Дата: Четверг, 2020-12-03, 3:17 PM | Сообщение # 21
Администратор
Группа: Администраторы
Сообщений: 6921
Статус: Offline
А ведь стоит перечитывать заново произведения Андерсена, открывая его талант в новом звучании... сравнивая своё восприятие со сказочным...
МУЗА НОВОГО ВЕКА
Когда же проявит свое существование Муза нового века, которую узрят наши правнуки, а может быть, и еще более поздние поколения? Какова будет она? О чем споет? Каких душевных струн коснется? На какую высоту подымет свой век?
Да можно ли задавать столько вопросов в наше суетливое время, когда поэзия является чуть ли не помехой, когда ясно сознают, что от большинства бессмертных произведений современных поэтов останется в будущем много-много что-то вроде углевых надписей, встречающихся на тюремных стенах и привлекающих внимание разве некоторых случайных любопытных?
При таком положении дел поэзии поневоле приходится принимать известное участие в жизни, играть хоть роль пыжа в борьбе партии, когда люди проливают кровь или чернила.
Это односторонний взгляд, скажут многие; поэзия не забыта и в наше время.
Нет. Находятся еще люди, у которых в «ленивые понедельники» просыпается потребность в поэзии; испытывая от голода духовное урчание в соответствующих благородных частях своего организма, они посылают слугу в книжный магазин купить поэзии — особенно рекомендуемой, на целых четыре скиллинга! Некоторые же довольствуются и тою поэзией, которую могут получить в придачу к покупкам, или удовлетворяются чтением печатных клочков, в которые лавочники завертывают им покупки. Так выходит дешевле, а в наше суетливое время нельзя не обращать внимания на дешевизну. Итак, существующие потребности удовлетворяются — чего же еще? Поэзия же будущего, как и музыка будущего, — только донкихотство, и говорить о них — все равно что говорить о путешествии с научной целью на Уран!
Время слишком дорого, чтобы тратить его на фантазирование, а ведь что такое, в сущности, — если рассуждать как следует — что такое поэзия? Эти звучные излияния чувств и мыслей — только движение и колебание нервов. Восторг, радость, боль, даже материальные стремления — все это, по словам ученых, только колебание нервов. Каждый из нас, в сущности, нечто вроде арфы или другого струнного инструмента.
Но кто же затрагивает эти струны? Кто заставляет их колебаться и дрожать? Дух, незримый, божественный дух; его голос приводит их в колебание; они колеблются, звучат, и мелодия их или сливается с основным звуком в один гармонический аккорд, или образует могучий диссонанс. Так оно было, так и будет всегда в великом прогрессе человечества на пути свободного сознания.
Каждый век, можно даже сказать, каждое тысячелетие находит свое высшее выражение в поэзии. Рожденная в известную эпоху, Муза века выступает и царствует только в следующую.
Муза нового века родилась в наше суетливое время под грохот и стук машин. Привет ей! Она услышит или, может быть, прочтет его когда-нибудь между только что упомянутыми углевыми надписями.
Колыбель ее раскачивалась в пространстве, ограниченном, с одной стороны, крайней точкой, которой касалась нога человека в его изысканиях на севере, а с другой — крайними пределами видимого человеку темного полярного горизонта. Мы не слышали скрипа ее колыбели из-за шума стучащих машин, свиста паровозов, взрывов скал материализма и грохота сбрасываемых умственных оков.
Она родилась в великой фабрике, представляемой ныне нашей землей, в эпоху господства пара, неустанной работы господина Бескровного и его подручных.
У нее великое любвеобильное сердце женщины; в ее душе горит священное пламя весталки и огонь страсти. Одарена она быстрым, ярким, как молния, умом, проникающим через тьму тысячелетий; в нем, как в призме, отражаются все оттенки господствовавших когда-либо людских мнений, сменявшихся согласно моде. Силу и сокровище новой Музы составляет лебединое оперение фантазии, вытканное наукой и оживленное первобытными силами природы.
Она дитя народа по отцу; здравомыслящая, со здоровой душой, серьезными глазами и улыбкой на устах. По матери же она ведет род от знатных, академически образованных эмигрантов, хранящих память о золотой эпохе рококо. Муза нового века уродилась душой и телом в обоих.
На зубок ей положили в колыбель великолепные дары. В изобилии были насыпаны туда, словно лакомства, загадки природы с разгадками; из водолазного колокола высыпали ей разные безделушки и диковинки морского дна. На пологе была отпечатана карта неба, напоминающего океан с мириадами островов-миров. Солнце рисовало ей картинки; фотография должна была доставлять игрушки.
Кормилица пела ей песни северного скальда Эйвинда и восточного певца Фирдоуси, песни миннезингеров и песни, что выливались из глубины истинно поэтической души шаловливого Гейне. Много, даже слишком много, рассказывала ей кормилица. Муза знает и наводящие ужас предания прапрабабушки Эдды, предания, в которых как бы слышится свист кровавых крыл проклятий. Она прослушала в четверть часа и всю восточную фантазию — «Тысячу и одну ночь».
Муза нового века еще дитя, но она уже выпрыгнула из колыбели; она полна стремления, но еще и сама не знает, к чему ей стремиться.
Она еще играет в своей просторной детской, наполненной сокровищами искусств и безделушками стиля рококо. Тут же и чудные мраморные изваяния греческой трагедии и римской комедии; по стенам развешаны, словно сухие травы, народные песни; стоит ей поцеловать их, и они пышно распустятся, свежие, благоухающие! Вокруг нее раздаются бессмертные созвучия Бетховена, Глюка, Моцарта и других великих мастеров. На книжной полке стоят произведения авторов, считавшихся в свое время бессмертными, но на ней хватило бы места и для трудов всех тех, чьи имена передаются нам по телеграфной проволоке бессмертия, но замирают вместе с передачей телеграммы.
Много, слишком много она читала: она ведь родилась в наше время, многое придется ей забыть, и она сумеет позабыть.
Она еще не думает о своей песне, которая будет жить в новом веке, как живут теперь вдохновенные творения Моисея и другие. Она еще не думает о своей миссии, о своем будущем, она играет под шум борьбы наций, потрясающий воздух и образующий разные звуковые фигуры из гусиных перьев или из ядер — руны, которые трудно разгадать.
Она носит гарибальдийскую шапочку, читает Шекспира, и у нее мелькает мысль: «А ведь его еще можно будет ставить, когда я вырасту!» Кальдерон покоится в саркофаге своих произведений; надпись на нем говорит о его славе. Гольберга же — да Муза ведь космополитка — она переплела в один том с Мольером, Плавтом и Аристофаном; но охотнее всего она читает все-таки Мольера.
Ей незнакомо то беспокойство, которое гонит горную серну, но и ее душа жаждет соли жизни, как горная серна — раздолья гор. В сердце ее разлит такой же покой, каким дышат сказания древних евреев, этих номадов, кочевавших в тихие звездные ночи по зеленым равнинам, и все же, когда она поет их, сердце ее бьется сильнее, чем билось оно у вдохновенного древнего воина с Фессалийских гор.
Ну, а насчет ее религии как? Она изучила все философские таблицы, сломала себе на «происхождении первоначальных сил» один из молочных зубов, но получила взамен новый, вкусила плод познания еще в колыбели и стала так умна, что бессмертие кажется ей гениальнейшей мыслью человечества.
Когда же настанет новый век поэзии? Когда выступит его Муза? Когда мы услышим ее?
В одно прекрасное весеннее утро она примчится на паровом драконе, с шумом пронесется по туннелям, по мостам над пропастями, или пронесется по бурному морю на пыхтящем дельфине, или по воздуху на птице Рок Монгольфиера и спустится на землю, откуда и раздастся впервые ее приветствие человечеству. Откуда же? Не из земли ли Колумба, страны свободы, где туземцы стали гонимыми зверями, а африканцы — вьючными животными, страны, откуда прозвучала «Песнь о Гайавате»? Или из земли наших антиподов, золотого острова в южном море, страны контрастов, где наша ночь является днем, где в мимозовых лесах поют черные лебеди? Или из той страны, где звенит и поет нам колосс Мемнона, хотя мы и не понимаем пения сфинкса пустыни? С каменноугольного ли острова, где со времен Елизаветы господствует Шекспир? Из отчизны ли Тихо де Браге, где его не оценили, или из страны сказочных приключений Калифорнии, где возносит к небу свою главу царь лесов — Веллингтоново дерево?
Когда же заблестит звезда с чела Музы? Когда распустится цветок, на лепестках которого будет начертан символ красоты века, красоты форм, красок и благоухания?
«А какова будет программа новой Музы? — спросят сведущие «депутаты» от нашего времени. — Чего она хочет?»
Спросите лучше, чего она не хочет. Она не хочет выступить тенью истекшего времени! Не хочет мастерить новых драм из сданных в архив сценических эффектов или прикрывать убожество драматической архитектуры ослепительными лирическими драпировками! Она на наших же глазах шагнет в этой области так же далеко, как далеко шагнул мраморный амфитеатр от колесницы Фесписа. Она не хочет разбивать в куски естественную человеческую речь и потом лепить из них затейливые колокольчики с вкрадчивыми звуками времен состязаний трубадуров. Она не захочет признать поэзию дворянкой, а прозу мещанкой — она сделает и стихи и прозу равными по звуку, полноте и силе. Не захочет она и вновь ваять старых богов из могучих, как скалы, исландских саг! Те боги умерли, и у нового века нет к ним сочувствия — они чужды ему! Не захочет она и приглашать своих современников отдыхать мыслью в вертепах французских романов. Не захочет и усыплять их «обыкновенными историями»! Она хочет поднести современникам жизненный эликсир! Песнь ее и в стихах и в прозе будет сжата, ясна и богата содержанием! Биение сердца каждой национальности явится для нее лишь буквою в великой азбуке мирового развития, и она возьмет каждую букву с одинаковой любовью, составит из них слова, и они ритмично польются в гимне, который она воспоет своему веку!
Когда же наступит это время?
Для нас, еще живущих здесь, на земле, не скоро, а для улетевших вперед — очень скоро.
Скоро рушится китайская стена; железные дороги Европы достигнут закрытых культурных архивов Азии, и два потока культуры сольются!
Они зашумят, может быть, так грозно, что мы, престарелые представители современности, затрепещем, как перед наступлением Рагнарока, когда должны пасть старые боги. Но нам не следовало бы забывать, что эпохи и поколения человеческие должны сменяться и исчезать, что от них остаются лишь миниатюрные отражения, заключенные в рамки слова, которые и плывут по потоку вечности, словно цветы лотоса, говоря нам, что все эти поколения таких же людей, как и мы, только одетых иначе, действительно жили. Картина жизни древних евреев светит нам со страниц Библии, греков — из «Илиады» и «Одиссеи», а нашей жизни? Спроси у Музы нового века, спроси у нее во время Рагнарока, когда возникнет новая, преображенная Гимле. (По сев. миф. — одна из небесных обителей, самая прекрасная и светлая, избегающая разрушения во время Рагнарока и предназначенная для душ добрых и правдивых людей. — Примеч. перев. )
Вся сила пара, всякое давление современности послужат для Музы рычагами! Мастер «Бескровный» и его юркие подручные, которые казались могучими господами нашего времени, явятся лишь слугами, черными рабами, украшающими залы, подносящими сокровища и накрывающими столы для великого празднества, на котором Муза, невинная, как дитя, восторженная, как молодая девушка, и спокойная, опытная, как матрона, зажжет дивный светоч поэзии, являющийся богатым, переполненным человеческим сердцем, в котором горит божественный огонь.
Привет тебе, Муза поэзии нового века! Привет наш вознесется и будет услышан, как бессловесный гимн червя, перерезанного плугом. Когда настанет новая весна, плуг опять пойдет взрезывать землю и перерезывать нас, червей, ради удобрения почвы для новой богатой жатвы, нужной грядущим поколениям.
БИОГРАФИЯ ГАНСА ХРИСТИАНА АНДЕРСЕНА – ИСТОРИЯ МАЛЬЧИКА ИЗ БЕДНОЙ СЕМЬИ, КОТОРЫЙ БЛАГОДАРЯ СВОЕМУ ТАЛАНТУ ПРОСЛАВИЛСЯ НА ВЕСЬ МИР, ДРУЖИЛ С ПРИНЦЕССАМИ И КОРОЛЯМИ, НО ВСЮ ЖИЗНЬ ОСТАВАЛСЯ ОДИНОКИМ, ИСПУГАННЫМ И ОБИДЧИВЫМ
В статье использованы фото и изображения из архивов музеев Г.-Х. Андерсена в Оденсе и Копенгагене Один из величайших сказочников человечества обижался даже на то, что его называют «детским писателем». Он утверждал, что его произведения адресованы всем и считал себя солидным, «взрослым» писателем и драматургом.2 апреля 1805 года в семье башмачника Ганса Андерсена и прачки Анны Мари Андерсдаттер в городе Оденсе, расположенном на одном из датских островов – Фюне, родился единственный сын – Ганс Христиан Андерсен.Деда Андерсена, Андерса Хансена, резчика по дереву, считали в городе сумасшедшим. Он вырезал странные фигурки полулюдей-полуживотных с крыльями. Бабушка Андерсена-старшего рассказала ему о принадлежности их предков к «высшему обществу». Исследователи не нашли подтверждений этой истории в родословной сказочника.
Возможно, Ганс Христиан полюбил сказки благодаря своему отцу. В отличие от своей жены, тот знал грамоту, и читал сыну вслух разные волшебные истории, в том числе – «Тысячу и одну ночь».
Существует также легенда о королевском происхождении Ганса Христиана Андерсена. Он якобы был незаконным сыном короля Кристиана VIII
В ранней автобиографии сам сказочник писал о том, как в детстве играл с принцем Фритсом, будущим королём Фредериком VII, сыном Кристиана VIII. У Ганса Христиана, по его версии, не было друзей среди уличных мальчишек – только принц.Дружба Андерсена с Фритсом, утверждал сказочник, продолжилась и во взрослом возрасте, до самой смерти короля. Писатель рассказывал, что он был единственным человеком, за исключением родственников, кого допустили к гробу покойного.Отец Ганса Христиана умер, когда тому было 11 лет. Мальчика отправили учиться в школу для бедных детей, которую он посещал время от времени. Он подрабатывал подмастерьем у ткача, затем у портного.С самого детства Андерсен был влюблен в театр и нередко разыгрывал кукольные представления у себя дома.Витая в собственных сказочных мирах, он рос чувствительным, ранимым мальчиком, ему тяжело давалась учёба, а не самая эффектная внешность почти не оставляла шансов на театральный успех.В 14 лет Андерсен отправился в Копенгаген, чтобы стать знаменитым, и со временем это ему удалось!Однако, успеху предшествовали годы неудач и ещё большей бедности, чем та, в которой он жил в Оденсе.У юного Ганса Христиана было прекрасное сопрано. Благодаря ему, его взяли в хор мальчиков. Вскоре его голос стал меняться и его уволили.Он попытался стать танцором в балете, но тоже не преуспел. Долговязый, нескладный с плохой координацией – танцор из Ганса Христиана получился никудышный.Он попробовал заниматься физическим трудом – опять без особого успеха.В 1822 году семнадцатилетнему Андерсену наконец-то повезло: он познакомился с Йонасом Коллином (Jonas Collin) – директором Королевского Датского театра (De Kongelige Teater). Ганс Христиан в то время уже пробовал свои силы в сочинительстве, писал он, правда, в основном стихи.В 1822 году впервые было опубликовано его прозаическое сочинение «Призрак могилы Палнатоки».Йонас Коллин был знаком с творчеством Андерсена. По его мнению, у молодого человека были задатки большого писателя. Он смог убедить в этом короля Фредерика VI. Тот согласился частично оплатить образование Ганса Христиана.Следующие пять лет молодой человек учился в школах в Слагельсе (Slagelse) и Хельсингёра (Helsingør). Оба расположены недалеко от Копенгагена. Замок Хельсингёра всемирно известен, как место действия пьесы Уильяма Шекспира «Гамлет, принц датский» далее ГАНС ХРИСТИАН АНДЕРСЕН – ВЕЛИКИЙ, ОДИНОКИЙ И СТРАННЫЙ СКАЗОЧНИК | ScandiNews | Яндекс Дзен (yandex.ru) Книгоиздательство
Воспоминание - Андерсен Александер Бобров Льет дождь и мне некуда идти. Некуда идти - это не значит, что мне негде ступить - нет...
Просто Мне незачем ступать на землю, пусть она - велика - но дождь - здесь, вокруг меня… и потому он - лучшее, что мне дано.
Разве я могу сомневаться в справедливости происходящего со мной? Кто еще справедлив, если не мир, меня приютивший?
Я - не имеющий свободной минуты, слушаю дождь, как самые главные в моей жизни слова, потому, что времени - так много и его нужно заполнить иллюзией...
…Весь мир можно записать горсткой образов - разве необходимо называть все с предельной тщательностью? Я создам вселенные, судьбы, я опишу трагедии - просто и очевидно - не так ли я властен над тем, что взрастило меня - если надеваю на него такие прекрасные и легкие маски?
Меня называют сказочником и думают, что я фантазирую - но я - пишу летопись времен и судеб, я - Ньютон, пишущий в иных соотношениях смысла законы природы. Разве имеет значение - оперируем мы переменными или ожившими предметами сказок?
…Мир полон печали и дождь среди узких улиц мрачно бьет по трубам, стекая на уставшие от влаги мостовые...
У меня так много времени, хотя я так - занят. И потому я вынужден писать сказки, мои прекрасные формулы, носящие в себе смысл моих сокровенных и глубоких открытий... И разве неведомо людям, как эти открытия меняют мир?
Кануть в безвременье мне уже - не удастся, если я не сожгу то, что уже - открыто... Как прекрасно безвременье, как оно глубоко своим смыслом...
Дата: Воскресенье, 2021-12-26, 8:49 PM | Сообщение # 24
Администратор
Группа: Администраторы
Сообщений: 6921
Статус: Offline
Переоформила книгу Сказки Андерсена в ритмах Феано Добавила раздел о художнике, чья картина Сказки Андерсена - используется в качестве обложки - краткая биография и картины Станислав Романович Ковалев (30.09.1935) — график, иллюстратор, художник книги.
Заслуженный художник России, член-корреспондент Петровской академии наук и искусств Санкт-Петербурга, чьи иллюстрации к сказкам Пушкина, Бажова и Андерсона и по сей день украшают книги, которые издаются миллионными тиражами
Станислав Ковалев родился в Уфе. В 1954 году закончил Ленинградское художественное училище. С 1971 живет и работает в Перми. Сотрудничает со многими российскими и зарубежными издательствами. Иллюстрирует произведения русской, белорусской, западноевропейской классики; больше всего известен своими работами к детским книгам. Среди множества оформленных им детских книг — «Сказочная азбука», «Сказки» Пушкина и Андерсена, Ершова и другие. Всего Станиславом Романовичем оформлено и проиллюстрировано более 500 изданий. Кроме книг для детей он оформлял многие общественно-политические издания, художественную литературу, поэтические сборники. Многие из них выполнены в формате книжной миниатюры. Создал цикл портретов российских и зарубежных для литературно-художественного комплекса Краевой детской библиотеки им. Л. И. Кузьмина. Участвовал в международных книжных выставках-ярмарках России, Германии, Болгарии и других стран.
Работы Станислава Ковалева получили дипломы и медали на Международных, Всесоюзных, Республиканских конкурсах лучших книг. Белорусский Букварь, прекрасно иллюстрированный художником, удостоен Золотой медали на Международном конкурсе букварей в г. Лейпциге в 1977 году.
Благодарю Сказочницу за оформление обложки и полезные советы по макету!
«СНЕЖНАЯ КОРОЛЕВА» а также 1. - рассказ о пермском художнике СТАНИСЛАВЕ КОВАЛЁВЕ в конце книги 2. - другие сказки Андерсена:
«СОЛОВЕЙ» «ПРИНЦЕССА НА ГОРОШИНЕ» «ГОЛЫЙ КОРОЛЬ»
Книга посвящена доброму сказочнику Г.Х.Андерсену
Обложка С.Ковалев, 1983г. Использованы также картины художников И.Смирновой – мастера Галактического Ковчега и Г.Спирина. Оформление – Ирина Петал Некоммерческое издание Книгоиздательство
Общее число тем в разделах Пиров более 100, выбирайте!
Общие праздники всегда всем во благо, радуют заботами о подготовке к ним, создают атмосферу особого дружелюбия, настраивают на сюрпризы и подарки, сближают несогласных, дарят мир! Вот и мы стремимся дарить миру свой мир сотворчества и украшать наш общий праздник в меру сил и безмерности любви своей, хотим придать новый импульс Общему делу - Галактическому проекту, объединяющему творческих людей.
Дорогие Друзья!
Пиры мы празднуем ежегодно, начинаем в декабре и до Нового Года! И после - до следующего Нового года.
Единение – вот закон Богов, Это наш завет – плот спасительный, Здесь Ковчег готов, что для всех веков, Здесь гармонии мир пленительный,
Так войди же к нам, да найди ответ, Что в сердцах хранят тайны древности, Затанцуют все, кто поверил в свет, Мир духовности - мир безмерности. Сказки - жемчуга мира Книги Семи Морей
В райском саду под деревом познания цвел розовый куст; в первой же распустившейся на нем розе родилась птица; перья ее отливали чудными красками, полет ее был — сиянием, пение — дивной гармонией.
Но вот Ева вкусила от дерева познания, и ее вместе с Адамом изгнали из рая, а от пламенного меча ангела возмездия упала в гнездо одна искра. Гнездо вспыхнуло, и птица сгорела, но из раскаленного яйца вылетела новая, единственная, всегда единственная в мире птица феникс. Мифы говорят, что она вьет себе гнездо в Аравии и каждые сто лет сама сжигает себя в гнезде, но из раскаленного яйца вылетает новый феникс, опять единственный в мире.
Быстрая, как луч света, блистая чудною окраской перьев, чаруя своим дивным пением, летает вокруг нас дивная птица.
Мать сидит у колыбели ребенка, а птица витает над его изголовьем, и от веяния ее крыл вокруг головки ребенка образуется сияние. Залетает птица и в скромную хижину труженика, и тогда луч солнца озаряет хижину, а жалкий деревянный сундук начинает благоухать фиалками.
Птица феникс не вечно остается в Аравии. Она парит вместе с северным сиянием и над ледяными равнинами Лапландии, порхает между желтыми цветами, питомцами короткого лета, и в Гренландии. В глубине Фалунских рудников и в угольных шахтах Англии вьется она напудренною молью над молитвенником в руках благочестивого рабочего; в цветке лотоса плавает по священным водам Ганга, и глаза молодой индийской девушки загораются при виде ее огнем восторга!
Птица феникс! Разве ты не знаешь ее, этой райской птицы, священного лебедя песнопений? На колеснице Фесписа [Феспис (жил в Аттике около 550 г. до н.э.), согласно преданиям, был отцом трагедии и разъезжал по стране во главе странствующей труппы актеров; сценой им служила их же повозка] сидела она болтливым вороном, хлопая черными крыльями; по струнам арфы исландского скальда звонко ударяла красным клювом лебедя; на плечо Шекспира опускалась вороном Одина и шептала ему на ухо: "Тебя ждет бессмертие"; в праздник певцов порхала в рыцарской зале Вартбурга.
Птица феникс! Разве ты не знаешь ее? Это она ведь пропела тебе марсельезу, и ты целовал перо, выпавшее из ее крыла; она являлась тебе в небесном сиянии, а ты, может быть, отворачивался от нее к воробьям с крыльями, раззолоченными сусальным золотом!..
Райская птица, каждое столетие погибающая в пламени и вновь возрождающаяся из пепла, твои золотые изображения висят в роскошных чертогах богачей, сама же ты часто блуждаешь бесприютная, одинокая!.. Птица феникс, обитающая в Аравии, — только миф!
В райском саду родилась ты под деревом познания, в первой распустившейся розе, и творец отметил тебя своим поцелуем и дал тебе настоящее имя — Поэзия!
Дата: Пятница, 2024-01-26, 11:20 AM | Сообщение # 30
Хранитель Ковчега
Группа: Модераторы
Сообщений: 6056
Статус: Offline
Шесть неизвестных фактов из жизни Ханса Кристиана Андерсена
1. Сын короля
Андерсен объяснял смысл своего «Гадкого утенка» не так, как мы.
«Ты можешь вырасти на птичнике, главное, что ты вылупился из лебединого яйца. Если бы ты оказался сыном селезня, то из гадкого утенка превратился всего лишь в гадкую утку, каким бы добрым ни был!» — вот неожиданная мораль сказки. Писатель был уверен: отец его — король Кристиан Восьмой, который, будучи принцем, позволял себе многочисленные романы.
От связи с дворянской девушкой Элизой Алефельд-Лаурвиг якобы и родился мальчик, которого отдали в семью сапожника и прачки. Во время путешествия в Рим датская принцесса Шарлотта-Фредерика действительно сказала Андерсену, что он является внебрачным сыном короля. По всей видимости, она просто посмеялась над бедным фантазером. Однако, когда нищий писатель в 33 года неожиданно получил ежегодную королевскую стипендию, он еще больше уверился в том, что «отец его не забывает».
Сейчас в Дании идут разговоры о том, чтобы проверить происхождение Андерсена и провести генетический анализ.
2. Волшебная роза — эмблема печали
В детстве Ханса Кристиана «гоняли» все — от учителя, лупившего по рукам линейкой за невнимательность и страшную неграмотность, до однокашников, которым он «заливал» по-черному. Только одна-единственная девочка Сара как-то подарила белую розу. Длинноносый нескладный мальчуган был так поражен, что всю жизнь помнил чудо. Волшебная роза есть во многих его сказках.
3. «Жить значит путешествовать»
Эту фразу Андерсена в наше время взяли на вооружение тысячи туристических бюро. Сказочник был одержим движением, в общей сложности он совершил 29 больших путешествий, что по тем временам казалось почти невероятным. В поездках он проявил себя отважным и выносливым человеком, ездил верхом и хорошо плавал.
4. Великий трусишка
Трудно сказать, чего не боялся Андерсен и от чего не страдал. Он был страшным паникером. Малейшая царапина доводила его до приступа ужаса, а названия болезней вызывали дрожь. Он шарахался от собак, опасался незнакомых людей. Ограбления чудились ему на каждом шагу, а привычка экономить заставляла постоянно мучиться вопросом, не переплатил ли он за покупку.
Обедал он только «на стороне», годами ведя список «объедаемых», чтобы приходить к ним по очереди.
В кошмарах ему мерещилось, что его похоронят заживо, и каждый вечер он клал у кровати записку: «Я жив!»
Вечным страданием Андерсена была и зубная боль. Теряя очередной зуб, он расстраивался, а простившись с последним в 68 лет, заявил, что теперь не сможет писать сказки.
5. Платонический любовник
«Я все еще невинен, но кровь моя горит», — писал Андерсен в 29 лет. Похоже, Ханс Кристиан этот пожар так и не потрудился потушить.
На своей первой подруге он пообещал жениться, когда станет зарабатывать по полторы тысячи риксдалеров в год. В 35 лет его годовой доход уже был выше, но он так никогда и не женился. Хотя к концу жизни его состояние выросло до полумиллиона долларов (по нынешним меркам), да и квартирка в Копенгагене стоила не меньше 300 тысяч.
Все «большие любови» Андерсена так и остались платоническими. Два года он ездил в Швецию к певице Йенни Линдт (ее прозвали соловьем за прекрасный голос), осыпал цветами и стихами, но был отвергнут. Зато читателям досталась сказка о чудесной певчей птице.
Вторую половину жизни Андерсена в путешествиях сопровождали молодые друзья, однако открытых свидетельств о близких отношениях приятелей не сохранилось.
6. Дети и смерть
Своих детей у Андерсена не было. Чужим он охотно рассказывал истории, но не терпел, чтобы они сидели у него на коленях. Незадолго до смерти — а прожил он 70 лет — Ханс Кристиан просил композитора Хартмана сочинить марш к его похоронам. И подогнать ритм под детский шаг, поскольку дети будут участвовать в церемонии.
Он не боялся травмировать детскую психику, ненавидя счастливый конец и оставив нам грустные, а порой и мрачные сказки. Единственным произведением, которое, как он признался, трогало его самого, была «Русалочка».