-то насмотрелся этой техники на ремонтных площадках! В тот военный год их семья жила в Красноярске. Отец Семёна Пантелеймон был механиком, как говорится, от бога, мать сутками пропадала в госпитале, вот и болтался пятилетний Сёма то в госпитале, то на ремонтной площадке.
Там и приклеилось к нему на всю жизнь ласковое «Семёнчик». Ремонтники то и дело подзывали: «Семёнчик, принеси это! Семёнчик, подай то!»
Тогда основной американской машиной, идущей на фронт, был истребитель «Airсobrа», или просто «кобра», как её называли летчики. Самолёт неплохо себя зарекомендовал в бою, но к русским морозам был совсем не готов. Вот и приходилось ремонтникам в Красноярске адаптировать машину к российским широтам: меняли непригодную для студёной погоды резину, заморские антиобледенители на наши – морозоустойчивые да трубки покрепче ставили… Некоторые лючки на «кобре» были настолько малы, что в рукавице только детская ручонка и могла пролезть, а без рукавиц работать было невозможно — пальцы на морозе мигом деревенели. Вот и намёрзся тогда маленький Сёма, помогая взрослым, чем мог.


Крайцев Валера
 
Valera73Дата: Суббота, 2014-12-13, 7:26 PM | Сообщение # 65
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 910
Статус: Offline
Владимир Софиенко

Небесная кобра (продолжение)


Именно туда по Красноярской воздушной трассе Уэлькаль – Сеймчан — Якутск — Киренск — Красноярск перегоняли американские самолёты наши пилоты по договору союзных государств. Там в короткие минуты отдыха механики передавали услышанные от летчиков истории об опасных, а подчас и гибельных перелётах через Чербский и Верхоянский хребты, Оймякон, где самым страшным врагом наших асов были лютые морозы. Рассказывали, к примеру, про летчика Терентьева, как-то у Верхоянского хребта у его «Кобры» отказал двигатель. Так вот он сумел посадить машину в непроходимой тайге прямо на речку. Говорят, если бы не оленеводы – так замёрз бы. Накрепко засела в памяти маленького Семенчика услышанная история, часто он представлял себе этого Терентьева, а по ночам и сам вместе с ним геройски сажал «кобру» в лесу и встречался с оленеводами.

Чего только ни передумал, чего только ни припомнил дед Семёнчик, пока приближался к истребителю, заодно и себя в очередной раз поругивал, что оставил дома ружьё. Потом и вовсе успокаивал себя, что самолёт дескать принадлежит какому-нибудь историко-патриотическому клубу да неопытный пилот заблудился. Дед не раз видел телепередачи с такими игровыми баталиями, когда участники, переодевшись в форму солдат разных эпох, а то и вовсе облачившись в латы, ходили стенка на стенку. Ну, дети детьми! Чем только народ себя ни развлекает! Их бы удаль да на сенокосе… А самолет-то с каждым шагом становился всё ближе и ближе — пилота уже разглядеть можно. Что-то подсказывало деду: всё, чем он себя только что успокаивал, – выдумки. Настороженная поза, расстегнутая кобура, нервно подрагивающие кончики пальцев у рукояти пистолета, подозрительный взгляд усталых цепких глаз выдавали сильное напряжение человека.
Как ни старался Семёнчик идти твёрдо, колени его предательски подрагивали. Чуя недоброе, вытянув вперед смолянистую морду с белым «бланшем» под правым глазом, будто перед ним добыча, рядом опасливо шёл Умка. Истребитель картинкой из далёкого военного детства лачил глаза свежей краской. Нос самолёта опирался на длинную тоненькую стойку и в сгущающихся сумерках напоминал неуклюжего гигантского таёжного комара, впившегося жалом в камень.

- Лейтенант Терентьев, лётчик, - первым представился пилот.
- Дед Семён, танкист, - вспомнил Семёнчик былые армейские годы и даже как-то приободрился.
- Шутник ты, отец, - чуть улыбнулся лейтенант, - в русско-японскую танков еще не было.
После крепкого рукопожатия он как-то сразу обмяк — усталость взяла своё, снял шлем, обтер рукавом взмокший лоб.
- Совсем вымотал меня Верхоянский, двигатель забарахлил, думал всё – конец. А тут гляжу – полосочка вдоль речки что надо – ровная, гладкая. У этого коня чуть что – нога передняя подламывается, а сейчас ничего, выдержал. – Лейтенант ласково посмотрел на «комариное жало».
- Населённый пункт далеко?
- Да как сказать? – замялся Семёнчик. - Если вдоль реки – одно дело. Напрямки, через чащу – другое.
- По карте показать сможешь?
- Чего же не смочь. - Нижняя губа Семёна обидчиво оттопырилась.
Лейтенант снял планшет, развернул карту.
- Вот здесь, - дед уверенно ткнул пальцем и, немного поколебавшись, заглянул лётчику в глаза:
- А ты откуда, сынок? - от былой настороженности деда, казалось, не осталось и следа.
- Бдительность проявляешь, отец? Правильно. Время сейчас такое. Посветить есть чем? – Лётчик зачем-то расстегнул нагрудный карман.
- Я сейчас костёр налажу – холодно уже, - засуетился дед.
- И то верно, заодно поужинаем. Как тут у вас с продуктами?
 Да есть маленько. – Семёнчик вспомнил о краюхе хлеба на дне рюкзака и душистом сале, предусмотрительно захваченных на всякий случай. С колбой это уже деликатес! Он в предвкушении вытащил из кармана добрый пучок таежного лука.
 Ничего, отец, - увлажнившиеся глаза лейтенанта вдруг загорелись ненавистью.
Он смотрел, как на западе зарево цвета киновари уже залило своим огнём пики вековых деревьев, и отблески этого пожара трепетали в его глазах.
- Разобьём фашистов – заживём! - всё больше распалялся пилот. - За всё ответят сволочи! За товарищей, что в тайге лежат, за то, что вы тут травой питаетесь, за всё! – Пилот сжал кулак и угрожающе потряс им в воздухе.
«Нет, на любителя не похож, – подумал дед, - слишком натурально играет».
- Тебе там сверху виднее, сынок, когда войне-то конец? – решил подыграть дед, чтобы мысленно выдать окончательный диагноз заигравшемуся «лейтенанту».
- Скоро, отец, скоро. От американских лётчиков я слышал, что вот-вот второй фронт откроется.
Дед почесал затылок. Глянул на новенький истребитель, потом на лётчика, задержал взгляд на Умке и махнул рукой:
- Шут с ним, пойдём ужинать, – и про себя добавил: «Поедим - увидим».
- Ради такого дела отведаем «второго фронта», - лётчик подмигнул, запрыгнул на крыло и, перегнувшись в кабину машины, покопался в своих вещах.
 Держи, дед! Чёрт с ним - с этим НЗ. - Он кинул вниз какой-то темный предмет.
Семён ловко поймал его и обомлел. В лучах заходящего солнца ещё можно было разглядеть на поблескивающей желтоватой поверхности жестяной банки надпись: «Свиная тушенка», ниже шли какие-то письмена на английском. Семёнчик их не понял, а в самом низу, возле самого донышка банки - уж никак не ошибиться — было выбито: New York, N. Y… Семёнчик узнал её: точно такую же банку американской тушенки он как-то получил в свой день рождения от одного летчика-истребителя на ремонтной площадке в Красноярске зимой сорок третьего года. Он уже не помнил, какая на вкус была тушенка, но блестящая банка с надписями на русском и английском языках ещё долго стояла на полке, напоминая ему о военном детстве. Дед зачарованно смотрел на банку. Лейтенант что-то эмоционально рассказывал, шагая взад-вперед рядом с оглушенным таким совпадением Семёнчиком, но тот его будто бы и не слышал.
- …Скажи там у вас в сельсовете, так, мол, и так, пусть людьми обеспечат, - потряс его за плечо пилот.
- Что? – встрепенулся Семёнчик.
- Я говорю: людей бы сюда, чтобы пляжную полосу подровняли. Мало ли что. Мне вот повезло – приземлился. А я своим доложу, что есть на экстренный случай запасная полоса. Ну, договорились?
- Угу.
- Хворост имеется? – лётчик потряс коробком со спичками.
- Угу, - задумчиво ответил дед и вытряхнул из рюкзака хворост. Он взял протянутый в темноте коробок - на этикетке нарисованный истребитель с красными звездами преследовал горящий самолёт со свастикой. Привычным движением Семёнчик достал спичку и чиркнул о шероховатую поверхность серы. Спичка вспыхнула. Вдруг порыв ветра загасил огонь. Дед, наконец, решился: он чиркнул снова и полуласково, участливо спросил:
- А скажи-ка, мил человек, какой сегодня, по-твоему, год?
Семёнчик поднял спичку так, чтобы в сумерках можно было разглядеть лицо напротив. Никого не было. Дед вышел из гаража, огляделся – никого.
- Что за чертовщина?! – прошептал он пересохшими губами.
 Солдатик! – жалобно позвал он в темноту.
Тишина.
Он глянул на речку, и неприятный холодок пробежал у него по спине. В наступившей темноте ещё можно было разглядеть, что никакого самолёта там не было - даже следов. Речка была, черная стена тайги по-прежнему прикрывала пляж, где еще недавно стоял истребитель, но сама машина как в воду канула. Семёнчик, в глубине души сожалея о своём партийном прошлом, три раза выразительно перекрестился:
- Царица небесная, спаси и сохрани!
Всю ночь дед не сомкнул глаз. Полная луна присматривала за Семёном огромным жёлтым глазом, заливая серебром ровную дорожку пляжа. А дед палил деревину, и ему мерещилась всякая нечисть: то тень отделится от деревьев на том берегу реки, то сама река вдруг оживет причудливыми тварями, то вскрикнет в тайге кто-то жалобно. Умка тоже не спал. Отойдёт от костра недалеко, прислушается, мордой поводит – запахов тревожных соберет и — назад, к огню, под защиту хозяина. С первыми лучами Семен засобирался в обратный путь. Только дома, плотно закрыв за собой дверь и зашторив окна, он заглянул в рюкзак. Вынуть банку сразу не решился, всё ощупывал, рассматривал в темной утробе рюкзака, словно не верил холодку под пальцами, а потом, вытащив банку с тушенкой на свет божий, постановил по центру стола и долго глядел на нее.
 Хорошо, - сказал он, наконец, сам себе, - посмотрим.


Крайцев Валера
 
Valera73Дата: Суббота, 2014-12-13, 7:27 PM | Сообщение # 66
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 910
Статус: Offline
Владимир Софиенко

Небесная кобра (окончание)


На следующее утро Семёнчик был во всеоружии. В рюкзаке уже лежала нехитрая снедь с расчетом на три дня, коробка с патронами, тёплый свитер и другие нужные в тайге вещи. Задержавшись в сенях, дед выхватил из груды сложенных в углу огородных инструментов лопату, возле крыльца отвязал радостно прыгающего Умку.
- Где пропадал, Семёнчик? Я вчерась ужо хотела к участковому идтить, - окликнула возле калитки соседка Никитична.
- Ты лучше приставь его к Лёхе, внуку своему. Опять рулады ночью под окнами выводил, - отрезал дед, пресекая расспросы.
Крючок на калитке брякнул, и хозяин, не оборачиваясь, поспешил в сторону леса — Умка не отставал. Теперь дед шёл короткой дорогой и к полудню был на месте. Набрал хвороста, наломал ещё лапника, оборудовал место для ночлега и стал ждать. Самолёт появился неожиданно, как и накануне. Махнув звёздными крыльями, пошёл на посадку. Притулив в угол ружьё, Семёнчик теперь сам вышел навстречу лётчику.
- Лейтенант Терентьев, лётчик, - первым снова представился пилот, будто и не виделись они вчера.
Тот же тревожный взгляд, нервные пальцы у кобуры...
Семёнчик тоже представился.
- Что за строения? – поинтересовался лётчик.
- Да вот... Охраняю, - уклончиво сказал дед.
Пошли к кострищу, разговорились: «Вот - второй фронт… Надо бы полосу подготовить… Хворост есть?». Семенчик добросовестно отвечал на все вчерашние вопросы, внимательно слушал будто заученную речь пилота о пригодности полосы. А в полночь сказочной Золушкой снова исчезли и летчик, и самолёт.
К середине июня в кухне на столе у Семёнчика красовались пятнадцать банок американской тушенки и пятнадцать неполных коробков спичек. Дед Семён всё так же исправно ходил в тайгу, счищал лопатой мох с каменистой поверхности пляжа, срезал кусты, встречал самолёт. Он давно перестал терзать себя вопросами и разными думами: что за самолёт, откуда он берётся, кто такой этот лётчик Терентьев? Всё равно ничего не надумаешь. Работы было много, и дед, как когда-то маленький Сёма, так же помогал своим. Вновь после смерти своей старухи он радовался жизни, ему нравилось встречать самолёт, «удивляться» второму фронту и даже слушать заезженную речь пилота. Дед как-то попытался сменить тему разговора, но лётчик, словно не слышал Семёна, гнул своё: надо, мол, полосу делать - и всё тут. И Семёнчик делал. Только вот силы у него были уже не те. Это раньше, в молодости, он мог на себе целые небольшие стволы деревьев таскать. Теперь же ему нужен был помощник, чтобы свалить пару пихт. Работника следовало подобрать неболтливого и в руках чтобы сила была – не на прогулку идти. После недолгих раздумий выбор пал на Лёху-десантника - внука Никитичны. Было ему под тридцать. Лёха этот после армии в город подался, в деревне говорили, что там на него то ли братки наехали, то ли он сам в братках ходил. В общем, сбежал он из города от кого-то - может, от властей, а может, от бандитов. История тёмная, но Семёнчика не это заботило. Лёха сильно пил. Бывало вечером начнёт песни орать - спасу нет. Утром ходит по дворам - работу ищет, где за деньги, где за пол-литру, а вечером снова заводит «Ан двенадцать набирает высоту», и под конец песни какой-то паренёк, «не найдя купола над головой», в очередной раз разбивался насмерть. Последний куплет всегда шел вперемешку рыданиями Лёхи и диким воем Буяна, собаки Никитичны.

- Ну что, пихту завалить сможешь? – спросил дед Лёху.
- Для тебя, дед, хоть слона завалю, - Лёха возвращался с халтуры и был навеселе. - Я, Семёнчик, всегда правофланговым был. - Двухметровый детина самодовольно улыбнулся и сильнее заломил на голове замасленный голубой берет.
- Ты сегодня свою шарманку не заводил бы...
- Какую еще шарманку? – мутные глаза Лёхи подозрительно уставились на соседа.
 Ту, из-за которой десантник всё падает да никак разбиться не может. Выспаться надо. Пойдём спозаранок.

Наутро изрядно помятый Лёха зашёл к Семёнчику.
- Дед, аванец бы мне...
- Какой ещё «аванец»? - сурово поднял бровь Семёнчик.
- Граммов сто...
- Ничего, на месте опохмелишься, гвардеец. Жди меня во дворе, - дед был непреклонен.
Перед выходом Семёнчик открыл шкаф в спаленке, извлёк из-под всякого тряпичного хламу огромную бутыль с коричневатой жидкостью, с усилием вытащил пробку, поморщился от самогонных паров, ударивших в нос и, наполнив жидкостью поллитровку, сунул её в рюкзак.
Всю дорогу Лёха молчал. На его красном от ночного веселья, взмокшем лице были видны следы похмельных страданий. Он плёлся, плохо разбирая дорогу, тяжело дышал перегаром в спину Семёнчику. К базе вышли, как говорится, по графику — как планировал дед.
- Не томи, Семёнчик, - заскулил Лёха, мешком рухнув на лапник в гараже, и жалобно поглядел на деда.
Тот неторопливо развязал рюкзак, достал бутылку.
- Смотри, Лёша, - деловито предупредил дед, кивая на пузырь, - эта штука очень сурьёзная – я сам гнал и на травках нужных выстаивал. От неё таких правофланговых вытягивало, не чета тебе.
- Не переживай. Здесь всего тридцать три «булька». Я и не столько держал. – Лёха с силой дунул в граненый стакан и честно, бульками отмерил сто граммов.
- Смотри, как бы к вечеру к тебе твой «десантник» не прилетел. – Семёнчик хитро улыбнулся: кто поверит пьяному Лёхе, что он самолет видел в тайге?!
Дело заспорилось. Лёхин тельник мелькал повсюду: хворост собрать, дров нарубить, пихту завалить, кусты кое-где подрезать. К вечеру всё было готово. Каменистое плато теперь было не узнать – снова ровная, как доска, полоса.
- Семёнчик, для чего тебе это? – Лёха махнул свободной от стакана рукой в сторону полосы.
- Пил бы ты меньше, Лёша, - переменил тему дед, избегая объяснений.
Лёха опрокинул в глотку содержимое стакана, крякнул и потянулся к закуске. В то же мгновение над тайгой появился самолёт. Лёхина рука так и застыла в воздухе, не дотянувшись до куска сала. Махнув крылом, «кобра» пошла на второй круг. Лёха, сидя с открытым ртом, ткнул пальцем в самолёт, только что севший на полосу, и что-то промычал.
- Я предупреждал тебя, Алексей, - строго сказал Семёнчик и направился к самолёту.
Поздоровались. Дед получил очередной гостинец. Пошли к гаражу. Всё как обычно, да не совсем. Вдруг пилот сказал Семёнчику:
- Хорошая полоса получилась, спасибо, отец. Может, и к награде тебя представят. Теперь можно садиться.
- Кому садиться? – дед, надеясь, что сейчас ему скажут что-то важное, затаил дыхание, ловя каждое слово.
Лётчик тряхнул головой, словно сбрасывая с себя какое-то оцепенение, но вместо ответа дед услышал:
- Хворост имеется? – И очередной коробок лег в грязноватую мозолистую ладонь Семёнчика.
В сторонке, затаившись, на куче мусора сидел Лёха, сверкая из темного угла белками глаз. Он с недоумением уставился на человека в кожаной куртке, а тот, в свою очередь, сурово зыркнув на верзилу в изодранной тельняшке, ткнул в него пальцем, словно с плаката времён Отечественной войны, и грозно спросил:
- Дезертир?
- Контуженный он на всю голову, - беззаботно махнул рукой дед на Лёху и опустил глаза, - комиссовали недавно. Вот вожусь теперь.
По тому, как Лёха удивленно вскрикнул, закрывая лицо руками, будто защищаясь от удара, Семёнчик понял, что пилот снова растворился в воздухе.
- Налить ещё? – ухмыляясь, улыбнулся дед, протягивая на четверть наполненную бутылку.
Лёха испуганно замычал.
- А я тебя предупрежда-ал – сурьёзная штука! – назидательно протянул дед, а затем опытным глазом отмерил в стакан сто граммов и залпом выпил. Семёнчик был доволен. И не сколько его радовало, что лётчик посулил ему награду (зачем она ему?), сколько радостно было от того, что он смог помочь своим, как в детстве, когда в замерзших ладошках держал стылый инструмент, когда бежал встречать каждый самолёт, с завистью глядя на усталые, но счастливые лица пилотов; радовался, что здесь, в этом укромном таёжном месте, как и раньше, люди живут вместе, когда человек человеку друг, и что всё, как и в детстве, по-честному – здесь не было дельцов и бандитов, ожиревших банкиров и лохов. Там, на западе, был враг – и он будет разбит! Так было всегда, когда они играли с ребятами в войнушку.
Дед сел у костра, смахнул со щеки счастливую слезу и во все горло грянул:
Броня крепка, и танки наши быстры,
И наши люди мужества полны,
В строю стоят советские танкисты,
Своей великой Родины сыны.
На следующий день Семёнчик доставил притихшего Лёху домой. Рядом с дедовой избой стоял уазик Степана. У внука был свой кооператив в городе. С ранней весны ездил он по деревням, договаривался с пасечниками о ценах на мёд. У старика он был редким и недокучливым гостем. И никогда не заезжал в разгар заготовки мёда, а тут - случай неординарный, прикатил в июле. Дед любил своего внука, но занятие его никак не мог принять. Вот и сейчас начал внуку мораль читать:
- Тебе, Степан, твоё богатство глаза застило. А человек он для того и есть, чтобы внутрь себя заглянуть, понять, кто он таков и для чего чадит на свете белом. Вот если поймёт он это, тогда каждый божий день будет для него дороже злата-серебра…
Так и уехал Степан, не выведав, чего это дед в тайгу с лопатой шастает.
А на следующий день Семёнчик слёг. Вытянула тайга силы из деда, забрала сырыми ночами. Не знай Никитична новую привычку своего соседа уходить надолго в тайгу, наведалась бы к старику, но случилось так, что деда поздно хватились. А виной всему гражданский самолёт, что с начальством из области как снег на голову сел на дедову полосу. Много шума наделала эта аварийная посадка. Самолёт тот в город летел, когда в пути что-то случилось с двигателем. Пилот АН-28-го сразу смекнул - кто-то приводил в порядок пляж у речки. «Сесть негде – тайга. Гляжу: речка чёрточкой блестит и пляж – ни кустика, ни деревца, чистый ровный, как подгадал кто! Я на круг, а потом на глиссаду», - рассказывал он потом журналистам.
Не случись этого, не спас бы он ни машины, ни пассажиров, что летели этим рейсом. В деревню репортёры из города понаехали. Местные газетчики подняли шум: что да как, кто герой? Тут Леха про деда Семёна и вспомнил.

Очнувшись от горячки, дед удивлённо поглядел на скопление народа вокруг него, казалось, лопнет его изба от такого количества людей. У кровати хлопотали врачи в белых халатах, репортёры с фототехникой, чиновники в строгих костюмах, деревенские… Но пуще всего он удивился человеку в лётной форме, что сидел напротив, и его тревожным, цепким глазам. Эти глаза он узнал бы из тысячи других, когда-либо виденных им за всю его долгую жизнь. С каким нетерпением каждый раз он ждал, когда этот усталый недоверчивый взгляд серых глаз из-под лётного кожаного шлема засветится приветливо и хриплый голос весело скажет: «Ради такого дела – отведаем «второго фронта».
- Терентьев? – слабый голос Семёна был едва слышен.
- Терентьев, - в свою очередь, удивленно пробасил пилот. - Откуда известна моя фамилия, дедушка?
Семён окинул потухшим взглядом комнату, стараясь не пропустить ни чьего лица, посмотрел на Лёху, репортёров. Вдруг глаза деда осветились догадкой.
- Посадил? – одними губами спросил он пилота.
- Посадил, дедушка, посадил! Скольких людей вы спасли!
- Мы спасли, - шептали губы, - и ещё, дед твой – лейтенант Терентьев.
- Вы знали его? – от удивления пилот даже привстал со стула.
 Знавал, - слова давались Семёну с трудом, - он тебе гостинца передал: второй фронт. Там, на столе…

Деда увезли в районную больницу. После врачи говорили, что на день бы раньше… «Кто ж знал?» - разводила руками Никитична, утирая кончиком платка накатившую слезу. Сердобольная соседка хотела взять к себе Умку, но пёс куда-то пропал. Как-то осенью охотник тот, что с дальней заимки, рассказывал: в тайге, аккурат на той речке, где самолет недавно сел, видел он черного пса с белым «бланшем» под правым глазом – бока впалые, одна кожа да кости. Тощий пёс сидел недвижно. Вытянув вперед черную как смоль морду, прислушивался. Будто ждал чего-то…

(Карелия)


Крайцев Валера
 
Valera73Дата: Суббота, 2014-12-13, 7:28 PM | Сообщение # 67
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 910
Статус: Offline
Ольга Коптева

СЕМЬ ТЫСЯЧ ЗА ПОЦЕЛУЙ В ЩЁЧКУ


Сегодня был замечательный день! Ульяна улыбалась, собирая со стола грязную посуду. Она уже соскучилась по внукам. И вот сегодня, в первый день каникул, они весь день были у неё в гостях. Все вместе они гуляли по берегу замерзающей реки, валялись в неглубоком ещё снегу и пили чай с вареньем и лепёшками. Ульяна была счастлива!

От этих мыслей её отвлёк лай дворовой собаки. Так она гавкала только на незнакомых людей. Накинув на плечи куртку, женщина вышла на улицу. В распахнутой настежь калитке стоял молодой мужчина.
- Простите, я хотел бы видеть бабу Улю Козлову, мне сказали, что она здесь живёт.
- Да, это я.
- Да нет, мне нужна бабушка, у которой уже внуки есть. Видимо, она постарше вас.
- Никакой другой здесь нет. А я – самая настоящая бабушка, у меня – четверо внуков. Да, в чём, собственно, дело?
- Я не ожидал увидеть настолько молодую бабушку. Вам ещё на танцы ходить. Даже я обратил бы на вас внимание.
- С возрастом у меня всё в порядке - пенсионный. Так что за дело у вас ко мне?
- Может, вы меня в дом пригласите? А то ваша собака так и норовит цапнуть меня за ногу?
- Ой, извините, конечно! Пойдёмте!
- Ещё одно уточнение можно, баба Уля? У вас дочь в городе есть?
- Да, две дочери у меня там проживают.
- А как их зовут?
- Наташа и Марина.
- Ну, значит всё правильно. – выдохнул мужчина, - а то я уже засомневался, туда ли попал. Моя жена общается с вашей Наташей. Поповы мы, Андреем – меня зовут. Дело у меня вот такое. Неотложное. Я занимаюсь торговлей. Телефоны, компьютеры, всё такое. Закупаю во Владивостоке – там намного дешевле. И вот, недалеко от вашего села у меня сломалась машина. Нельзя ли оставить её у вас где-нибудь, дня на три? Вы не волнуйтесь, я вам щедро заплачу, да ещё шампанское с тортом в-придачу с меня!
- Да, конечно! Загоняйте во двор. Здесь с ней ничего не случится. А мне от вас ничего не нужно.
- Дело в том, что мне нужно заплатить за эвакуатор, а у меня в наличности - только евро. Хотел здесь карточку обналичить, а единственный банкомат в селе сломан, «выплёвывает» карту, и всё! Вы не могли бы мне одолжить денег на три часа? Мне очень неловко об этом просить, но вот сложилась такая нелепая ситуация!
- Сколько денег вам нужно?
- Двенадцать тысяч у меня есть, не хватает всего семи тысяч. А я вам оставлю евро.
- Что мне с ними делать в нашей деревне?
- Да вы не волнуйтесь, часа через два я пригоню свою машину к вам, верну вам деньги (две тысячи оплачу «сверху»). А вы вернёте мне евро. Вот и всё.
- Да нет, что вы, - засмущалась Ульяна, - я вам верю. Зачем мне евро? Конечно, я вас выручу.
И она направилась в комнату.
- Да, у меня сегодня день рождения. Можете поздравить. Вот устроил, так устроил себе праздник!
Улыбаясь, Ульяна протянула мужчине деньги.
- С днём рождения! Желаю вам всего хорошего.
На радостях мужчина поцеловал бабу Улю в щёчку.
- Ой, что вы? Не нужно!
- Вы прекрасная женщина. Вы даже не представляете, как меня выручили! Я пойду? А то уже темнеет. Через два часа ждите, вернусь, тут и рассчитаемся.
- Хорошо. Конечно, я подожду.
Уля была довольна собой. День и заканчивался прекрасно. Она была рада, что помогла человеку. Ожидая машины с эвакуатором, она вскипятила чай, поджарила котлеты и достала из подполья баночку солёных огурцов.
Прошло два часа. Незнакомец не появился. «Наверное, с эвакуатором проблемы, ждут долго. В нашей глуши и не такое возможно» - думала она, коротая время у телевизора с вязанием в руках. Прошёл ещё час, и ещё… Начиная понимать, что её провели, как лохушку, Ульяна стала смеяться.
- Вот, знаю же, что я такая доверчивая натура – и всё равно попадаюсь на крючок! Дура, она и есть – дура!
Спрашивая себя, ещё и ещё раз, как бы она поступила, если бы почувствовала подвох, Юля, вздохнув, подумала, что деньги мужчине дала бы всё равно. Грех – не выручить человека.
Этот человек был так учтив с ней, он так неподдельно смущался, одалживая денег. Как же всё-таки приятны женщине комплименты! Засыпая, она улыбалась и благодарила Бога за предоставленный ей жизненный урок.

На следующий день она позвонила дочерям в город и стала расспрашивать их о друзьях по фамилии Поповы. Ни у той, ни у другой таковых не оказалось.
- Мама, ты вчера , при этом мужчине, не догадалась позвонить? – спросила Наташа.
Ульяна засмеялась:
- В том-то и дело, что даже не «торкнуло»! Я ему поверила безраздельно. Подумала, что друзьям дочери помогу в любом случае.
- А, может быть, он ещё объявится? – оставляя надежду, предположила Марина.
- Нет, дочь, уж на что я наивная, и то уже поняла, что в лохотроне я нынче проиграла. Остаётся только надеяться, что когда-нибудь я поумнею.
- Ты только слишком уж, не расстраивайся. – посочувствовали обе дочери.
- Да, что теперь говорить. Жива-здорова, ведь!

Ульяна так и решила для себя: помогла человеку, и ладно. А что он её обманул – так пусть это останется на его совести. А если он таким образом себе на жизнь зарабатывает, не будет ему счастливой доли. Бог не допустит.


Крайцев Валера
 
БелоснежкаДата: Воскресенье, 2014-12-14, 12:02 PM | Сообщение # 68
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 5870
Статус: Offline
Всем Участникам и Организаторам
душевное спасибо за удивительные и красивые рассказы!



Привет с Волшебного острова Эхо!
остров
 
ВсадникДата: Понедельник, 2014-12-15, 11:16 AM | Сообщение # 69
Советник Хранителя
Группа: Проверенные
Сообщений: 197
Статус: Offline
Друзья, если планируется продолжение Конкурса или новый
тематический Турнир на Галактическом Ковчеге,
примите вклад участника, приславшего на Ковчег Души
эти произведения.
http://www.stihi.ru/2014/12/02/8125

Эта странная душа

"Разлука" http://www.stihi.ru/2013/08/03/249
"Сальто-мортале" http://www.stihi.ru/2014/11/07/11001
"Ирий" http://www.stihi.ru/2014/10/05/41
"Глазами твою я почувствую речь..." http://www.stihi.ru/2014/07/30/872
"Бывают дни..." http://www.stihi.ru/2013/11/18/285
"Огонёк" http://www.stihi.ru/2013/10/28/5797

Владимир Сорочкин 15.12.2014 03:05


Путь открыт и цель ясна!
 
LegacyДата: Понедельник, 2014-12-15, 11:59 AM | Сообщение # 70
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 511
Статус: Offline
Отличные рассказы! Спасибо всем авторам, за такое великолепие!
Думаю, конкурс удался и сборник получился великолепный.


Прикрепления: 3601702.jpg (122.1 Kb)


Не понимаю, где живу, в реале или параллельном мире...
Здесь я - Наталья, а там - Сказочница.
 
gus55elДата: Понедельник, 2014-12-15, 1:04 PM | Сообщение # 71
Советник Хранителя
Группа: Модераторы
Сообщений: 294
Статус: Offline
Уважаемый Валерий, а где можно увидеть
сборник рассказов с конкурса 
"Эта странная душа?"


Evelina
 
Valera73Дата: Понедельник, 2014-12-15, 1:25 PM | Сообщение # 72
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 910
Статус: Offline
Сборник рассказов с конкурса в двух книгах можно будет увидеть и заказать здесь - http://serebryanayanitb.storeland.ru/

Материал ещё готовится к изданию.

Вступительное слово

Друзья, по итогам Конкурса ДЕБЮТ РАССКАЗОВ – «ЭТА СТРАННАЯ ДУША» будут изданы две книги.
Радует, что география участников обширна. Это и Амурский край, и Южный Урал, Кубань, Армения, Беларусь, Казахстан, Украина, Карелия, Москва, Санкт-Петербург и т.д.

…Надо ли объяснять, почему Душа человека интересна в любой своей ипостаси? Именно форма рассказа позволяет выразить состояние переживания, радости, любви, ожидания. Показать, как она, Душа, проявляет себя, оказываясь в сложных жизненных перипетиях? Как относится к дружбе и предательству? Может ли переступить через своё человеческое достоинство ради корысти и наживы?
Вопросов, касаемых сомнений, щедрости и благородства или ущербной мелочности - бесконечное множество.
А потому мы не измеряем творчество наших авторов шаблонной меркой.

И не случайно Конкурс, объявленный издательством «Серебряная Нить», проходит под названием «Эта странная Душа». Творческий Союз "Серебряная Нить" совместно с Международным проектом сотворчества мастеров «Галактический Ковчег" (http://kovcheg.ucoz.ru,/), предлагая эту конкурсную тему, считает, что в ней смогут проявить свои способности как начинающие писатели, так и писатели состоявшиеся.

Для кого-то участие в Конкурсе позволит увидеть свой первый рассказ, опубликованный в книге и сподвигнуть на новый виток высокого творческого сознания. Для зрелых писателей понятие «дебют» будет считаться дебютом именно в этой книге, этого проекта.
Разместив под одной обложкой произведения профессиональных прозаиков и молодых литераторов, и просто авторов, впервые выразивших свою душу в форме рассказа, мы думаем, что их прочтение будет интересно как молодому, так и старшему поколению любителей литературы. Ведь разные взгляды притягивают внимание разных людей. А душа – это всё-таки самое большое богатство, которым способен обладать человек.
Серебряная Нить


Крайцев Валера
 
gus55elДата: Понедельник, 2014-12-15, 1:54 PM | Сообщение # 73
Советник Хранителя
Группа: Модераторы
Сообщений: 294
Статус: Offline
Valera73, благодарю Вас!

Evelina
 
Valera73Дата: Вторник, 2014-12-16, 3:30 PM | Сообщение # 74
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 910
Статус: Offline
Дорогие Друзья!

Книги победителей конкурса "Эта странная душа"
теперь доступны для авторов и читателей!


Книга первая -



Заказать

Книга вторая - 



Заказать


Крайцев Валера
 
gus55elДата: Вторник, 2014-12-16, 4:05 PM | Сообщение # 75
Советник Хранителя
Группа: Модераторы
Сообщений: 294
Статус: Offline
Valera73, очень красивый сборник получился,
оперативно всё было сделано. Благодарю Вас,
Валера! С уважением,



Evelina
 
MгновениЯДата: Вторник, 2014-12-16, 5:07 PM | Сообщение # 76
Ковчег
Группа: Администраторы
Сообщений: 18294
Статус: Online
Благодарность Организаторам и Всем Авторам!
МОЛОДЦЫ!
На дружественных Форумах уже размещена информация о наших книгах.




Публикации на Стихи.Ру и Проза.Ру
http://stihi.ru/2014/12/16/6147
http://stihi.ru/2014/12/16/6169

и
http://proza.ru/2014/12/16/1342
http://proza.ru/2014/12/16/1344


Желаю Счастья! Сфера сказочных ссылок
 
LegacyДата: Вторник, 2014-12-16, 5:21 PM | Сообщение # 77
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 511
Статус: Offline
Здоровский сборник!
Красивая книга и красивое наполнение.
Молодцы!

Прикрепления: 1507573.jpg (29.0 Kb)


Не понимаю, где живу, в реале или параллельном мире...
Здесь я - Наталья, а там - Сказочница.
 
nicolaevnaДата: Вторник, 2014-12-16, 6:05 PM | Сообщение # 78
Участник Ковчега
Группа: Проверенные
Сообщений: 20
Статус: Offline
Большое спасибо организаторам за книгу! Я заказ уже сделала.

Елена Шмелёва
 
ГостьДата: Воскресенье, 2015-07-26, 8:22 PM | Сообщение # 79
Советник Хранителя
Группа: Проверенные
Сообщений: 1072
Статус: Offline
Как я сходила в лес за клубникой

Не буду я сегодня ничего делать на даче. Соседка сказала, что в соседнем лесочке есть большие поляны с клубникой. Пойду, поищу. Давно не была в лесу.
Опушка леса заросла высокой травой. Из травы выглядывают ярко-жёлтые Купавки, розовые метёлки Иван – да – Марьи, голубые Колокольчики Ромашки, ещё какие-то цветы. Я названий не знаю. Невольно залюбовавшись этой красотой, останавливаюсь. Как здорово! Даже в лес заходить не хочется.
Ой! Бабочки! Совсем не боятся меня. Почти на плечи садятся. Да ты смотри, что делают?! По глазам крылышками. Странные какие-то.
Невольно поднимаю руку, чтобы отогнать их от лица. Три бабочки тут же садятся на руку, в ряд, с расправленными крылышками. Я замираю от неожиданности и удивления. Рассматриваю их. Коричневые. С зелёным ободком по низу крылышек. На крыльях какой-то узор ярко- жёлтого цвета.
На что-то похоже… Ба!..У первой как бы буква S, у второй – O,
у третьей – S. Механически складываю буквы в слово. Получается – SOS.
SOS. SOS… Спасите Наши Души. Спасите Наши Души…?!?!?!.
Бабочки взлетают и, покружившись, опять садятся на руку в том же порядке. Опять взлетают, пролетают несколько метров в сторону леса, возвращаются, садятся. Опять взлетают… И так несколько раз. Чувствую озноб. По коже пошли мурашки. Мистика какая-то…Где-то глубоко (в подсознании?!) формируется какая-то смутная мысль, даже не мысль, а ощущение тревоги и необходимости что-то делать.
Бабочки, будто ощутив это моё состояние, взлетают и снова летят в сторону леса. Иду за ними Они летят, иногда, по одной, возвращаясь ко мне, и, посидев на моём плече, как бы отдыхая, снова улетают вперёд. Идём довольно долго, около получаса.
Вдруг, мне кажется, что я слышу детский плач. Вздрагиваю, останавливаюсь и прислушиваюсь. Снова плач. Ускоряю шаг. Почти бегу за бабочками. Метров через сто выбегаю на поляну. От неожиданности резко останавливаюсь, почти падая. Посреди поляны сидит чудный ребёнок. Лет трёх. Он плачет и трёт глазки маленькими кулачками. Подхожу к нему и присаживаюсь на корточки. «Ты кто? Что с тобой?». Он поднимает на меня глаза. Это – неземные глаза. Огромные, заходящие на виски. Необыкновенного ярко-лилового цвета. Также необычно, по земным меркам,
огромный лобик. Ярко--жёлтые кудрявые волосы. Необычно белая кожа.
Ребёнок протягивает ко мне ручки и…улыбается. Сердце моё почти останавливается от любви, жалости и…жути. «Милый мой! Да откуда ж ты взялся?!». Беру его на руки.. Одет в какой-то балахончик из, похожей на льняную, ткани зелёного цвета. Ножки, ручки похожи на наши. Ребёнок прижимается ко мне, обхватывает мою шею ручками.
Оглядываю поляну. Никого и ничего необычного не вижу.
«Что же делать-то с тобой?! А?! Говорить-то умеешь?!». Он что-то лопочет. Но я ничего не понимаю.
Ну, ладно. Пошли. Так… С моими способностями к ориентации… Бабочки,как будто услышав мысли, взлетают с плечика малыша и летят.
Иду за ними…

Иду за бабочками.
Малыш прижался ко мне и уснул, уткнувшись в мою щеку, так и не размыкая обнявших шею ручек. Странно – я почти не ощущаю его веса. От него исходит необычно приятный свежий аромат. Очень лёгкий, волнообразный.
Кто же ты? Как сюда попал? Что мне с тобой делать? Представить страшно, что будет, если сообщить официально. И куда сообщать? Замучают ведь ребёнка. И не сообщать нельзя. Не утаишь. Вот так кроссворд…Непроизвольно сильно прижимаю его к себе, представив весь возможный кошмар.
Малыш вздрагивает и просыпается. Отрывает головку от моей щеки и широко раскрытыми глазами смотрит на меня. Мне кажется, что я растворяюсь в этом взгляде. В сердце как бы втекает тёплая волна.
Малыш что-то произносит мелодичным голосом. Для меня это звучит как протяжное ОМ. В голове возникает лёгкий звон. В некоторых точках позвоночника и головы возникает ощущение вращения. Страха нет. Возникает желание прислушаться к себе. Останавливаюсь. Бабочки как будто это слышат. Подлетают к нам и садятся к ребёнку на плечи. Чувствую, что мои руки слабеют и, чтобы не уронить ребёнка, опускаю его на землю. Чувствую, что и ноги становятся ватными. Вынуждена сесть на землю. Чтобы не свалиться на бок, прислоняюсь к берёзе спиной. Мальчик стоит предо мной и продолжает смотреть в мои глаза. Ощущение вращения прекращается и я начинаю растекаться. Я становлюсь очень большой Мне кажется, что уже не я на земле, а Земля во мне. Хочется закрыть глаза и ни о чём не думать. Закрываю глаза и продолжаю растекаться.
Ощущение невыразимой радости…

Ощущение невыразимой радости.
Продолжаю растекаться. И вот уже вся Вселенная во мне. И, в то же время,
Я это – Я. Я – центр всего. Думать очень тяжело. Всё на уровне ощущений. Возникает какой-то звук. Как будто бы множество детских голосов слиты в одну высокую беспрерывную ноту. Звук нарастает – или звук стремительно приближается ко мне, или я - к нему. Радость, радость…
Мгновение, и я сталкиваюсь со звуком. Беззвучный взрыв, ослепительная вспышка. И пространство распадается на множество солнечных осколков.
Осколки начинают быстро вращаться в каком-то осознанном движении. Снизу поднимается ещё один осколок и включается в общее движение. Понимаю, что это -мой малыш. И вот его уже не отличить от других. Смутно возникает ощущение чего-то знакомого. А… это же танец светил или планет, или зодиаков?! Его исполняют в некоторых монастырях. Кажется так. Но думать очень сложно. Через какие-то мгновения осколки непостижимым образом трансформируются в золотые розы. Изумительное зрелище. Ещё несколько мгновений и это - уже золотые сияющие спиральки и пирамидки. И вдруг приходит чёткое осознание, что это – Ангелы. Ангелы!!! Мой малыш – Ангел?!. Мгновение…и всё исчезает.
Вновь чётко ощущаю расширение. Я – во всём, и всё – во мне. Но, Я – всё же – Я. Невозможно на чём-либо сфокусироваться. Сознаю, что я всё знаю и всё могу. Стоит только захотеть. Но я ничего не хочу. Мне просто радостно это сознавать. И никакого страха. Ощущение беспрерывной вибрации.
Ещё мгновение и - нет ничего. Полный мрак. Абсолютная пустота. Я чётко сознаю, что могу проникнуть куда угодно. Вдруг я начинаю сворачиваться Сворачиваюсь и – исчезаю. Меня нет. И от этого невыразимо хорошо. Сознаю, что это и есть – блаженство. Оказывается блаженство это – когда тебя нет. Когда нет ничего. И нет никаких ощущений. Меня, нет, и я не хочу быть Я…
Я есть ОН…
Проваливаюсь в НЕГО…

Как не хочется открывать глаза. Говорят, чтобы не забыть сон, не нужно сразу открывать глаза, шевелиться и дотрагиваться до головы. Такой странный сон приснился. Как говорится, нарочно не придумаешь. Я ведь как бы умерла… Вроде живая. Сидя я что ли спала?! Наверное, в кресле уснула. Светло как-то. Ш ум приятный, как будто в лесу. Птички поют. Как хорошо! Ой! Кто-то поруке ползёт. Резко открываю глаза и смотрю, кто это, или что это. Паук. Большой, с ярко жёлтым брюхом. Подставляю ему ладонь другой руки. Он спокойно, не торопясь, на неё переползает и останавливается посредине, явно не собираясь уползать. Ты смотри-ка! Не боится. Подношу руку к ромашке. «Давай, топай!». Паук с явной неохотой туда перебирается. « Наташа! А ты ведь тоже не боишься. Тебя ведь даже от косиножек мороз пробирал и ты почти визжала.?!».
Вдруг сознаю, что я действительно в лесу. Сижу под берёзой. Рядом ведёрко, наполненное отборной клубникой. Очень интересно. Перегрелась что ли? Сегодня тридцать градусов обещали. Шумит листва берёз. Поют птички. Над головой голубое небо. По нему плывут лёгкие белоснежные облака. Пахнет нагретой берёзовой листвой, травой, цветами. В траве мельтешат какие-то насекомые. Летают бабочки. Бабочки! Те самые?! Коричневые, с зелёной каймой по краю крылышек и с ярко-жёлтым рисунком на них. Хочу рассмотреть рисунок и протягиваю к ним ладошку. Но бабочки не реагируют и улетают по своим делам. Неужели действительно – коллективный разум?! Ладно, пусть летят.
Не хочется шевелиться, не хочется ни о чём думать. Прислушиваюсь к своему, необычному состоянию. Ощущаю себя всё такой же большой, как во сне (?!). И сердце – огромное. Неожиданно приходит осознание (или ощущение), что я люблю эти деревья, эту травку, этих паучков и муравьёв, эти деревья, это небо в облаках. Что я - люблю Землю. Что Земля во мне, в моём сердце. Люблю до щемящей боли. Что я слышу её радость и боль. Из глаз бегут слёзы радости и нежности. Я не могу их сдержать. Совершенно потрясающее состояние. Через сердце как будто льётся беспрерывный поток Любви и Нежности. Никогда такого со мной не было. Расколоть меня на слёзы - довольно сложная задача. Постепенно успокаиваюсь.
Так что же это было? Сон или явь?!
В сознание врывается звук машины. Так. Значит рядом трасса. За трассой – дачный посёлок. Я почти дома. Сиди, не сиди, думай, не думай, а нужно идти. Как говорила Скарлет – об этом я подумаю завтра.
Что- то шляпа моя сбилась. Снимаю, чтобы поправить волосы и снова её надеть. Что за нитка? Ярко-жёлтая. Кольцом. Кладу её на ладонь и рассматриваю. Да, нет. Это – не простая нитка. Сердце ёкает. Это – волос. Даже не волос, А, похожая на золотую, очень тонкая проволочка, свёрнутая в кольцо…

А сердце – большое, большое… И через него льётся и льётся – ЛЮБОВЬ…


да воздается по трудам всегда

Сообщение отредактировал Гость - Воскресенье, 2015-07-26, 8:22 PM
 
MгновениЯДата: Понедельник, 2015-07-27, 9:01 AM | Сообщение # 80
Ковчег
Группа: Администраторы
Сообщений: 18294
Статус: Online
Гость, спасибо огромное за ваш волшебный рассказ, он чудесен и значим!



Желаю Счастья! Сфера сказочных ссылок
 
Галактический Ковчег » ___Галактический Пир на весь Мир » Турниры и Конкурсы » Дебют рассказов - Эта странная Душа (конкурс проекта Серебряная Нить)
  • Страница 4 из 5
  • «
  • 1
  • 2
  • 3
  • 4
  • 5
  • »
Поиск:


Друзья! Вы оказались на борту сказочного космолёта
"Галактический Ковчег" - это проект сотворчества мастеров
НАУКА-ИСКУССТВО-СКАЗКИ.
Наши мастерские открыты гостям и новым участникам,
Посольские залы приветствуют сотворческие проекты.
Мы за воплощение Мечты и Сказок в Жизни!
Присоединяйтесь к участию. - Гостям первые шаги
                                                   
Избранные коллекции сотворчества на сайте и главное Меню
***Царства Мудрости. Поэма атомов
.. на форуме  на сайте

Все Проекты Библиотеки.
 Сборники проектов

Город Мастеров

Галактический Университет

Главная страница
Все палубы Форума 
Главный зал Библиотеки
Традиции Галактического Ковчега тут! . . ... ......
..

Лучшие Авторы полугодия: Просперо, Constanta, ivanov_v, Натья, Въедливый, bragi
Самые активные издатели: ivanov_v, Шахерезада
....... - .. Раздел: Наши Пиры - Вход _ИМЕНА Авторов -Вход ...
Хостинг от uCoz

В  главный зал Библиотеки Ковчега