Да, автобусные сиденья для русской попы оказались, увы, узковаты, но выбирать не приходилось, вернее первоначальный выбор в пользу Бирмы в свой час нами был сделан, и теперь оставалось только разыгрывать предложенную жизнью карту. За неделю путешествия по недавнему Российскому собрату – бывшей Социалистической Республике Бирме – мы успели влюбиться в этот народ, и принимаем всё, как дар судьбы. Даже эту поездку за тридевять земель в некомфортабельном автобусе. Нам – не привыкать…
Почему-то вспомнились первые часы пребывания в стране. Эта пугающе пустая площадь у аэропорта – ни тебе менеджеров, наперебой предлагающих свои отели, ни такси, ни рикш… С таким приёмом сталкиваться ещё не доводилось: нам здесь не были рады, мало того – нас попросту не ждали. В тенёчке, дожидаясь автобуса турфирмы, жались к стене с десяток итальянцев. Ещё в самолёте выяснили у знавшей русский язык итальянки, назвавшейся Дашей и видимо имевшей русские корни, что группа будет жить в отеле «Панорама». О нём мы читали в Интернете как о недорогом, поэтому, боясь упустить единственный шанс быстро добраться до города, втащили в салон подошедшего автобуса рюкзаки и приветливо улыбаясь что-то лопотавшему гиду, уселись сами. На беду гид , пересчитав пассажиров по головам и обнаружив избыток, испугалась и попыталась от нас избавиться, но Даша решительно встала на нашу защиту и всё обошлось. Через полчаса мы нарисовались в столице. Отель был, несомненно, хорош, но не про нас – самый дешёвый номер напрочь выбивал из лимита. Поэтому, поблагодарив итальянцев, вышли из прохладного вестибюля гостиницы на раскалённые мостовые Янгона.
Припоминаю ужас, охвативший меня в грязнющем переулке, где я в ожидании мужа, ушедшего искать гест хауз, судорожно отбивалась от облепивших меня мух. Буквально в метре прямо на тротуаре – крохотные столики едальни с совершенно непереносимым тошнотворным запахом национальной кухни. Меня мутит, безумно хочется спать (мы проскочили ночь, летя навстречу солнцу) и окружающее уже начинает казаться ирреальностью, страшным сном, бредом каким-то… Хотелось спрятаться от умопомрачительной нищеты, от удивительных чёрных людей в юбках с накрашенными белой краской щеками, от орущих торговцев с огромными корзинами на головах и, главное, от неотвязных мух. Когда появился муж, я совсем сомлела на солнце в своих насквозь пропотевших джинсах под любопытными взглядами потоком идущих прохожих: им было странно видеть непонятно как попавшую в их мир рассевшуюся на рюкзаке пышнотелую иностранку. А надо было ещё найти в себе силы встать и, взвалив на плечи рюкзак, идти, идти по пеклу туда, где муж, наконец, отыскал номер нам по карману, потом подниматься с грузом за спиной по высоченным ступеням почти вертикальной лестницы на четвёртый, а фактически – седьмой этаж, где притаился долгожданный горячий душ. О, как же обманчиво бывает первое впечатление! Буквально через час мы, втянувшиеся в новую жизнь, уже неслись по улицам Янгона в поисках достопримечательностей – надо было спешить, время – не ждёт.
Не удержусь от того, чтобы не похвастаться: на сегодняшний день мы успели увидеть столько изумительного и поразительного, что это превзошло наши самые смелые ожидания и даже затмило собой вызвавшие неописуемый восторг храмы Ангкора в Камбодже. Однако обо всём и подробно я расскажу как-нибудь в другой раз, пока же, вооружившись пером и бумагой и угнездившись кое-как в кресле, постараюсь написать путевые заметки, тем более что днём междугородним автобусом мы едем впервые.. Дорога из Мандалая в древнюю столицу Бирмы Баган великолепна: сначала – шестиполосный хайвэй, потом – две широкие асфальтированные дороги с односторонним движением и многометровой разделительной полосой. Скорость большая, под сто километров. На узкоколейке (такая здесь железная дорога) видели поезда двух типов: с занавесочками – для достойного перемещения по стране и забитые под завязку вагоны для простых бирманцев.

Наш видавший виды автобус везёт кроме аборигенов шестерых иностранцев. Поскольку размещение – свободное, белые уселись впереди, оттеснив бирманцев. Мы сидим на своих местах, указанных в билетах – где-то в середине автобуса. Окна и дверь – открыты. Демократично подбираем по пути людей с тюками и сумками. Лица входящих – счастливые, улыбающиеся: ещё бы, повезло, едут… О, как хороша улыбка бирманцев! Открытая, от души, она отогревает сердце, и оно открывается навстречу этим добрым, бесхитростным, духовно красивым людям. Как же разительно этот сердечный, отзывчивый народ отличается от напряжённых, во всём ищущих выгоды вьетнамцев! Может быть, причина в традиционной приверженности бирманцев Будде, Небесам, а не преходящему, сиюминутному, земному, что приучило людей довольствоваться малым. А заполонившие мир вьетнамцы-торгаши, чтобы выстоять в конкурентной борьбе, вынужденно стали такими, какими мы их видим. Не мне судить, просто констатирую факт: бирманцы оказывались куда участливей, благородней и душевней, где бы мы с ними ни сталкивались – в городах, в деревнях, в глуши… Позже, просматривая фотографии, убеждаюсь в этом ещё раз – я везде улыбаюсь. Это я-то!
Крайне жаль, что не осталось ни фото, ни видео от моего многочасового похода вдоль моря в рыбачий посёлок – ушла с пустыми руками, в одном купальнике, присоединившись к совершавшей очередной утренний моцион немецкой семейной паре. Только в полдень подошли к притянутым якорями к берегу небольшим шхунам. На одну из них цепочка мускулистых смуглых как самый тёмный шоколад рыбаков заносила длинные-предлинные сети, с другой в корзинах выносили улов – абсолютно одинаковую по виду и размеру рыбу. Догнали мы усталых, но счастливо улыбающихся мужчин, несущих на плечах на толстой палке тяжеленных рыбин размером больше их самих и в длину, и в толщину. Рыбаки с гордостью позировали немцу, у которого в поясной сумке оказалась малюсенькая цифровая видеокамера. Немец фиксировал всё. У хижин на земле сидели десятки мужчин, женщин и детей, разбирающих и чинящих сети. На берегу на длинных жёлтых, похожих на древесную стружку водорослях сушилась рыба. А неподалёку в прибойной полосе валялись гниющие отходы жизнедеятельности – как видно туалетов в посёлке не было.

Вдруг под ногами я увидела чудесную шипастую, сияющую на солнце раковину и затанцевала от радости. В этот момент мимо проходила стайка девушек, по самые брови укутанных в свои накидки, в юбках до земли. Вообразите себе их восторг от представшего глазам зрелища: полуголая с обгоревшим красным, вывалившимся поверх плавок пузом, босая иностранка, потрясая в воздухе найденной ракушкой, непристойно выплясывает на виду у всех на мокром песке танец дикаря. Девчонки окружили меня, сбросили накидки с сияющих лиц и попросили ещё раз показать так насмешивший их танец. У меня было прекрасное настроение, и я повторила движения. Девчонок охватил экстаз. Так вот, когда мы возвращались назад, мне навстречу то и дело выбегали малюсенькие детишки, неся в ручонках точно такие, как найденная мной, раковины. И как назло, ни конфетки с собой! А ведь мы везём из Москвы не один килограмм конфет и угощаем всех встретившихся малышей. Ну, я гладила ребятишек по головкам, с любовью брала их ручки в ладони и благодарила, как могла. Глазищи чёрные, круглые с пристальным вниманием изучающе останавливались на неприлично толстой белой женщине – все кругом были очень худы. Понимали ли они, что есть и иные страны на свете? Очень красивые дети, но перспектива у них одна: прийти, когда подрастут, на смену своим родителям, также ловить и сушить рыбу, рожать детей и умирать тут же, в убогой лачуге. Беспросветность!... Или счастье?
В Бирме в основном жив патриархальный уклад, его не в состоянии разрушить дозволенный властями минимум благ цивилизации: кое-где имеющийся телевизор, телефон или этот крайне редкий автобус. Как и их предки, люди ходят в юбках, вместо любого парфюма используют наносимое на выступающие части лица «танакА» – растёртое на каменном круге до состояния пудры ароматное дерево, пашут на волах, тяжести перевозят на буйволах, сидят на земле у разведённого очага возле вознесённых на сваи хижин из циновок. Женщины готовят неприхотливые блюда из риса, варят в масле начинённые бананами, стружкой кокосового ореха или стеблями съедобных растений сладкие лепёшки. Мужчины, собравшись в кружок, сидят на корточках и степенно обсуждают свои проблемы. Забот немало, поскольку в семьях, как минимум, шестеро детей – прокорми-ка такую ораву. Но вероятно из-за отсутствия потребностей это для бирманцев не такая большая проблема, как у нас. Обучение в школах – поверхностное, специалисты при неразвитой технике практически не нужны, так зачем зря стараться… Младшего сына семья отдаёт в монастырь, где он молитвой духовно поднимает весь род. Может быть, поэтому глаза даже у самых маленьких детишек такие мудрые, такие прекрасные, что даже страшно заглядывать в их глубину.

Через час хорошая дорога кончилась, пошёл латаный асфальт – мелкий камень, залитый битумом. Сильно трясет, и скорость упала до пятидесяти километров. Но, скорее всего, будет ещё хуже, так как расстояние в 190 километров автобус предположительно преодолеет за восемь часов. Стало больше деревьев – высоких кокосовых и низких – банановых пальм. Чувствуется, вдоль дороги – крепкие крестьянские хозяйства. Куда ни взгляни – идиллические картины: лежит, отдыхая, сытый скот, в основном белые и серые коровы с горбом на спине у основания шеи, на межах пасутся как на подбор одинаковые, цвета красного дерева, вислоухие овцы, по тропкам чинно гуськом идут крупные гуси, в озерках воды плещутся белые утки… И всё это – среди бархатной зелени всех оттенков – немыслимого многоцветья засаженных в разное время рисовых чеков, на которых видны только конусы шляп да согбенные спины прилежных работников. Бирманцы собирают три урожая риса в год, но «где деньги, Зин?». Кто-то ловко обжуливает 50-ти миллионное население. Хороших дорог нет, тракторов на полях нет, нет ни вилл, ни даже просто приличных жилых домов из кирпича.
Зато есть ступы да пагоды. Где-то совсем старые, полуразвалившиеся, поросшие кустами и травой, но ещё сопротивляющиеся времени, держащие форму, заданную давно ушедшим в иной мир строителем. Но чаще видим совсем новые пагоды – ослепительно белые или золотые, сияющие драгоценными камнями. Считается, что строительство монастыря, ступы или пагоды – лучшее вложение в благополучие будущей жизни, в благоприятное перерождение. Это как вызов царящему в стране бесправию.

Проезжаем монастырь за монастырём – добротные каменные постройки, во дворах – чинные, лишённые детства наголо бритые детишки в вишнёвых монашеских одеяниях… А может, это воспитание получше европейского будет? Ведь народ не крадёт, не пьёт, не … Что там ещё в наших Заповедях, которые мы, не стесняясь, нарушаем сплошь да рядом? Если б только не военная хунта, пригнувшая безропотный народ к земле, я бы сказала, что в Бирме видела рай земной, землю обетовАнную. Всё лучшее отдаётся (не жертвуется – приносится в дар!) Богу. Бирманцы, живущие в сколоченных на скорую руку лачугах, тратят все деньги на покупку сусального золота, необходимого для украшения статуй и пагод. И в свободное время любят отправляться на поклонение к святилищам, обычно стоящим высоко на горе, куда ведут не сотни – тысячи ступеней. После разгрома университетов военным режимом, именующим себя «Комитетом Мира и Развития», многие преподаватели и студенты ушли в монахи.В монастырях много знающих английский язык и легко идущих на контакт философов, знатоков священных текстов. Может быть, ещё и поэтому духовный потенциал бирманского народа велик как нигде в мире.
Вообще в стране бессчётное количество монахов. Познавшие Истину имеют в любом возрасте гордую осанку достойного человека, даже в старости – иссохшие и морщинистые, они остаются величественными, исполненными тайных знаний носителями высшей мудрости. Это не надменность и не гордыня, нет, это – всепонимание. Наверное, ради достижения такого состояния духа стоит проводить в медитации годы. Но жизнь? Ведь она проходит мимо... А может, нет? Вполне возможно, что такая фантастическая терпимость и доброта бирманцев объясняется ненавязчивым влиянием самоотречённых, растворённых в народе мудрых монахов. Их стоическая жизнь проходит у всех на глазах и лучше всяких увещеваний приводит к мысли, что превыше всего в мире – добро, а не зло, что самосозерцание ведёт к Истине, давая понимание и указывая путь к разрешению любой ситуации. Сознавая это, народ содержит монастыри, не отказывая в милостыне, подаёт монахам то малое, что может. Мы, наменяв мелких денег, тоже даём просящим: 10 или 50 чат, что в пересчёте на наши деньги – совсем немного (30коп. и 1,5руб.), а для монаха это – лепта, которую он, счастливый, с радостью внесёт в монастырский кошт, что может быть для него дороже целого богатства. Согласно Уставу, монах не может владеть собственностью кроме одежды, зонта и чаши для подаяний, куда и складываются пожертвования, к которым монах не имеет права прикасаться. Как, между прочим, и к женщинам. В Бирме женских монастырей мало, монахини, наголо выбритые, как и мужчины, ходят в розовых балахонах, покрыв голову красной тканью. Но к ним уважения почему-то гораздо меньше, чем к мужчинам. Мне же монахини показались не менее возвышенными.
А в наш будто резиновый автобус садятся всё новые пассажиры. Думаю, скоро их будут сажать на крышу – на мешки и наши рюкзаки. Вполне может быть, что так оно и происходит в данный момент на самом деле, мы просто этого не видим. Ведь езда на крыше здесь в порядке вещей – встречные машины едут буквально облепленные людьми, как виноградная гроздь. Удивительно, но отчего-то подобный цирковой трюк не пробуждает во мне чувства страха за исполнителей. Ко всему привычный, ловкий народ при всей его нищете внушает искреннее уважение. Вот так же, как живучая нация бесстрашно мостится на крошечных выступах бортов старых грузовичков и раздолбанных джипов, с такой же верой, что всё будет хорошо, она производит на свет детей. И правильно делает, ибо это – шанс не выродиться, которого мы, русские, перестав уповать на Бога, практически себя лишили.
В Мандалайской области земля куда плодороднее, оттого и народ более зажиточный, чем на юге. До горизонта – ни одного пустого, невозделанного клочка почвы и только деревья, выросшие среди полей, имеют право на существование. Одиночные красавцы с раскидистыми кронами невероятно оживляют и украшают пейзаж, поля уже не кажутся унылой равниной, взгляду есть на чём остановиться во время углублённой медитации при общении с Богом. Словно гениальный художник, продумав все мельчайшие нюансы, нарисовал эту дивную картину, дабы подчеркнуть неповторимую красоту природы этого благословенного края. А вдоль дороги стоят перевёрнутые плетёные корзины без дна, оберегающие от нечаянного вытаптывания скотом нежные саженцы новых деревьев. Вероятно, немногие из них доживут до того дня, когда смогут укрыть под своими листами истомлённого путника. Но поставивший плетёнку шанс даёт каждому, а дальше – как распорядится судьба. Конечно, счастливее всех окажутся выросшие около воды, вдоль ручьёв и арыков, подающих воду на поля и рисовые чеки. Именно эти деревья, поднявшись высоко над земным пространством, станут царить здесь, определяя ландшафт местности и придавая ей незабываемый колорит.
А народ всё входит и входит в наш небольшой автобус, хотя проход между креслами давным-давно полностью забит людьми. Каждые 200 метров – остановка, снова кто-то подсаживается. А как же иначе? Автобус ездит только дважды в день, сегодня – воскресенье, на которое обычно откладываются все личные дела. Правда тут, в сельской местности, в сухой сезон, пожалуй, все дни недели – рабочие, ведь растения не живут по человеческим законам и, как дети, не зная выходных, ежедневно требуют заботы и внимания.
Мужа, сидящего ближе к проходу между креслами, совсем завалили на меня. Почти расплющенная о стекло, всё-таки пытаюсь корявым от тряски почерком занести на листок блокнота трудноразборчивые иероглифы, лишь отдалённо напоминающие буквы русского алфавита. Чувствую, обстоятельства вот-вот вынудят меня прервать мои путевые заметки, ибо почти теряю и эту последнюю возможность писать. Но пока рука движется, хочу отметить, что в городках, мимо которых проходит наш путь, основной транспорт – велосипед, хотя встречаются и мотоциклы, и грациозно перебирающие ногами маленькие лошадки, запряжённые в двухколёсные повозки, и соперничающие с ними в скорости, упорно крутящие педали велорикши. Машин так мало, как было в двадцатые годы прошлого века в Москве. Мне думается, в представлении аборигенов, в городках жизнь бьёт ключом, когда она на самом деле по нашим меркам в этих богоугодных местах стоит на месте.

http://stihi.ru/2006/03/01-1451
Лида Луткова
Продолжение следует.